М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

* К ней ездил старик Анненков, Вадковские, Мещериновы, из­

редка Столыпины, подолгу гащивал приезжавший с Кавказа Павел

Петрович Шан-Гирей, женатый на племяннице Е. А. Арсеньевой, осо­

бенно пленявшей Мишу своими рассказами. ( Примеч. А. З. Зиновьева.)

77

вал, любил фехтованье, верховую езду, танцы, и ничего

в нем не было неуклюжего: это был коренастый

юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых

летах 4.

В начале 1830 года я оставил Москву, раза два пи­

сала мне о нем его бабушка; этим ограничились мои

сношенья, а вскоре русский наставник Миши должен

был признать бывшего ученика своим учителем. Лер­

монтов всегда был благодарен своей бабушке за ее за­

ботливость, и Елизавета Алексеевна ничего не жалела,

чтобы он имел хороших руководителей. Он всегда яв­

лялся в пансионе в сопровождении гувернера, которые,

однако, нередко сменялись. Помню, что Миша особенно

уважал бывшего при нем француза Жандро, капитана

наполеоновской гвардии 5, человека очень почтенного,

умершего в доме Арсеньевой и оплаканного ее внуком.

Менее ладил он с весьма ученым евреем Леви, засту­

пившим место Жандро 6, и скоро научился по-англий­

ски у нового гувернера Винсона, который впоследствии

жил в доме знаменитого министра просвещения гр.

С. С. Уварова. Наконец, и дома, и в Унив. пансионе,

и в университете, и в юнкерской школе Лермонтов был,

несомненно, между лучшими людьми. Что же значит

приписываемое ему честолюбие выбраться в люди?Где

привился недуг этот поэту? Неужели в то время, когда

он мог сознавать свое высокое призвание... и его славою

дорожило избранное общество и целое отечество? Пе­

риод своего броженья, наступивший для него при пере­

ходе в военную школу и службу, он слегка бравировал

в стихотворении на стр. 194-й первого тома, написан­

ном, разумеется, в духе молодечества:

Он лень в закон себе поставил,

Домой с дежурства уезжал,

Хотя и дома был без дела;

Порою рассуждал он смело,

Но чаще он не рассуждал.

Разгульной жизни отпечаток

Иные замечали в нем;

Печалей будущих задаток

Хранил он в сердце молодом;

Его покоя не смущало

Что не касалось до него,

Насмешек гибельное жало

Броню железную встречало

Над самолюбием его.

Слова он весил осторожно,

И опрометчив был в делах;

78

Порою, трезвый — врал безбожно,

И молчалив был на пирах.

Характер вовсе бесполезный

И для друзей и для врагов...

Увы! читатель мой любезный,

Что делать мне — он был таков! 7

М<ихаил> Н<иколаевич? Ш<уби>н, один из умных,

просвещенных и благороднейших товарищей Лермон­

това по Университетскому пансиону 8 и по юнкерской

школе, не оправдывая это переходное настроение, кото­

рое поддерживалось, может быть, вследствие укоренив­

шихся обычаев, утверждает, что Лермонтов был любим

и уважаем своими товарищами 9.

Д. А. МИЛЮТИН

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Заведение это пользовалось в то время прекрасною

репутацией и особыми преимуществами. Оно помеща­

лось на Тверской 1 и занимало все пространство между

двумя Газетными переулками (старым и новым, ныне

Долгоруковским), в виде большого каре, с внутренним

двором и садом. Пансион назывался Университетским

только потому, что в двух старших классах, V и VI,

преподавали большею частью университетские профес­

сора; но заведение это имело отдельный законченный

курс и выпускало воспитанников с правами на четыр­

надцатый, двенадцатый и десятый классы по чинопроиз­

водству 2. Учебный курс был общеобразовательный, но

значительно превышал уровень гимназического. Так,

в него входили некоторые части высшей математики

(аналитическая геометрия, начала дифференциального

и интегрального исчисления, механика), естественная

история, римское право, русские государственные

и гражданские законы, римские древности, эстетика...

Из древних языков преподавался один латинский; но

несколько позже, уже в бытность мою в пансионе,

по настоянию министра Уварова введен был и греческий.

Наконец, в учебный план пансиона входил даже курс

«военных наук»! Это был весьма странный, уродливый

набор отрывочных сведений из всех военных наук, про­

ходимый в пределах одного часа в неделю в течение

одного учебного года. Такой энциклопедический харак­

тер курса, конечно, не выдерживает строгой критики

с нынешней точки зрения педагогики; но в те времена,

когда гимназии у нас были в самом жалком положении,

Московский университетский пансион вполне удовлет­

ворял требования общества и стоял наравне с Царско-

80

сельским лицеем. При бывшем директоре Прокоповиче-

Антонском и инспекторе — проф. Павлове он был

в самом блестящем состоянии. В мое время директором

был Курбатов, а инспектором — Иван Аркадьевич Свет­

л о в , — личности довольно бесцветные, но добродушные

и поддерживавшие насколько могли старые традиции

заведения. <...>

Преобладающею стороною наших учебных занятий

была русская словесность. Московский университетский

пансион сохранил с прежних времен направление, так

сказать, литературное. Начальство поощряло занятия

воспитанников сочинениями и переводами вне обяза­

тельных классных работ. В высших классах ученики

много читали и были довольно знакомы с тогдашнею

русскою литературой — тогда еще очень необширною.

Мы зачитывались переводами исторических романов

Вальтера Скотта, новыми романами Загоскина 3, бре­

дили романтическою школою того времени, знали на­

изусть многие из лучших произведений наших поэтов.

Например, я знал твердо целые поэмы Пушкина, Жу­

ковского, Козлова, Рылеева («Войнаровский»). В из­

вестные сроки происходили по вечерам литературные

собрания, на которых читались сочинения воспитанни­

ков в присутствии начальства и преподавателей 4. Не­

которыми из учеников старших классов составлялись,

с ведома начальства, рукописные сборники статей,

в виде альманахов (бывших в большом ходу в ту эпоху)

или даже ежемесячных журналов, ходивших по рукам

между товарищами, родителями и знакомыми. Так

и я был одно время «редактором» рукописного журнала