Один на один - Ник Перумов

- Ни черта я в них не понимаю. Ни черта. А главное - не верю. Понимаешь, какая хреновина? Забулдону какому-нибудь, бомжу вшивому скорей поверю, а не им! - Голос его внезапно охрип. - Знаешь, какая она была? Сидит у окна, курит... в маечке такой, черной... у нее майка была любимая, шелковая... Мишка пошевелил в воздухе пальцами, словно вспоминая ткань на ощупь. - А плечо - загорелое... веришь, у меня от одного этого плеча - мурашки по всему телу гуляли. Смотрю на нее - аж ком в горле... а она тут повернется, как скажет какую-нибудь гадость... И так ведь, стерва, умела поддеть... Я однажды чашку от злости разбил. Вот так, как сидел, пил чай, так с кипятком об стену и шваркнул... Или в субботу... Час перед зеркалом сидит, лицо себе блядское рисует... Потом сумочкой - дынц! По-целуйчик - чмок! Дверью - шмяк! Духами потом час в квартире пахнет. И знаю ведь, знаю, что не к мужику, к подруге поехала, сучке этой крашеной. Поверишь? - по полу катался, кулаки до крови кусал... А потом брал бутылку водки и ехал на "Москву" к шлюхам знакомым...

Шестаков достал сигарету. Саша автоматически зажег ему спичку, даже не вспомнив, что мать категорически запрещает курить в комнате. Он уже догадался, что Мишка говорит о своей бывшей жене. Этот горький и честный монолог попал в самую больную точку Сашиной души. Прав Мишка. "Не верю" и "не понимаю". Но, с другой стороны, на четвертом десятке хочется, - ведь хочется, да? - чтобы теплая ласковая рука вот так же поправляла тебе воротник, и чтоб рубашки в шкафу висели выглаженные женской рукой, и завязать наконец с пластилиновыми пельменями...

- Мальчики, вы чай... - весело чирикнула в дверях Ирка, но, наткнувшись на свинцовый взгляд Шестакова, поперхнулась вопросом и вышла.

- Ни хрена ты не понимаешь, морячок, - тяжелея словами, продолжал Миша. Когда она от меня к Дрягину ушла, я ж тогда "Макарова" взял... убивать ее поехал...

- Да ну? - обалдело выдохнул Саша. - А он?

- Он? Валерка, как дверь открыл, сразу все понял... Достал свою такую же "пушку" и сказал спокойно: "Стреляться? Давай. Один - на кладбище, второго - в "Кресты". Ни одна баба такого не стоит".

"Не стоит, не стоит..." - гулко застучало у Саши в голове. И сразу же, как наваждение, перед глазами появилось лицо Светы, там, в машине, давным-давно, рядом с тем страшным человеком. И как Саша влюбился тогда, за одну секунду, влюбился навсегда и насмерть, готов был раскидать охрану голыми руками, схватить Свету на руки и унести ее на край света... "Не стоит, не стоит..." гремело все сильнее.

- А потом? - Саша тряхнул головой, отгоняя наваждение.

- Потом? Я домой поехал.

Шестаков замолчал. Ясно было, что больше он не скажет ни слова.

- Сыночек, - ласково пропела мамаша, - спать пора. Ложитесь, ребятки. Мишеньке я на раскладушке постелю. - Похоже, у нее был тщательно разработанный план ночевки. Саша бестолково толкался по квартире, пока мать с Иркой мостили раскладушку в узком коридоре. Машенька смотрела влажными зовущими глазами. Увы. Внезапно ослабевший Шестаков, под шумок, как был, в брюках и свитере, занял почти весь Сашин диван и уже похрапывал. При этом носки он снял и аккуратно положил на телевизор.

"А ну вас всех!" - решил Саша и, под осуждающими взглядами женщин, пихнув Шестакова в бок - подвинься! - улегся рядом.

Сон не шел. Несколько раз Саша проваливался ненадолго в безобразную кашу из лиц и фраз (откуда-то назойливо лезло: "Я вышла на Пикадилли..."), тут же просыпался в холодном поту, переворачивал горячую подушку, проклиная короткий диван и дрянную водку. Два раза еще вставал к окну покурить. Шестаков спал на спине, жутковато похлюпывая сломанным носом. Эх, Мишка, Дрягина за предателя держишь, а сам по загорелому плечу тоскуешь... "Выборгские крысоловы", говоришь? Зуб даю, завтра же агитировать начнешь. Романтика, что ни говори... Да только не хочу я этого больше, хватит с меня космических приключений! В конце концов, мы свое дело сделали: жжаргам накостыляли, карлика Александра Иваныча на чистую воду вывели. Антонов уж полгода как в могиле лежит. Враг побит, господа. Так сказать, виктория. Все. Теперь буду собой заниматься. Так что извини, Мишаня, даже не уговаривай.

Дав такой хоть и мысленный, но очень решительный ответ Шестакову, Саша тут же провалился в сон.

Это был удивительно четкий и простой кошмар. Равнина, серо-коричневая, с ошметками выгоревшей травы. Саша, одетый в какую-то нелепую хламиду. И ветер. Вначале - легчайшее, нежнейшее дуновение чуть взъерошило волосы на затылке. Потом посильнее - толкнуло в спину, рвануло край одежды. И тут же - вихрь, удар, свист, от которого заложило уши. Все вокруг заволокла мгла. Саша стоял, широко расставив ноги, спиной к ветру, понимая, что главное - не упасть. Упасть - значило умереть. Послышался треск разрываемой ткани - и вот уже разорванную в клочья хламиду унесло за горизонт. Странный зуд и жжение появились во всем теле. Саша поднес руку к лицу и увидел, как медленно и совершенно безболезненно сползает кожа с кисти. Обрывки мышц еще секунду болтались на ослепительно белых костях.

Пепел. Пепел и песок. С тихим отвратительным хрустом подломились ноги. И это было НЕ СТРАШНО. Вздох, легкое, прозрачное облачко (непонятно, как Саша мог его видеть) отделилось от серой кучки праха - той, что несколько минут назад была человеком, - и взлетело в небо.

Ничего больше Саша наутро не помнил. Только странную, приторно-сладкую смесь тошнотворного ужаса и несказанного блаженства.

Утром все получилось точно так, как предполагал Саша. Вяло дожевывая бутерброд, Шестаков спросил:

- У тебя теперь - отпуск?

- Угу - Саша ел и все никак не мог насытиться домашней едой.

- Большой?

- Полгода.

- Вот. Я и говорю.

- Чего это ты говоришь?

- В смысле - намекаю.

- На что намекаешь?

- Не прикидывайся дуриком. Чего тебе зря полгода бездельничать? Пошли к нам.

- К кому это - "вам"? - подозрительно спросила Сашина мать. Мишине разбитое лицо, количество выпитой ночью водки и ночная оккупация дивана произвели на нее неблагоприятное впечатление. Очевидно было, что к Шестакову она испытывает сильнейшее недоверие.

- Так, контора одна, - уклончиво ответил Миша.

- Крыс ловят, - объяснил Саша матери.

- Это что - санэпидстанция?

- Почти.

- И хорошо платят?

- Ну, естественно, это ж для нас вопрос решающий. Если выяснится, что крыс нужно не просто ловить, а, например, еще и потрошить на месте, но стоит это сто баксов с носа, тогда - никаких возражений.

- Договоримся, - важно ответил Шестаков. Магическое слово. Никто заранее не знает, на что будут договариваться, но успокаивает моментально.

- Сыночек, - ну вот, мамаша готова, - а может, попробуешь? Сейчас ведь жизнь, знаешь, какая дорогая? А ты - молодой, тебе развлекаться надо, одеться хорошо, за девушками поухаживать...