Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Точно.
Какая досада, что я вынужден признать это.
Я кладу голову на руки и стараюсь подавить нахлынувшую злость неизвестно на что… или на кого. Я зол на него. Зол за то, что он испарился, предоставив мне разбираться с уймищей теоретических вопросов.
Я тяжело вздыхаю и пытаюсь поудобнее устроить локти на жесткой столешнице. Глаза закрываются против воли — сказывается полубессонная ночь.
А потом сам не замечаю, как засыпаю.
* * *
Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как я заснул, до того, как открываю глаза. Голова по-прежнему лежит на скрещенных руках, и я больше не чувствую боли от соприкосновения кожи на лице с кожей рук. Видимо, нервные окончания восстановились.
Тусклый свет подземелий почти не померк, и я делаю вывод, что отключился не больше, чем на несколько часов.
Мне всегда было интересно, каким образом слизеринцы освещают комнаты и классы. Коридоры озаряются факелами, но в кабинетах свечные люстры зажигаются только с наступлением сумерек на улице. В остальное время суток кажется, что стены слизеринских помещений источают тусклое свечение, сродни холодному огню фосфоресцирующих насекомых. Это напоминает дневной свет в пасмурный день, когда небо плотно обложено тучами.
И вот если судить по тому, что в кабинете по-прежнему светло, на улице должно быть… ну, скажем, часа четыре пополудни. Правда, на носу май, и темнеет поздно…
Хотя нет ничего проще проверить.
Я пытаюсь разогнуться, чтобы взглянуть на наручные часы, и сдержанно шиплю, когда выясняю, что у меня затекло все тело. Я вынужден посидеть неподвижно, дожидаясь, пока спина привыкнет к вертикальному положению и пропадут колючие мурашки, разбегающиеся вдоль позвоночника. Наконец руки начинают слушаться, и я с наслаждением потягиваюсь.
А потом перевожу взгляд с наручных часов на висящие на стене.
М-да. Девять.
Что, Поттер, тебе не спалось в Больничном крыле, интересуюсь я у себя. Внутренний голос молчит — наверное, выдохся во время рассуждений о Снейпе.
Кстати о Снейпе, надо бы сделать вид, что я здесь работаю — я почему-то совершенно уверен, что он вот-вот придет.
Эта странная уверенность заставляет меня подняться, сделать пару шагов, разминая ноги, и направиться к очередному шкафу. Вчера я не был здесь, и мне вовсе не нравится, что я не испытываю неудовольствия, оглядываясь в поисках скамейки, открывая массивные створки, произнося «Lumos» в качестве приветствия для мыша-фонарика.
Я должен злиться, что торчу здесь. «Целый день», — добавляет проснувшееся альтер-эго.
Не целый. Я не виноват, что уснул. Не потому же это произошло, что мне здесь спокойнее, чем в палате у мадам Помфри. Я просто не рассчитал силы. И то, что я отдохнул там, где оказалось удобно, ни о чем не говорит. Кроме разве что того, что надо было лечь на скамью, а не сесть за парту. Не так бы плечи затекли.
Я фыркаю и начинаю уборку.
* * *
От размышлений ни о чем меня отвлекает неожиданно громкий звук. Я почти испуганно оборачиваюсь — скамья под ногами кренится — но в классе по-прежнему пусто. Звук повторяется, и я хлопаю себя по пустому животу: желудок выводит песню голода.
Еще бы, я же чуть ли не два дня не ел. А сколько времени? Со смутным подозрением я смотрю на наручные часы.
Потом спрыгиваю со скамьи, обхожу дверцу шкафа и вновь уставляюсь на настенные. За сегодняшний день я понял две вещи: во-первых, у меня начисто пропало чувство времени, во-вторых, это как-то связано с кабинетом Зельеварения. И пора сматываться отсюда, пока не умер от голода или не заснул заново. Хочется лечь в нормальную кровать, вытянуться и взяться за «Трех мушкетеров» — Гермиона все никак не дает мне дочитать до конца.
Я уверен, что она поговорила с Роном. Только она могла донести до него причину, по которой мы чуть не схлестнулись. Нам повезло, что есть Гермиона — конечно, у Рона она есть больше, чем у меня, но я не в обиде. Я смеюсь, представив, как она отчитывала его. Ладно — в самом деле пора идти, с учетом того, что время без четверти одиннадцать.
Я закрываю шкаф, накидываю мантию и забрасываю за плечо сумку. А потом смотрю на шкаф, который расчистил сегодня. Интересно, кто-нибудь из студентов замечает, что на темных глубоких полках с каждым днем все меньше хлама, а книги постепенно выстраиваются ровными рядами?
Я почему-то чувствую удовлетворение от рассматривания результатов своего труда. По крайней мере, я честно отрабатываю взыскание, не пытаюсь увильнуть от работы, упорно разгребаю накопившийся за годы мусор, словно реализуя излишек нервной энергии.
Раз уж больше деть ее некуда.
Довольно кивнув самому себе, я иду к выходу. И дверь вновь открывается мне навстречу, как живая.
Будто я имею право находиться здесь, на территории слизеринского декана, которого терпеть не может вся школа. Надо будет поинтересоваться потом, что за чары наложены на дверь.
Я выхожу и осматриваюсь по сторонам. Хоть я и невидим, двери в Хогвартсе сами по себе не открываются. Коридор пустынен, и я облегченно выдыхаю. Сзади слышится потрескивание запирающих чар, и в голове проносится мысль: если я попробую сейчас войти назад, они пропустят меня?
Но я голоден. Я очень хочу чего-нибудь пожевать, и мне неинтересно ставить эксперименты на снейповских дверях. Я отталкиваюсь плечом от стены и иду наверх, в направлении кухни. Попрошу у Добби что-нибудь на ужин.
Я честно не думаю о том, что Снейп не вернулся сегодня вечером.
Ни одной минуты.
Не думаю.
* * *
Я давно не бродил по Хогвартсу под прикрытием отцовской мантии, и чувство неуязвимости приходит ко мне не сразу. Пару раз я скрываюсь в тени, когда мимо проходят дежурные, и не поддаюсь искушению поддать ногой Миссис Норрис. Ненавижу эту кошку.
Потом до меня доходит, что прячься — не прячься, я в безопасности. Филч смирился с тем, что студенты старших курсов попадаются только по праздникам, когда переберут сливочного пива и увлекутся поцелуями или неприличными анекдотами. Меня он в любом случае не изловит.
А того, кто, кажется, и под плащом мог бы меня учуять, в замке нет. И отлично. Мне нет до этого дела, что бы я там утром ни надумал. Его отсутствие — оно меня не касается.
Кстати, занятно было бы, если бы я шел без мантии, меня остановил кто-нибудь из дежурных и спросил, откуда я иду. Я сказал бы, что с отработки у Снейпа. Которого в Хогвартсе нет, но я отчего-то рассчитывал, что он сегодня возвратится.
На меня бы глянули как на придурка и посоветовали врать убедительнее. И оштрафовали за то, что сказал чистую правду. Я хочу рассмеяться, но не слишком удается.
— Добби, — говорю я, входя на кухню и откидывая капюшон, — покорми меня, пожалуйста.
Я падаю в низкое кресло, стоящее возле одного из каминов, и смотрю на огонь, пока Добби и остальные эльфы суетятся, собирая еду. Друзья, должно быть, беспокоились, что меня долго нет. Даже если Гермиона догадалась, где меня искать, дверь в класс для них все равно бы не открылась. А стука я мог не слышать, потому что спал.
Странное дело, снова думаю я — как в тот момент, когда уходил из подземелий. Словно бы у меня есть некое сомнительное преимущество перед сокурсниками: находиться не в Гриффиндорской башне после отбоя. Только потому, что неделю назад Снейп назначил мне отработку и наложил чары, благодаря которым я могу проходить в аудиторию в его отсутствие.
Но это не изменило того факта, что меня тошнит от него. Даже если он в очередной раз спас мне жизнь тем, что его уроки принесли пользу.
Он же спасал меня, ненавидя. А я могу, ненавидя, испытывать благодарность.
Ничего не изменилось.
Я ем, стараясь не запихивать в себя ростбиф с овощами слишком жадно. Только сейчас я ощутил, что голоден, и поглощаю все, что появилось на столе стараниями домовиков. Останавливаюсь, лишь подчищая тарелку со сливовым пудингом.
Теплая тяжесть в желудке быстро распространяется по всему телу, и меня начинает снова клонить в сон. Хм, уже вроде пора было выспаться?
Я благодарю эльфов; забавные создания торопливо кланяются, улыбаясь и сверкая круглыми как пуговицы глазами. Я улыбаюсь им в ответ — улыбка наконец-то становится нормальной — и ухожу.
Уже в гостиной до меня доходит.
Я спокойно мог сегодня забраться в личный шкаф Снейпа. Когда еще представится такая возможность! Почему я ею не воспользовался? Когда Снейп вернется…
Если он вернется.
Все уже спят, и я бесшумно раздеваюсь за пологом кровати, на всякий случай проверяя дважды, куда кладу очки. Свет мне не нужен, поэтому когда моя голова касается подушки, я в первую секунду удивляюсь шуршанию под щекой.
— Lumos, — шепчу я, направляя палочку на сложенную вдвое полоску пергамента.
«Гарри, все в порядке, Гермиона догадалась, что ты в классе Зельеварения. Мы сказали, что тебя еще не выписали и к тебе нельзя. И вообще все нормально, так что не о чем говорить, ладно? Р.»