Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру

«Я не такой, как Джеймс Поттер».

Я уже сказал ему это однажды, накануне отработки. Мне кажется, что с этого момента прошла сотня дней, а минуло совсем немного.

Конечно, он мне не поверил.

Ноги затекли окончательно. Последние два часа я просидел в одной и той же позе, и мне лень ее менять. Я нехотя встаю, делаю для разминки несколько шагов и вновь опускаюсь на скамью.

Какого черта я торчу здесь? Я не знаю. Может быть, потому что здесь спокойно. А может быть, мне просто некуда идти. Странное дело — наверху ждут друзья, несостоявшийся любовник, который не сводит с меня угрюмого взгляда, Дамблдор и весь волшебный мир — тёплый, почти летний, до смерти замучивший меня тем, что я его единственная надежда.

Я вдруг чувствую фатальное одиночество.

Я не хочу никуда идти. Можно, я буду жить здесь, если Снейп не вернется?

По крайней мере, если я буду ночевать за охранными чарами, пропускающими одного меня, я буду избавлен от необходимости слушать свистящее дыхание Финнигана.

«Поттер, ты хочешь?»

Провались ты, приказываю я непрошенному воспоминанию. Не хочу и не собираюсь хотеть. Довольно с меня унижения. Сыт по горло.

Я даже думать ни о ком не могу, не то что желать. Либо мне скучно с теми, кто весело болтает рядом, либо им скучно со мной — последние месяцы хмурая гримаса прочно прижилась у меня на лице. Я редко смеюсь, я почти ни с кем не общаюсь, кроме Гермионы и Рона. Ну и Снейпа вот в последнее время.

Спасибо, Симус, думаю я с грустной насмешкой. Благодаря тебе у меня надолго останется отвращение к попыткам поделить удовольствие на двоих. Да я и не уверен, что стану это делать. В конце концов, не такая уж большая радость — все время выступать инициатором встреч, ласкать до исступления — и надеяться, только надеяться, что может быть повезет и меня приласкают в ответ. Еще вопрос, кто был главным в постели, которую мы так редко делили на двоих. И даже от самых насыщенных воспоминаний меня не покидает чувство незавершенности происходившего.

Или неполноценности.

Я просто не умею вызывать желание одним своим видом. И не хочу мириться с тем, что нежность надо выпрашивать, а встречи предлагать всегда первым.

С чего это я вдруг снова задумался о Симусе! Я в досаде прикусываю нижнюю губу и тереблю зубами свежий толстый шрам, который мешает толком улыбаться. Это оттого, что я прокусил ее насквозь тогда, в хижине. Мадам Помфри сказала, что через месяц ежевечернего применения рассасывающей мази для рубцов он исчезнет. Я машинально лезу в карман джинсов и достаю пузатую баночку. Даже от закрытой, от нее исходит стойкий запах, в котором смешиваются полынная горечь и аромат мяты.

Наношу на губу мазь и думаю, кто занимается изготовлением лекарств для госпиталя. Наверное, тоже он — насколько я понял, летом Снейп не покидает Хогвартс. Кто будет делать это вместо него?..

Без пяти минут десять, у меня нет причин задерживаться здесь дольше. Пора возвращаться. Интересно, сколько еще вечеров подряд я смогу приходить сюда невозбранно, прежде чем чары перестанут меня пускать?

Я закрываю шкаф и оттаскиваю на место скамейку, еще хранящую слабое тепло моего тела. Окидываю взглядом ряд шкафов, которые кажутся теперь почти домашними. В стеклах ближайшего отражается огонек мыша. Я по инерции продолжаю зажигать его каждый вечер — во всяком случае, его фигурка хоть как-то оправдывает разговоры вслух с самим собой. Фонарик стоит на одном из столов.

Пора расстаться. Я вновь открываю шкаф, убираю его поглубже на одну из средних полок и говорю «Nox». Рубиновые точки глаз гаснут; я закрываю створки.

А потом в наступившем полумраке уставляюсь на крайний левый шкаф.

Личный шкаф Северуса Снейпа.

Мгновение мне хочется плюнуть на все и заглянуть внутрь. В конце концов, возможно, там найдётся что-нибудь, что объяснит, где он сейчас. Что-то, что поможет его искать. Хотя запечатанный пергамент он унес с собой.

Не ври, Гарри, тебе и в тот раз казалось, что ты ищешь что-нибудь связанное с Отделом Тайн. И чем все кончилось?

Конечно, я не думаю, что он войдет и застанет меня на месте преступления, как в прошлом году. Допустить это — значит надеяться на чудо, на то, что судьба справедлива. Я в ее справедливость верить разучился.

И все равно я запрещаю себе предположить, что Снейп больше никогда и ни за что не снимет с меня баллы. Не снимет, потому что не...

Я не собираюсь довершать эту мысль.

Но порыв, поднявший меня на ноги, уже угас. Я смотрю на громаду шкафа, не делая попытки даже приблизиться к нему, а потом медленно сажусь за ближайший стол и как вчера опускаю голову на руки.

Все вокруг меня погибают.

Я хочу на эту войну. Я хочу остановить череду смертей.

Глаза делаются мучительно сухими и горячими, но слез нет, поэтому я крепко зажмуриваюсь и жду, когда спадет ощущение беспомощности. Остался месяц до экзаменов, а потом вновь будет лето, и на сей раз, что бы ни говорил директор, я не позволю запереть себя на Тисовой улице. Никакая магия крови не спасет меня, лучше уж дом на Гриммаулд Плейс. Там от меня может быть хоть какой-то прок…

Нить мыслей обрывается, и мое сердце пропускает удар. Секунду я сижу замерев, а потом медленно, как во сне, поднимаю голову.

Его не выдали ни скрип двери, ни звук шагов. Сгущающиеся сумерки стерли границы черной мантии, так, что только лицо и кисти рук светлеют на фоне темной классной доски.

Снейп…

Он стоит около стола неподвижно, как изваяние, и мне вдруг кажется, что это всего лишь галлюцинация, что сейчас я моргну — и пойму, что мне показалось. Что я слишком долго просидел здесь один, вспоминая прошлое и безрадостно заглядывая в будущее, и теперь глаза меня обманывают.

Я моргаю и тут же вновь смотрю на него. Он на том же месте, и теперь я замечаю, что стул, стоявший у торца стола, опрокинут и лежит на полу. Должно быть, его падение и вырвало меня из оцепенения.

Снейп не пытается поднять его.

Я сижу и чувствую, что не в силах заговорить, не в силах привлечь внимания к своему присутствию. Молчание наполняет уши, я тону в нем, как в воде — и не могу пошевелиться.

Он вернулся.

Он выжил.

Что-то не так в его позе, приходит внезапно мне в голову. Снейп стоит, оперевшись руками на столешницу — а вернее, вцепившись в нее — и постепенно голова его опускается ниже, а плечи все больше горбятся. Он определенно не знает того, что я здесь, что за ним наблюдают. Он убьет меня за то, что я видел проявленную им слабость…

— Профессор! — я вскакиваю со своего места и иду к нему. Очень быстро, не заботясь о том, как смогу выдержать его взгляд. Самое время упереть ладонь ему в спину, не дать грохнуться на пол и испачкать мантию... Как будто черный — маркий цвет.

Я подбегаю и понимаю, что он не слышал оклика. Наверное, и падения стула не слышал — так должно шуметь у него в ушах.

Раньше мне казалось, что Снейп всегда бледен. Да нет же, он просто белокожий. Настоящую его бледность я вижу только сейчас.

Я успеваю как раз вовремя, чтобы принять его в кольцо рук. Колени зельевара подламываются, и он наверняка лишился бы чувств, если бы не осознал, что находится не в одиночестве. Это удерживает его на краю.

Я решительно дотаскиваю его до кресла и усаживаю, с внезапной четкостью различая, как на виске бьется жилка, как в страдальческом оскале вздернута верхняя губа. Может, зубы у него не самого белого цвета, но идеально ровные. Только вот стиснутые так судорожно, что кажется, он никогда уже их не разомкнет.

А надо бы.

Он с трудом фокусирует на мне взгляд непривычно огромных глаз. Они мученически расширены, но Снейп не жалуется. Мне вдруг хочется, чтобы он хотя бы застонал. Я смотрю на него и машинально беру за руку. Холодная и влажная кисть безвольно лежит в ладонях, и я глажу ее — растерянно, потому что не представляю, что делать дальше. Хорошо бы отыскать нашатырный спирт, дать ему понюхать. Я не уверен, что смогу дотащить его до его комнат, если он все-таки потеряет сознание.

Можно позвать кого-нибудь, но я категорически не желаю оставлять его одного. Как будто опасаюсь, что он опять исчезнет.

Пальцы, которые я машинально сжал, вздрагивают, и Снейп высвобождает их. До меня доходит, что пока я пялился на него, позволяя прочесть по лицу всю гамму обуревающих меня чувств — от жалости до радости, что он жив — он шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Теперь ему наконец это удается.

Его голос почти беззвучен, так что мне приходится наклониться:

— Что?

— Поттер… что вы здесь… делаете?

Кажется, даже на пороге смерти он будет разговаривать со мной высокомерным тоном. Моя шея еще помнит прикосновение его волос, он уронил голову мне на плечо, пока я волок его к креслу — а он уже смотрит на меня, как на неприятное насекомое. Ладно. Подумаю об этом позже.

Я не отвечаю на его вопрос и задаю собственный.