Засекреченный свидетель - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Геннадьевич силой усадил любителя Севера.
— Не случится, Андрей Ильич, ничего с Саралы… Сарылахом не случится, если вы нам поможете. Вы хорошо меня слышите? Я могу задавать вопросы?
— Дайте воды. — Якут в два глотка выхлебал воду из протянутого стакана. Вернул, чтобы налили еще. Выпил опять. И успокоился. — Уффф… Железно. Задавайте.
— Вы давно в Сочи?
— Не знаю. Сегодня что? Двадцать первое?
— Двадцать четвертое сентября.
— Ага. Завтра будет ровно месяц. И мне останется отдыхать всего лишь только две недели.
— То есть вы приехали отдыхать двадцать пятого августа?
— Да. У меня и билет есть. В номере с паспортом лежит. Можете проверить. Я порядок люблю. А у нас на Севере сейчас…
— Поверьте, у нас, на юге, тоже бардака хватает, — довольно невежливо перебил его следователь, начиная раздражаться. — Вот отдыхающие, например, гуляют по ночам, на пляжи ходят, песни орут, спать мешают. Многие жалуются. А вам не мешают? Вы где остановились?
— Вот! Мешают, именно что мешают. Еще как! Спать мешают. И жить спокойно мешают… Сначала в «Черноморье» я поселился. Но там, железно, много по ночам кричали. Я в «Факел» на Войкова съехал. Там также орут. Безобразие! У нас в улусе вообще никто никогда не орет. Пусть попробовали бы.
— А кто кричал по ночам в первом отеле? И когда?
— Да только приехал я. Дня три прошло. Вечером взял фляжечку коньяку и к морю пошел…
Выяснилось, что Андрей Горохов, естественно, приукрашивал. Никаких особенно душераздирающих воплей под окнами своего номера он не слышал. Да и никто не слышал — это подтверждалось и отсутствием аналогичных заявлений от других отдыхающих. И никто спать отдыхающему своим громким исполнением серенад и бренчанием на гитаре у отеля не мешал. Но уж больно ему не понравилось увиденное на берегу буквально на третий вечер после приезда.
Он тогда по велению души затарился в городской лавке пузатой флягой с коньяком и искал, с кем разделить свою радость. И хотел было уже шагнуть из-за прибрежных кустов на морской песок к двум полураздетым мужикам, лежавшим рядом друг с другом неподалеку от кромки воды, чтобы по доброй северной традиции поделить содержимое фляги на троих в честь приятного знакомства. Но из темноты вдруг материализовались три зловещие фигуры и направились к несостоявшимся собутыльникам Горохова. Те поднялись — и начался разговор на повышенных тонах, становившийся все горячей. Слов было не разобрать, да и разглядеть в лунном свете происходящее было довольно проблематично. Но выглядело действо настолько зловеще, что золотоискатель предпочел сделать осторожный шаг назад и раствориться в темноте за спасительным кустарником.
Какое-то время он оставался на месте, не рискуя ломиться сквозь кусты, чтобы не привлечь внимание. Стоял и слушал доносящиеся громкие возгласы и шум свары. Потом он тихонько стал отступать все дальше и дальше. А через некоторое время все стихло. Да он-то уже довольно далеко был — у самой двери отеля. А утром торопливо съехал. И вот уже месяц непременно всякий день пьет что-нибудь, успокаивает нервы. Спокойнее отдыхается как-то. Под градусом-то. Вот.
— Никуда не заявляли?
— А о чем? — резонно поинтересовался мудрый золотоискатель. — Я же ничего не видел. А о том, что все-таки заметил, меня и не спрашивал никто. Конечно, если бы такое где-нибудь на Колыме…
Дерковский только головой качал, проклиная собственную тупость: неужели трудно было раньше проверить список выбывших из пансионата постояльцев? Ведь сомневался же, что парнишка в одиночку с журналистом справился…
— Узнать кого-нибудь можете?
— Не знаю. Просто так — в голове — не очень-то их представляю. А если увидел бы… то тоже не знаю…
— А вот этого случайно там не было? — И Дерковский положил на стол перед Гороховым фотографию Саркисяна.
— Не знаю. Хотя, знаете… похож на одного из первых двух… Их-то я лучше разглядел. Знаете, да, железно, очень похож.
…Под давлением предъявленных ему улик, после очной ставки с Гороховым, который опознал в нем мужчину с морского берега, Ашот Саркисян заговорил. Сначала он признался в том, что очень боится людей, которых скрывал от следствия. Они пригрозили ему смертью, если он развяжет язык. И в камере к нему уже подходили другие заключенные, показывали разные острые предметы, умело укрываемые от шмонов, и предупреждали о расправе в случае признания. Вот и молчал раньше. Очень страшно было. Но раз уж вы и так все знаете…
А дело было вот как. В тот день к нему утром подошел уголовник Алекс. В Сочи он человек всем известный. Летом он ежегодно на курорте проживает, а на зиму уезжает в Москву, где, как он говорит, «навара больше». Алекс настоятельно потребовал, чтобы Ашот привлек внимание одного москвича, пококетничал, поближе познакомился с тем, кого ему указали, то есть с Аркадием Кригером. И чтобы остался с ним на пляже и ночью, если тот попросит. А он непременно попросит, если Ашот будет вести себя, как надо. Непременно должен попросить. И пусть только попробует не попросить…
Напуганный Ашот поступил так, как ему приказали. Он старался. И уже к обеду был уверен, что выполнит поручение. Аркадий сделал ему предложение посидеть вечерком на берегу моря с бутылочкой вина. А ночью неожиданно для Ашота к ним с журналистом подошли трое незнакомых мужчин, не местных, сочинских, а приезжих. Он их раньше вообще никогда не встречал…
Да, на следствии ранее Ашот дал неверные показания и в этом теперь раскаивается и готов нести ответственность. Но теперь он говорит истинную правду.
Свидание вовсе не принимало «неожиданного» оборота, как он ранее свидетельствовал. Он не оборонялся от слишком настойчивых «домогательств» Аркадия. Ему и нечем было обороняться. И даже незачем. Ведь понятно же, почему именно его выбрали крутить задом перед журналистом, который был падок на молодых мальчиков. И действительно, у них была близость сексуального характера, но не по принуждению, а по взаимному согласию, Аркадий за это подарил ему значительную сумму. А сам Ашот тоже был гомосексуалистом уже давно, этого он сейчас не скрывает. И Алекс это знал.
Так вот, во время их встречи с Кригером, когда они отдыхали уже после всего, на пляже появились три неизвестных Ашоту человека. По всей видимости, именно эти люди использовали Саркисяна как приманку для того, чтобы заманить свою жертву на пустынный пляж. Но он, Ашот, совершенно ни при чем! Вы ведь верите, да?
Мужчины принялись избивать Аркадия, называя его «продажным писакой».
При этом они наносили ему удары не только кулаками и ногами, но и ножами. После нескольких ударов Аркадий вскрикнул, упал и замолк.
Один из убийц сунул в руки Ашоту свой страшный окровавленный нож и сказал, чтобы юноша признался, что это орудие убийство принадлежит ему. А напоследок этот ужасный тип пригрозил: «Признайся, ты это сделал один, он к тебе приставал, ты оборонялся. Не сделаешь так, как говорю, — жить не будешь!»
После ухода этих мужчин с пляжа Ашот в страхе убежал домой, даже не приближаясь к неподвижно лежащему Аркадию. Кинжал этот окровавленный, с которым он, кажется, прямо по улице бежал, в мусорный бак во дворе выкинул — домой нести не хватило духу. Но его все равно быстро нашли. И Ашота сразу же арестовали. Все правильно эти страшные люди рассчитали. И теперь Ашот сядет в тюрьму. Но все равно на всех допросах он повторял раньше только те слова, что ему наказал говорить убийца, потому что очень хочет жить…
— А скажите, Ашот, эти трое, они подошли и сразу стали резать журналиста? Или сначала говорили друг с другом о чем-нибудь?
— Нэ помну. Забыл. Страшна эта.
— Вы постарайтесь все же вспомнить. От этого зависит не только, как скоро мы найдем этих убийц, но и ваша личная безопасность. Понимаете? Только когда мы их арестуем, они не смогут дать указания своим людям расправиться с вами. Пока же мы их не знаем, это может случиться в любой момент. Надеяться на то, что они будут держать данное слово и оставят в живых неудобного свидетеля, — наивно. Им нужен козел отпущения. Чтобы закрыть дело. Но как только вас осудят и отправят в заключение, вы очень быстро умрете. Совершенно случайно. Вы понимаете меня?
— Панымаю. Оны гаварылы, што Аркаша тэпэр ничэго нэ напышэт.
— А о чем он хотел писать? Не слышали?
— Нэт. Я баялса. Кажэтся, пра звэрэй.
— Про каких зверей? — удивился меньше всего ожидавший подобной темы Поремский.
Юноша, виновато улыбнувшись, пожал спортивными плечами:
— Нэ знаю. Слышал, что про лэв гаварыл.
— Про кого?
— Лэв.
— Про льва?
— Да, да. Он, — Ашот Саркисян кивал, радуясь, что ему удалось помочь следствию.
4
За два дня Александр Борисович, как говорится, не присел ни на секунду. Если, конечно, не считать за сидение пребывание в часовых пробках за рулем собственного автомобиля. По Москве не то чтобы с каждым годом — с каждым днем, кажется, становилось все сложнее передвигаться на колесах. Власти рапортуют, что осваиваются громадные средства. Строятся новые дороги, перекрестки, путепроводы, развязки. Ремонтируют старые. А времени на переезды теряется все больше.