Засекреченный свидетель - Фридрих Незнанский

— Работали лет семь, еще муж мой был жив, когда я ее пригласила. А знаю… знала ее много дольше. Мы ведь когда-то в одной старой газете начинали: она в хроникерах, а я в архивариусах. Потом она за Радика вышла. Грибков фамилия. Не слышали? Сильный поэт, кстати, поверьте моему художественному вкусу. Сильный, но непризнанный и неустроенный. Не сложилось у них. Он сам по себе, она сама, — журналистка минуту помолчала, собираясь с мыслями. — Ну вот. Она трудилась в разных изданиях, росла постепенно. А однажды я попросила ее написать материал для ежемесячника о махинациях в газетном руководстве, о заказной журналистике, что, мол, и почем. Она написала интересно, честно, основательно и остро. И лишилась тогдашней работы. Пришлось мне ей работу предложить, раз уж я ее работы и лишила…

Анастасия улыбнулась, но глаза остались печальными и внимательными.

— И что? Не разочаровались?

— Ни разу, — категорично заявила хозяйка.

— Анастасия Юрьевна, а как строятся взаимоотношения у вас в коллективе?

— В каком? — снова улыбнулась хозяйка концерна. — У меня их много. И в каждом взаимоотношения свои. Вас, вероятно, интересует, кто и про что пишет в ежемесячнике?

— Примерно. Если точнее, то кто именно решает, о чем будет писать журналист.

— Сам журналист и решает, — на этот раз в чуть раскосых больших глазах сверкнули веселые искры, поскольку от Анастасии не укрылось удивление Турецкого. — Вы поймите, Александр Борисович, у нас не армия. У каждого нашего издания есть редакционная коллегия, которая и выносит вердикт, достоин ли публикации принесенный материал. Ну, новичкам или стажерам можем подсказать направление, в котором интересно было бы копать. А так — сами.

— Доверяете?

— Доверяю. Видите ли, так вышло, что я в школу пошла не у нас в стране, а в Нью-Йорке. Хотя и не в какую-нибудь платную и престижную, правда, в обычную. Тем не менее именно там я начала осознавать собственное «я». Поскольку отношение к развитию личности там было делом главным. На самом деле даже более главным, чем непосредственно обучение. И теперь уже меня ни за что не переделаешь: я к каждому отношусь как к личности, способной отвечать за свои слова и дела.

— Лариса Станиславовна была личностью?

— У нас других не бывает. Так заведено еще основателем ежемесячника писателем Семеном Юлиановым. Да и муж мой, пока главредом был, других сотрудников не держал. А Заславская была уже членом редколлегии. Это о многом говорит, поверьте.

— Верю. И все-таки не понимаю. Как-то же должен планироваться выпускаемый номер?

— Конечно. Номер планируется авторами и редколлегией. Каждый, кто предполагает за текущий месяц закончить материал, говорит: будет готова такая-то тема к такому-то числу на столько-то знаков. За неделю до заседания редколлегии сдают статьи, члены редколлегии читают, обсуждают и определяют, что конкретно пойдет в номер.

— А если вдруг материал не подходит? Или не предоставлен, как в случае с Заславской?

— Эх, прокурор, прокурор, неужели сами не догадаетесь? — притворно вздохнула визави. — У нас, как и в любой редакции, есть свой «портфель». Несколько готовых статей, чаще аналитических, обзорных, не привязанных к определенной дате, которые можно включить в горячем режиме. Если что-то из нового плохо — идет в мусорную корзину, если просто не вмещается по формату — ждет своего часа. Все это знают и не обижаются, если материал в номер сразу не проходит. Но Заславская тем и отличалась от большинства, что всегда находила материалы настолько злободневные, что все шло в набор прямо из-под пера.

Знал всю эту газетную механику Александр Борисович, сам в газете работал, а вопросы задавал, чтобы выглядеть новичком. Вдруг расскажет что-нибудь важное…

— И никто заранее не знал, что она принесет?

— Нет, если она сама не предупреждала. Но Лара обычно предпочитала молчать. И не без оснований, поверьте. Ведь выдать кому-нибудь тему своего будущего материала нередко означает загодя обречь расследование на провал. А порой и подвергнуть опасности свою… — Анастасия осеклась, сообразив, что трагедия на горнолыжном курорте могла быть не случайной.

— И даже вы не знаете, что писала в Красной Поляне ваша приятельница?

— Нет. Единственно, о чем можно догадываться, что тема каким-то боком связана со спортом. — Женщина легонько покачивала головой, переваривая осенившую ее страшную догадку.

— Из чего следует такой вывод? — Турецкий оживился.

— Из ее же слов. Перед отъездом она сказала что-то типа: поеду, мол, займусь спортом. О нем же и напишу. Предупредила, что статья будет сенсационной, достаточно объемной и все громкие разоблачения будут подтверждены подлинными документами. Ничего больше. Эх, неужели все же?..

— Жаль, — Турецкий сделал последний глоток ароматного кофе и прервал разговор, не желая обсуждать с журналисткой скользкие вопросы следствия. — Жаль, что информации так немного. И все-таки это лучше, чем совсем ничего.

— Знаете, мне тоже жаль, — отчего-то рассердилась Анастасия. — Но вовсе не того, что не удалось помочь такому важному сыщику. И даже не того, что наш таблоид, выходящий тиражом почти в два с половиной миллиона экземпляров, недополучит каких-то процентов прибыли. И что читатели нашей независимой общественно-политической газеты где-нибудь в далекой Австралии будут лишены новой статьи Заславской. Вы не поверите, но мне ее просто так жаль. Да. Просто так. Жаль. Как женщину. Как человека.

В это же время Рюрик Елагин по указанию шефа доставал до самых печенок Адлерскую районную прокуратуру — разбирался в уголовном деле, возбужденном по факту трагической гибели известной журналистки Заславской.

Картинка складывалась любопытная. И отнюдь не такая благостная, как следовало поначалу из выводов местной прокуратуры.

Суть происшествия заключалась в следующем.

Гражданка Заславская Лариса Станиславовна, москвичка, уроженка деревни Дунайка, Щигровского района, Курской области, сорока двух лет, прибыла в Красную Поляну в начале марта нынешнего года. Приехала отдохнуть, покататься на горных лыжах, а также, по показаниям свидетелей, закончить статью для ежемесячника «Совершенно открыто», в котором она работала журналистом и членом редакционной коллегии.

О том, что работу она не прерывала и на отдыхе, сообщал персонал гостиницы. Лариса сама в ответ на вопросы горничной, неоднократно застававшей ее в номере за портативным компьютером и с кипой бумаг, отвечала, мол, потерпите, прочтете в следующем номере.

В праздничный день Восьмого марта, в десять утра с минутами, Лариса Заславская трагически погибла. Во время спуска с горы подвело крепление правой лыжи и на огромной скорости лопнуло, лыжница упала, откатилась далеко в сторону от трассы и ударилась головой в дерево, получив смертельное ранение в голову. Перелом основания черепа плюс открытая черепно-мозговая травма.

Местная медсестра не могла помочь пострадавшей ничем. У нее не было ни знаний, ни опыта оказания помощи при таких сложных случаях, ни нужного медицинского оборудования. Прибывшая карета «скорой помощи» отвезла Ларису в больницу. Журналистка скончалась на операционном столе вследствие полученных повреждений, которые были несовместимы с жизнью.

Как вспоминали впоследствии очевидцы, ее спутник, с которым Заславская прибыла на курорт, некто Виталий, после гибели женщины вел себя вполне хладнокровно. Он собрал оставленные Ларисой бумаги, спрятал в специальную сумочку ноутбук, отыскал все черновые рукописные наброски и фрагменты подготовленной Заславской статьи, взял также синий рюкзачок с документами, которые привезла с собой журналистка. Окружающим сообщил, что поехал организовывать доставку тела погибшей из Сочи в Москву, и отбыл в неизвестном направлении. С тех пор о нем никто не слышал.

Пара остановилась в самой дорогой курортной гостинице, двухкомнатный люкс был загодя из Москвы забронирован Заславской на свое имя. Фамилия ее спутника нигде не фигурировала.

Все это следственной группе Турецкого в общих чертах было уже известно. Неизвестно было, почему по случаю гибели Ларисы Станиславовны не было даже заведено уголовного дела.

Выяснилось, что, хотя поведение спутника Заславской вызывало обоснованные подозрения, да и вообще оставался в деле ряд неясных вопросов, следователь районной прокуратуры Сергей Сташков предпочел вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту смерти московской журналистки, обозначив его как «несчастный случай».

— И что, даже вот нистолечко сомнений не возникло? — Елагин продемонстрировал Сташкову кончик указательного пальца.

— Честно? — Молодой парень смотрел на московского «контролера» с неприязнью и вызовом. — Возникло. Даже вот столько! — Он рубанул ребром левой руки по локтевому сгибу правой. — Да только что было делать-то мне, а?