Упрямая гувернантка - Энн Мэтер

Глава 7

Следующие несколько дней прошли почти без событий. Казалось, Софи на время примирилась с Викторией в роли гувернантки и занималась со сдержанным интересом. Виктория заметила, что девочка тайно наслаждается успехами в учении, расцветая при малейшем одобрении, как цветок.

Но за пределами класса она отталкивала дружбу Виктории и проводила большую часть времени в одиночестве, с лошадьми или где-то еще в имении. Иногда болтала с Марией в кухне или сопровождала Густава в его работе, но никогда не оставалась вместе с Викторией.

Однако Виктория не обижалась, так как знала, что Софи именно на это и надеется. Виктория была готова ждать. Она обладала нераздельным вниманием девочки не менее пяти часов ежедневно и не могла надеяться на быструю капитуляцию по всем фронтам.

Дни Виктории были заполнены занятиями с Софи и подготовкой уроков на завтра. Она продолжала разделять трапезу на кухне с Марией и Густавом и больше не пыталась переодеваться к ужину. А также по возможности избегала хозяина, разговаривая с ним, только когда он спрашивал о дочери, и, так как барон неизменно был поглощен своими делами, к ее облегчению, эти встречи носили непродолжительный характер.

Спустя несколько дней она получила письмо от крестной.

Оно было типично длинным и включало бесконечное описание событий двух последних недель после отъезда Виктории из Англии. Тетя упоминала каждый прием, на который ее пригласили, с полным списком гостей и даже перечнем поданных блюд.

Виктория прочла все это с некоторой долей нетерпения, зная, что крестная умышленно приберегает сведения о Мередите на конец. Когда она все-таки добралась до его имени, то с нескрываемым любопытством прочла:

«Я знаю, ты с нетерпением ожидаешь новостей о Мередите Хэммонде. Что сказать? Как я могу недооценить самоуверенность этого человека? Кажется, он воображает, что имеет какое-то священное право на все, что касается тебя. Он запугивал и увещевал меня, пока я не перестала понимать, где нахожусь…»

Виктория улыбнулась. Она не могла вообразить, чтобы крестная, при ее сильной воле, позволила себе угрожать. Это просто оборот речи, с целью показать Виктории, что за человек Мередит. Она продолжала читать:

«Во всяком случае, он в высшей степени несносен, и мне не понять, что в нем так привлекло тебя. Он корыстен почти до вульгарности и, кажется, думает, что у каждого есть своя цена. Только подумай! Однако, насколько мне известно, он все же не добился успеха в своих усилиях найти тебя. Признаюсь честно, я нахожу эту часть интриги весьма волнующей. Заметание следов, так сказать.

Но как твои дела? Из открытки ничего не ясно, о чем тебе, конечно, известно. На что похож замок? Ты же знаешь, я страшно любопытна. Как тебе барон и его жена? Они вежливы? Полагаю, с тобой обращаются, как с членом семьи. Сомневаюсь, что они много развлекаются. Зимой в Альпах немного возможностей, хотя ведь имеются центры зимнего спорта и другие подобные заведения. Напиши, моя дорогая, ты познакомилась с милыми молодыми людьми? От души надеюсь, что ты больше не водишься с недостойными типами.

Напиши мне о Софи. Полагаю, вы уже крепко подружились. Я всегда считала, что с девочками намного проще поладить…»

И далее в том же духе. Письма тети Лори всегда напоминали скорее эпистолы, и когда Виктория училась в пансионе, то сохраняла их, перечитывая, когда чувствовала тоску по дому. Но в данный момент ее волновали другие проблемы, и она просто пробежала глазами последние две страницы и спрятала письмо обратно в конверт.

Все же стало легче, когда Виктория поняла, что Мередит не появится откуда ни возьмись, чтобы отвезти ее в Лондон. Почему-то она почувствовала себя в большей безопасности, хотя теперь знала, что, даже если он появится, она запросто разберется с ним.

На следующий день за завтраком Мария сообщила ей, что барон едет в Райхштейн с дочкой.

— Madchen[21] давно уже не отдыхала, — заявила она. — Ей будет полезно выехать с отцом.

Виктория взяла чашку кофе.

— Не возражаю, — сухо заметила она. — Я не рабовладелец.

Мария вскинула брови и опустила руки в таз, ловко замешивая тесто.

— Однако с тех пор, как вы появились, фройляйн, барон мало времени уделял дочери.

Викторию возмутило обвинение, но тут из зала появился барон и вежливо поздоровался с ними.

— Мария уже сказала, что я еду в Райхштейн? — сказал он, протягивая руку за паркой.

Виктория облизала сухие губы:

— Да, герр барон.

— Отлично! Утро прекрасное. Софи будет в восторге.

— Не сомневаюсь, — сухо ответила Виктория.

— Вы готовы, фройляйн? — Он критически осмотрел ее, застегивая пуговицы парки.

— Я? — воскликнула Виктория, косясь на Марию.

— Natürlich![22] — Барон нахмурился. — Вы не хотите?

Девушка сделала невольный жест. Она чувствовала взгляд Марии и догадалась: старуха намекала ей, что следует отпустить барона с дочерью одних. Виктория не знала, что сказать или сделать. Возникла неловкая пауза, Наконец Виктория ответила:

— Думаю, мне лучше остаться, герр барон.

Лицо Марии заметно прояснилось, но барон, кажется, не разделял ее чувств.

— Софи знает, что вы едете, — резко сказал он. — С ее стороны проблем не будет.

Виктория покраснела.

— Пожалуйста, — начала она, — я лучше останусь. Нужно кое-что сделать… прибраться… постирать…

— Sehr gut[23], фройляйн, — с нажимом сказал барон. — ich verstehe[24], — и, не говоря более ни слова, удалился.

Когда он ушел, Виктория тяжело вздохнула. Впервые барон не использовал английский, и она подумала, что он очень недоволен. Но чем? Отказом? Или очередным неповиновением?

Она взглянула на Марию. Старуха увлеченно чистила картофель и, похоже, не желала вступать в беседу. Очевидно, результат намеков ее устроил.

Барон и Софи не вернулись к ленчу, и после еды Виктория заскучала. Она выполнила все задуманное, прибрала комнату, подготовила материалы на завтра и проверила тетради Софи. Оставалось только сидеть у огня и читать, но когда солнце золотит высокие вершины и заставляет сверкать снег алмазным блеском, день слишком прекрасен, чтобы оставаться дома. Виктория опасалась спросить Густава, можно ли взять Фрица на прогулку. После последнего случая она стала осторожнее. Но ей хотелось выйти на воздух, хотелось какого-то физического движения.

Скрежет цепей на колесах вызвал ее к окну зала, и Виктория увидела вылезающего из универсала Конрада Циммермана. Доктор помахал ей и быстро зашагал к главной двери.