Гангутцы - Владимир Рудный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антоненко стоял возле командного пункта и радостно смотрел в безоблачное небо.
— Миллион высоты!
Запели моторы, самолеты выруливали из укрытий. Самолеты взвихрили над аэродромом снег, он закрыл встающее солнце. В пелене исчезала белокрылая машина, на которой обычно летал Антоненко. На ней улетел Иван Борисов. Антоненко провел вместе с ним сорок боев над озером Буир-Нур, и шесть сбитых японцев записали им на общий счет. Весь последний месяц Борисов летал без него; штабная работа приковала Антоненко к земле. Волнуясь и завидуя, Антоненко следил за полетом товарища: Борисов повел в разведку звено.
Когда звено скрылось, Антоненко зажмурился: трудно смотреть в яркое небо без очков. Минуту он стоял, закрыв глаза.
Какая тишина! Осиротел без самолетов аэродром…
— Давай, дава-ай! — донеслись протяжные возгласы. — Ра-аз, два — взя-а-али!..
Из мастерских выкатили самолет Борисова с огромной цифрой «9» на хвосте. За день до начала пурги самолет был поврежден в бою. Всю неделю техники ремонтировали «девятку». Утром Борисов разругался с ремонтниками: «девятка» еще не вышла из мастерской, и он не мог вылететь вместе со всеми. Антоненко порадовал его: «Лети, Ваня, на моей машине. К полудню и твою приготовят…»
Антоненко оглядел аэродром.
Снежный вал окружил летное поле. Вал тянулся, как крепостная стена. Рейфурги — укрытия для самолетов — высились над этой стеной белыми бастионами. Нет, скорее они похожи на гнезда исполинских птиц. Одиноко стоят возле пустых гнезд мотористы. Антоненко понимал их тревогу. Что там с товарищами? Все ли вернутся?
— Колонкина ко мне! — хмуро приказал он дежурному. Явился комендант в белом комбинезоне. Антоненко молча разглядывал его наряд.
— Отлично замаскировались, Колонкин!.. А площадку я за вас буду маскировать? С воздуха — прямо как стадион! — Антоненко показал рукой на снежный вал вокруг аэродрома. Он отчетливо представлял себе, как выглядит аэродром с воздуха.
— Виноват, товарищ капитан! — Лицо коменданта стало таким румяным, что Антоненко еле сдержал улыбку и сразу простил ему белый комбинезон. — Разрешите выполнять?..
Снова на летное поле вышла комендантская команда. В снежной стене пробили бреши. На иных сугробах быстро выросли рощицы елок.
— Аккуратненько, аккуратненько сажайте! — подражая капитану Антоненко, покрикивал комендант.
А летчики вдали от аэродрома наверстывали время, отнятое пургой.
Огненное полукружье охватило далекий берег.
На станции Таммисаари вспыхнул эшелон с «фоккерами».
С аэродрома Кариса не успели взлететь двухмоторные английские «бристоль-бленхеймы».
На причалах Турку горели и взрывались сложенные в штабели шведские и английские мины. Пламя корежило недостроенный корабль в эллинге на верфях «Крейтон-Вулкан».
И снова стала портиться погода. Над аэродромом вилась поземка. Норд-вест гнал по небу облака. «Высота — триста… Видимость — пятьсот», — отмечали синоптики.
Из туч с ревом выскочили самолеты.
Вернулись все, кроме Борисова. Он отстал от товарищей в районе Турку.
Возле командного пункта молча курил Антоненко. Он хорошо знал горячность друга. Что там с ним стряслось?..
Антоненко, мрачный, смотрел на аэродром. Один за другим к своим гнездам рулили «ястребки». Голоса моторов звучали, как рыдания; взлетая до высоких нот, они тревожили сердце Антоненко.
Он увидел Григория Беду, моториста Борисова. Беда стоял у пустого гнезда и поглядывал на часы. Наверно, подсчитывает, сколько горючего осталось у лейтенанта. Тревожится: не подвела ли чужая машина? «Нет, машина моя надежная, — подумал Антоненко. — Но горючее уже должно кончиться».
«Девятка» стояла там же, возле пустого гнезда. Антоненко видел, как Беда влез в кабину, запустил мотор «девятки» и стал пробовать его на разных оборотах. И опять звуки мотора прозвучали для него, как рыдания.
В следующий полет Борисов должен пойти на своей «девятке». В следующий? Не рано ли думать о следующем?..
Со стороны залива донесся звук мотора. Вначале слабый, постепенно нарастающий. И тут же второй — возник и погас.
— Идет! — крикнул дежурный.
Антоненко прислушался. «Звук — чужой. Не моя машина. Да это, черт возьми, „бристоль-бульдог“!»
— Ракету! Противник над аэродромом!
Захлопали зенитки. Поднялось дежурное звено.
А в стороне тихо, никем не замеченный, скользнул белый «ястребок». Последние капли бензина иссякли еще на подходе к аэродрому, Борисов посадил самолет, как планер.
Он обрадовался, увидев, что, Беда разогревает мотор «девятки».
— В порядке? — кричал Борисов, подбегая к своей машине.
— В порядке, товарищ командир! — Беда, подталкиваемый нетерпеливым Борисовым, поспешно выбрался из кабины.
— Этот «бульдог» — мой. Не уйдет! — крикнул Борисов, с места беря старт.
Антоненко бросился было к Борисову. Но «девятка», окутанная белым облаком, уже взлетела. Когда опал снежный вихрь, она набирала высоту.
«Бристоль-бульдог» обстрелял аэродром и повернул к заливу. Борисов настиг его над кромкой льда и зашел навстречу, в лоб.
Антоненко перестал курить. Ясно, этот «бульдог» гнался за Борисовым. Борисов теперь мстит преследователю. Но зачем так горячиться? Ведь у «бульдога» четыре пулемета!
Казалось, Антоненко забыл, что он на земле, возле командного пункта, а не в воздухе. Год назад над Кронштадтом он и Борисов в учебном бою точно так же мчались встречу друг другу. Оба были упрямы, и оба не желали уступать. Отвернули одновременно, в то мгновение, когда на земле уже считали их столкновение неизбежным.
Из командного пункта выбежал радист.
— Шифровка, товарищ капитан.
Антоненко стал читать радиограмму.
Когда он вновь глянул в небо, бой кончался.
Над заливом падал горящий «бульдог». Он рухнул на лед и исчез в черной полынье.
Антоненко быстро вошел на командный пункт и приказал позвать Борисова.
* * *Квадратный стол из фанеры был застлан пестрой картой восточной части Балтийского моря.
В штаб входили летчики. Докладывали:
— У причала Внутренней гавани Ханко разгружается транспорт…
— Скопление эшелонов на станции…
Антоненко склонился над картой. Цветные карандаши исчертили море и вражеский берег стрелами, треугольниками, кружочками, ромбами, крестиками. Батареи, аэродромы, стоянки кораблей, маршруты морских караванов — все это наносили на штабную карту воздушные разведчики.
— Лейтенант Борисов явился по вашему приказанию.
Антоненко встал.
— Докладывайте.
— Шведские ледоколы ведут через Ботнический залив караван…
Они стояли друг против друга — начальник и подчиненный. Антоненко — высокий, худой; глаза то светились весельем, то темнели от гнева; буйные волосы вот-вот рассыплются и спадут на большой, выпуклый лоб; лицо открытое, скуластое, бронзовое и летом и зимой. Борисов был его полной противоположностью: роста малого, широкие плечи делали его коренастым; лицо круглое, добродушное, в веснушках; походка вразвалку — словом, увалень. Но стоило прозвучать сигналу тревоги, и Борисов становился подвижным, ловким; он с удивительной легкостью прыгал на плоскость самолета, забирался в кабину и всегда взлетал раньше других.
Должность начальника штаба обязывала Антоненко строго разговаривать с Борисовым. Но как трудно отчитывать товарища, когда сам ты такой же! «Ураган! Вихрь!» — называла его жена. Антоненко помнил, почему жена назвала его «вихрем». Пять лет назад он приехал на полустанок между Ленинградом и станцией Дно к невесте. Поезд стоял одну минуту. Родители его будущей жены помогли Антоненко выгрузить вещи: чемодан, свертки с подарками, уйму вещей. Шутка ли — летчик приехал жениться!.. «Где же Виля?» — Антоненко удивленно озирался, не видя невесты. «Виля теперь работает на станции Дно», — сказал ее отец. Антоненко не дослушал старика и, бросив все, вскочил на ходу в поезд и поехал дальше, к станции Дно. Такова его натура — мгновенно принять решение. Сорваться с места — и в бой. Как он может ругать за это же товарища?
— Опять увлекся, — с укором сказал Антоненко, когда Борисов кончил докладывать.
— Понимаешь, Касьяныч, в Турку все начисто расстрелял. До последнего патрона. А «бульдог» — черт его знает, откуда вывалился. Привязался, жмет за мной, а стукнуть его нечем…
— Теперь дежурное звено в обиде: Борисов, говорят, воевать не дает. Чужие самолеты отбивает…
— Ничего, сочтемся…
— Может быть, и сочтетесь. На ближайшем разборе помоем твои косточки. Не рассчитал с горючим и боеприпасом — это раз. А во-вторых, привел к нам разведчика…
Борисов обиделся:
— Я ему не аэродром, а могилу показал.
— Спасибо! Еще недоставало, чтобы он ушел.