Петербург в 1903-1910 годах - Сергей Минцлов

8 января. Сегодня не вышло ни одной газеты — все забастовало.

Толпы рабочих весьма чинно расхаживали вчера по улицам, заходили на фабрики и даже в небольшие заведения вроде переплетных, сапожных и т. п. и везде прекращали работу. Извозчик, на котором я ехал утром на Варшавский вокзал, сообщил, что часов в шесть утра слышен был сильный взрыв, но где он произошел — неизвестно. Я ездил в Лугу, на всех станциях ожидали с нашим поездом газет и оживленно допрашивали, что творится в городе; на обратном пути слышал толки в вагоне, будто убит градоначальник, и что на завтра, в воскресенье, ожидаются беспорядки. На Пороховых заводах забастовали тоже; вероятно, там происходит что-нибудь особенное, так как туда поскакали жандармский эскадрон и конная полиция. Это первая грандиозная забастовка на Руси; рабочих здесь целая армия, и нужно очень немного, чтоб разразился бунт.

В вагонах Варшавской дороги грязь была невероятная; спрашиваю истопника — почему это? — тот ответил, что никто из чистильщиков не явился; в мастерской рабочие забастовали тоже и даже пробовали устроить прекращение движения поездов, но это не удалось им. Истопник с большим возмущением сообщил мне об отношениях к ним начальства и порядках у них. Действительно скоты!

Напр., его отправили с поездом запасных в Иркутск; он пробыл бессменно в дороге 2 месяца, и ему не потрудились выдать вперед жалованье; предупредили о таком назначении за 4 часа и, не успей он перехватить у товарища 10 р., или не найди их — «подох бы с голода, как собака» (его выражение). По выражению лица и голоса видно было, что человек глубоко, всем нутром чувствует это отношение к нему, как к собаке. Затем — новый начальник дороги вдруг распорядился, чтобы за кипяток, раньше выдававшийся служащим на станциях бесплатно, взыскали по 1 коп. за чайник, за поездку это составит добрый гривенник, что бедному человеку, получающему их в обрез, чувствительно. Кроме того, тот же начальник велел уменьшить скидку, которою служащие пользовались в буфетах…

Словом, везде и всюду бепредельное проявление «нраву моему не препятствуй: желаю и конец!».

9 января. Из газет вышел только «Правительственный вестник», такой же пустой, как и само правительство.

В час дня отправился посмотреть, что творится на Невском; швейцар сообщил мне, что утром с ближайших фабрик валила толпа, но на Кирилловской ул. их встретили казаки и, несмотря на мирные заявления рабочих, что они идут к царю, заставили их свернуть в боковые улицы.

Кавалерия в Петербурге 9 января 1905 г.

Вышел из подъезда, вижу, по Суворовскому проспекту где стоят спешившись, держа коней в поводу, где разъезжают отряды драгун в красных фуражках; перекрестки Невского охраняли пешие и конные заставы, приблизительно по взводу пехоты и по полуэскадрону кавалерии; солдатики, по случаю ветра и мороза, развели костры и выплясывали около них; во дворах по 1-й Рождественской улице стояли походные кухни. Конечно, движение по Невскому было прекращено.

Шествие демонстрантов 9 января 1905 г.

Взял извозчика и велел ехать к Адмиралтейству; народа в том направлении шло много, но оборванцев и пьяных видно не было; фабричные, все принаряженные и выглядевшие очень прилично, попадались на каждом шагу; иные, по-двое, ехали на извозчиках. У Полицейского моста движение по панелям было невозможно; народ стоял густой стеной, многие взобрались даже на перила и оттуда смотрели, что происходит впереди. Вереницы экипажей плелись шаг за шагом, и на углу Морской, запруженной с обеих сторон, остановились окончательно: у Александровского сада их не пропускали; под аркой Главного штаба чернела особенно густая полоса толпы; я отпустил извозчика и направился туда посмотреть на Дворцовую площадь. Криков и особенного шума не было, толпа вела себя чинно.

У Зимнего дворца 9 января 1905 г.

Втиснулся в самую гущу под аркой и увидал, что площадь пуста; близ дворца стояли какие-то спешенные войска; ни со стороны Миллионной, ни из-под арки никого на площадь не пропускали; выезды из улиц охраняли эскадроны конногвардейцев. Постояв несколько минут и видя, что все обстоит более чем мирно, я решил зайти со стороны Миллионной: оттуда доносились крики, и один из эскадронов, обнажив палаши, поскакал туда.

Только что успел я завернуть за угол Невского, вдруг позади раздались вопли; опрометью понеслись с Морской, хлеща лошадей, извозчики, собственные экипажи, люди; я прижался в выемке стены к запертой двери табачного магазина Елисеева и пропустил мимо ошалевшую толпу; были в ней и студенты, и простонародье, и барышни, сующиеся везде, где им не следует быть. Затем бросился назад к углу и увидал, что конногвардейцы, очистив арку и часть Морской, шагом возвращаются обратно; бить, очевидно, никого не били, а только напугали. Не успел я взойти на Полицейский мост — со стороны Александровского сада грохнул залп; минуту спустя — другой. «Холостыми это, холостыми палят», заговорили кругом, но мне они показались не холостыми: совсем другой звук у последних. На набережной Мойки кучами чернели рабочие; иные вели зажигательные речи; особенное внимание мое привлекла какая-то женщина-брюнетка, в платке и черной кофте поверх желтого платья. Она металась от одной кучки к другой и все спрашивала: «Где наш-то союз? Не выдавайте, братцы, что же вы? Идемте!» Против придворной капеллы, у моста, толпа была возбужденнее; раздавался свист и крики; против нее, загораживая весь проезд ко дворцу, стояли ряды конногвардейцев; несколько человек из толпы были вываляны в снегу; одного, сильно помятого, усадили на извозчика и повезли прочь — их сбила с ног конница во время атаки; по говору кругом, солдаты били не плашмя, а как следует. Как всегда, было много трусов, мявшихся и вполголоса уговаривавших наиболее горячих: «Да брось, пойдем лучше отсюда», но были и прямо вдохновенные типы; один, еще молодой парень, стал среди моста и, потрясая кулаками, кричал: «Пущай убьют! Все едино конец, скорей будет!»

Солдаты колыхались на своих огромных конях и только поглядывали, но никто, даже полицейский, находившийся рядом, не тронул его. Разогнанная всего за несколько минут назад толпа все прибывала; видел двух студентов, вполголоса говоривших: «Только спокойно держитесь, братцы, помните — главное, спокойствие!» Некоторые из вновь подходивших рабочих здоровались с ними, как со знакомыми: очевидно, движение это не без руководительства, и студенчество не беспричастно.