Исполнитель желаний - Анастасия Баталова

Женщина продолжала молчать, но на её сомкнутых губах, когда-то, вероятно, потрясающе красивых, но сейчас немного подсохших, точно лепестки сорванной розы, начала медленно рождаться улыбка, очень необычная, растроганная и как будто чуть грустная.

Тишина, когда Билл закончил говорить, стояла тревожная, звонкая; в ней решалась судьба, и сама тишина как будто бы знала это, и волновалась, и была живая, вибрирующая, дрожащая.

Женщина вздохнула.

– Каждый доброволец – это, без сомнения, радость и большое событие для нас, но… Здесь довольно суровые правила. Кому-то они могут показаться необоснованными и странными. Не всем под силу взять на себя обязательства соблюдать их. Девять из десяти уходят, даже не дочитав свод до конца. Поэтому сначала ты познакомишься с ними, а затем сам примешь окончательное решение… – она сделала небольшую паузу, должно быть, формулировала трудную для выражение мысль, – …Ты имеешь право отказаться, это возможно на любом этапе, у нас служат только добровольно, но… Если это случится не сейчас, а позже, то придётся пройти небольшую процедуру…

– Какую?

– Коррекцию воспоминаний, – тихо сказала женщина. – Предупредить тебя об этом заранее – мой долг.

Билл вздрогнул. В первый момент ему стало так жутко, что захотелось уйти сразу: как можно скорее выскочить в зыбкую дымку моросящего дождя, побежать по тротуару, и даже не оборачиваться до тех пор, пока величественное серое здание с массивным гранитным портиком не затеряется в лабиринте городских улиц. Бежать… Не оборачиваться… Но…

Острое чувство потери пронзило Билла, когда он подумал о том, как вернётся на ярмарку. Что он будет делать там? Какое будущее ожидает его? Как он собирается жить дальше? Сознание его было совершенно пусто, он вдруг понял, что на ярмарке его больше ничего не ждёт. Он уже ушёл оттуда. И путь его выглядел завершённым. Всплыли строчки из какой-то книги: «Взлетай, не боясь разбиться, ведь если упадёшь, ты просто окажешься там, где был раньше, на земле, только и всего; а вот если ты не попробуешь взлететь, то никогда не узнаешь, каково на ощупь небо…»

– Я согласен, – сказал Билл, – Покажите мне правила.

Женщина достала из ящика до невероятности тонкий чёрный планшет, бегло погладила пальцами сенсорный экран, что-то на нём настраивая, и протянула Биллу.

– Мне можно будет подумать? После того как я прочитаю? – спросил он.

– Три дня. И кто-нибудь из нас будет наблюдать за тобой.

– Спасибо, – Билл погрузился в чтение.

Тикали часы. Женщина взяла со стола монетку и, зажав её между большим и указательным пальцами, стала разглядывать. Рельефное изображение короны и скипетра полыхнуло бледно-жёлтым бликом. Билл к этому моменту уже потерял всякую надежду, что когда-нибудь узнает назначение таинственной монетки, и не обратил на женщину никакого внимания.

– Это – золотой империал Ордена Повелителей Пространства-Времени, тайного магического сообщества, распавшегося несколько веков назад, – сказала она, – а ты читай, читай, не отвлекайся.

Дочитав до конца, Билл осторожно положил планшет на край стола.

– Не хочешь, не говори ничего сейчас, – улыбнулась женщина, – у тебя есть три дня.

– Может, я дам свой ответ и раньше, – пообещал Билл, вставая, – мне нужно только спросить кое-что. У одного человека…

10

Когда он грезил о Магдалене на ярмарке, ему всегда представлялась одна и та же сцена встречи: они стоят на небольшом расстоянии, медленно соединяют вытянутые руки, будто собираясь кружиться, смотрят друг другу в глаза и бессмысленно улыбаются. Вечером он долго не мог заснуть, а на следующий день каждую свободную минуту выглядывал в толпе покупателей ярмарки загадочного «наблюдателя», обещанного красивой седой женщиной, и раз ему даже показалось, что он кого-то заметил… Но, мгновение спустя, подозрительный человек пропал, проглоченный ярмарочной суматохой, и больше не появлялся – к концу дня Билл даже начал думать, что сам вообразил этот проскользнувший в толпе силуэт – длинный плащ и шляпа – слишком уж много он сосредотачивал внимания на своём ожидании… и искал… искал.

После работы он отправился в заветный ларёк со сладостями. По мере того, как он приближался к цели, всё острее и слаще ощущалось волнение предстоящей встречи. Когда осталось пройти всего только одну недлинную улицу, Билл замедлил шаги. Почему сейчас от того, что скажет Магдалена, зависит вся его жизнь? Он сам так решил, и не отказывался от своего выбора. Но почему? Билл остановился. Что же есть в ней такого, в этой простенькой девочке, со вздёрнутым носиком в крупинках пудры, с отросшими корнями крашеных волос и кукольными слипшимися ресничками? Что даёт ей право решать его судьбу?

Ларёк виднелся в конце улицы. Рифлёная металлическая обшивка вертикальными полосами. Серое пятнышко крыши. Внезапно боковая дверца отворилась, выпуская двоих. Один из них замешкался, по-видимому, запирая ларёк на ключ. Билл без труда узнал Магдалену – пучок жёлтых волос, немного сутулая спинка, семенящая походка. Её сопровождал очень высокий, худой и, судя по жестам, нервный молодой человек. Они о чём-то возбуждённо говорили. Спутник то и дело удерживал Магдалену за рукав, и, чуть обгоняя её, заглядывал в лицо. Она отвечала. Рассеянно и, как показалось Биллу, неохотно. Сутулилась ещё сильнее, будто пытаясь спрятаться в своих плечах.

Билл притаился в кустах, растущих вдоль тротуара, продолжив наблюдать. Магдалена и парень подходили, их голоса слышались всё отчётливее.

– Ты не можешь меня бросить, ты всё, что у меня есть, ты же мне обещала, помнишь? Вместе и навсегда! Я не стану жить без тебя, ты же знаешь.

– Но Эдвин…

– У тебя что, кто-то появился? – парень резко остановился и схватил Магдалену за руку, – говори! У тебя кто-то есть? – его голос истерично дребезжал.

– Нет… – ответила она испуганно.

– Тогда в чём дело? Что изменилось?

– Я устала, Эдвин… Прошу тебя…

– Нет. Скажи: ты ещё любишь меня?

– Люблю, – без выражения подтвердила она.

– Скажи ещё раз! – воскликнул парень с каким-то жутким глухим придыханием, – скажи это искренне, а не так, как сейчас!

– Люблю, – повторила Магдалена тупо.

– Ещё… – прохрипел парень.

– Люблю… – выдохнула Магдалена, делая над собой заметные усилия. Она подняла на парня глаза, полные страстной и безнадёжной мольбы, которой всё равно не суждено быть услышанной. Биллу показалось, что девушка сейчас заплачет, – Успокойся, Эдвин, всё хорошо, – продолжила она, скрепившись, уже другим, нежным и сильным голосом, – я люблю тебя и никогда не оставлю, никогда, ты слышишь. Вместе и навсегда. Тшшш… Успокойся…

И тут случилось нечто несуразное. Огромный парень, согнувшись почти пополам, рухнул на плечо Магдалены, и принялся громко рыдать, шмыгая носом. А она обнимала его, утешала шёпотом, гладила, как мать, по плечам, по спине, по волосам…

– Ну ладно тебе, шшшшш, идём, Эдвин, всё хорошо…

Возвращаясь на ярмарку, Билл мучительно спорил сам с собой – нужно ли приходить снова, чтобы увидеться с Магдаленой, или это не имеет никакого смысла. «Если ты не попробуешь взлететь, то никогда не узнаешь, что такое небо…» Наверное, подумал юноша, это самое мудрое, что можно сказать человеку, когда он не решается что-либо сделать.

На следующий день Билл пришёл опять, и, стараясь не слушать биение собственного сердца, сунулся в ларёчное окошко.

– Привет.

– Это… ты? – Она стояла, удивлённо застыв, её густо накрашенные ресницы расходились как лучики от широко распахнувшихся глаз. На её трогательно выпуклом, напудренном лбу собралась складочка.

– Прости меня… Ладно… – невпопад пробормотал Билл.

Повисла продолжительная пауза. Билл стоял, просунув голову в окошечко, и преступно бездействовал. Возле ларька чуть поодаль раздражённо топтался человек в спортивных штанах с вытянутыми коленками, он, по-видимому, хотел что-то купить. Секунды шли, но Билл продолжал стоять, увязая в собственных несчётное количество раз уже передуманных мыслях.

Магдалена мягко улыбнулась и, решив дать ход делу сама, сказала:

– Да всё хорошо. Не волнуйся.

Билл покраснел.

– Я… Я ведь исчез не потому… Я не испугался, ты не думай. Просто… – Слова выпадали сами собой, как мелочь из рваного кармана, неуклюжие, почти бессвязные; Билл чувствовал, что говорит совсем не то, что хотел сказать, совсем не то, что копил в себе так долго; такова жизнь – никогда не получается произносить заученные наедине с собой формулировки – всё надуманное неизменно разбивается о монолитную конкретность текущей секунды, разлетается, рассыпается на глазах. Он совсем растерялся и принялся вываливать на неё всё сразу, продираясь сквозь робость, пробивая ошеломляющей искренностью налёт шутливости на её на лице… – У меня ведь ничего не было тогда: ни дома, ни денег, ни даже планов… Я ничего не смог бы тебе дать. Сейчас, впрочем, мало что изменилось… Но… Я хотя бы кое-что зарабатываю. Я таскаю книги на ярмарке. Мы могли бы снять небольшую комнату и жить там вдвоём…