Медальон сюрреалиста - Алина Егорова

— Как неловко! — ахнула Светлана Ивановна. — Сейчас я помогу все собрать.

Несмотря на свои габариты и уже немолодой возраст, женщина ринулась подбирать вещи.

— Что вы, не надо, я сама! — едва успела произнести Арина, но Светлана Ивановна ее опередила. Она сложила помаду и зеркало в клатч Арины и замерла с подвесками в руках, на ее лице застыло изумление.

Марьяна оторвалась от своего занятия, наблюдая за происходящим.

— Что ты так смотришь, Марьяша? — произнесла Светлана Ивановна теплым голосом. — Ничего не случилось, все живы-здоровы.

Светлана Ивановна сначала хотела подвески убрать в карман, чтобы не разгорелся сыр-бор, но, видя, что остроглазая Марьяна подвески заметила, тактику сменила.

— Люстре второй год пошел, и немодная она уже. Анна Борисовна собиралась повесить новую, из итальянского каталога, так что эта все равно пойдет в утиль.

Все в доме знали о пристрастии хозяйки к европейским вещам, особенно Хася тяготела к вещам из Италии. Для нее привозили кипы бесплатных изданий со всякой всячиной. Хася их листала, часто восклицая: «Вау! Хочу!!!» Или: «Зашибись, какая фиговина!» Она не стеснялась прислуги, считая ее чем-то вроде мебели, а находясь в благодушном настроении, хозяйка делилась с кем-нибудь из горничных своими мыслями по тому или иному поводу. Несмотря на положение хозяйки дома, Хася оставалась бабой — болтливой и простой. Можно сказать, слишком простой. Муж вечно отсутствовал, а когда появлялся дома, пустых разговоров он не терпел, в его присутствии Хася даже не могла вслух поразмышлять о чем-либо, чтобы не последовали вопросы: зачем и сколько это будет стоить? Вопрос задавался с целью подсчитать бюджет и прикинуть, выделить ли денег или жена со своими желаниями перебьется. Сколько бы ни богател Александр Тимофеевич, в душе он по-прежнему оставался пареньком из бедной семьи, Шуриком Меньшовым, привыкшим экономить буквально на всем.

Собрав свои вещи, Арина направилась к выходу. Задерживаться в этом доме ей не хотелось. Особняк ей казался неуютным, холодным и враждебным. Раньше она сюда приезжала ради Аркадия — он так хотел, а теперь ей здесь делать было нечего. Со своим несостоявшимся свекром Арина не сдружилась, с его женой и подавно: пока Арина не стала полноправным членом их семьи, Меньшиковы предпочитали держать дистанцию. А может, дистанция между ними не сократилась бы никогда. После случившегося с Аркадием эта семейка едва сдерживалась, чтобы не стереть ее в порошок. Хотя какое там сдерживалась! Меньшиков по телефону ясно дал понять, чтобы она не попадалась ему на глаза, иначе он за себя не отвечает. Арина ему поверила, но не испугалась — она была не из робкого десятка. «Что он мне сделает, — размышляла девушка. — Закатает в асфальт? Кишка тонка!» Работая в «Империи», Арина заметила, как Александр Тимофеевич трепещет перед всевозможными ГОСТами. Ему было важно, чтобы дизайн выполнялся согласно нормам, словно Меньшиков не смог бы откупиться от проверок. И это не было пиететом перед законом, это был страх, впечатанный в подсознание жизнью. Он выдавал в президенте корпорации прежнего Шурика Меньшова — мелкого жулика, состоящего на учете в РУВД. Зато Хася, хотя и старалась выглядеть убитой горем мачехой, как показалось Арине, не очень-то и печалилась. Она скорее торжествовала: устранились двое претендентов на состояние ее мужа. И какие конкуренты! Единственный сын с невестой. То есть внуков не будет и все деньги достанутся ей одной. А уж она-то мужа переживет!

— До свидания! — сдержанно произнесла Арина и решительно вышла из помещения.

— Всего хорошего! Приезжай, не забывай нас, — душевно напутствовала Светлана Ивановна.

Неправильной формы коридор, еще один холл, украшенная витражом терраса, — девушка окинула прощальным взглядом бегущую по бирюзовым волнам ладью. Пожалуй, этот витраж был единственным выполненным со вкусом украшением дома, остальное убранство представляло собой богатую нелепицу.

На улице начинало холодать, по телу, укутанному лишь в тонкий шелк платья, тут же побежали мурашки. Арина ускорила шаг, направляясь за ворота к ожидающему ее такси. За ее передвижением демонстративно следили охранники Дед Пихто с Костей-Фаянсом. В стороне от них, уткнувшись в телефон, стоял невыразительного вида блондин. Этого человека Арина видела в особняке и раньше, но толком запомнить его не могла — блондин был абсолютно незапоминающимся. При первом визите в особняк Аркадий небрежно кивнул в его сторону, сказав, что он начальник службы безопасности. Это была официальная должность блондина, а неофициальная — «живая вещь» Анны Меньшиковой. Даже ходили слухи, что они любовники.

Как и предполагала Арина, спокойно покинуть двор ей не позволили. Когда она приблизилась к воротам, ее окликнули.

— Капитан Барсиков, уголовный розыск, — представился мужчина, взмахнув в воздухе удостоверением. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Ариадна обернулась и обреченно подняла печально-пронзительные глаза. Перед ней стоял поджарый мужчина лет тридцати пяти. Откуда он появился, девушка не заметила.

«Следом шел, не иначе, — подумала Арина. — Сейчас пойдет разговор об обстоятельствах смерти Аркадия. Испанская полиция уже всю душу вымотала, теперь принялась полиция отечественная. Этого и следовало ожидать — со связями Меньшиковых», — усмехнулась она про себя.

Барсиков подошел ближе, деловито оглядывая Арину.

— Ваши вещи? — кивнул он на сумку в руках девушки.

— Мои, — призналась она, а про себя подумала: «Ясное дело, мои, а то чьи же еще?» Меньшиков не смог удержаться, чтобы не продемонстрировать ей свое отношение — теперь она для него кто-то вроде проходимки, которая того и гляди умыкнет что-нибудь из дома. «Приказал своим волкодавам вывернуть мне карманы! Даже полицейского приобщил к спектаклю».

— Мне придется их осмотреть. Кривотолков, Удоев, Савельев! Подойдите, господа, понятыми будете, — обратился капитан к охранникам и блондину.

Барсиков зыркнул на вещи Арины и со словами «Позвольте, сударыня!» потянулся к ее сумке.

— Пожалуйста! — хлопнула она сумку на землю.

Арина со злорадством наблюдала, как оперативник нерешительно копается в ее косметичке, перебирает пакет с колготками и шарит по гигиеническим принадлежностям. Наверняка с большим удовольствием он копался бы в мусорном ведре.

— Тут все чисто, — пробормотал он, достав до дна, и перешел к внешним карманам сумки. — А это что? — извлек он оттуда медальон. Потемневший, в виде веера со вставками из потускневших цветных камней. — Это ваше? — обратился он к Металиди.

— Мое, — удивленно ответила Арина.

«Вот и вернулось все на круги своя, — подумала девушка. — Только каким образом медальон попал в сумку? Может, Земскуля вернула? Не понравился, наверное. Но зачем же она это сделала втихаря? Могла бы и в руки отдать».

Пока догадки в голове Арины кружили хоровод, капитан занялся изъятием «вещественного доказательства».

— Господа понятые, прошу обратить внимание, — бубнил он, перекладывая медальон в пластиковый пакет. — А вам, госпожа Металиди, придется проехать с нами.

— Кто же палево с собой таскает?! — прокомментировал Удоев-Костя-Фаянс.

— Не говори, Костян, молодняк совсем безбашенный пошел, — согласился с ним Кривотолков. — Вот и Тень скажет, что воровать надо с умом.

Виталий Савельев, или Тень, как его прозвали охранники, молчал. Он задумчиво смотрел на попавшую в переплет девушку, при этом на его лице было написано не то сочувствие, не то удовлетворение.

Арину проводили к служебной машине. Барсиков распахнул перед девушкой дверь, затем достал мобильник и набрал номер Небесова.

— Мишаня! Срочно найди горничную Войтенко и тащи ее к нам! Да, Татьяну, сменщицу Земсковой. Нужно, чтобы она опознала медальон.

1966 г. Москва

Все само собой как-то разрешилось, кроме интересного положения Светланы. К великой радости Нины Матвеевны, цыган никак не объявлялся, но, к ее же великому сожалению, от аборта дочь наотрез отказалась. Живот уже вырос до того размера, что ни оправдывать его разыгравшимся аппетитом, ни скрывать под многослойными одеждами стало невозможным. Нина Матвеевна отправила непутевую дочь подальше от любопытных соседских глаз к тетке Зине в Лодейное Поле. Светлана вела себя странно. Она внезапно успокоилась и как-то совсем перестала вспоминать о своем Санчо.

— Ну и слава богу, — вздохнула с облегчением мать. Она уже не знала, где большая беда — то, что дочь родит вне брака, или то, что она собралась замуж за цыгана. Поразмышляв, Нина Матвеевна пришла к выводу, что все-таки принести в подоле не так страшно — не она первая, не она последняя, а вот связать свою жизнь с табором — это всем бедам беда. Тут же как? Выйдешь замуж за дворника, и все твои друзья будут дворники, пойдешь за цыгана, сама оцыганишься. От одной мысли, что Светлана осядет в цыганской семье, Нине Матвеевне делалось дурно: даром что дочка пропадет, так она еще и всю семью оцыганит. «Вот и хорошо, что эта блажь ее покинула! — думала она. — А с ребенком можно что-нибудь решить. У тетки Зины в Лодейном Поле, например, оставить или, если тетка не согласится, сдать в детский дом. Нечего Светочке свою жизнь портить! У нее институт и достойное будущее, где нагулянному младенцу не место». О том, чтобы воспитывать внука самой, Нина Матвеевна даже не помышляла. Во-первых, она еще молодая и в бабушки записываться не собирается. Тем более в бабушки к цыганенку! Гулять с ним в сквере — о боже, какой стыд! Что люди скажут! Будут интересоваться, от кого дитя. Как людям в глаза смотреть?! Во-вторых, за цыганенком весь табор таскаться будет: бабушки-дедушки станут навещать, потом дяди-тети с племянниками подключатся. Не успеешь оглянуться, как цыгане поселятся в их московской квартире. Ну нет, дудки! Не на тех напали! Никаких цыган в семье Рязанцевых и близко не будет!