Горький привкус любви - Борис Александрович Титов

Паисия Святогорца есть поучение о разделении людей на мух и пчел. Пчела и на свалке найдет цветок и соберет нектар, а муха… муха и в прекрасном саду найдет кучу....

Лев Соломонович Риарский был мухой. Он производил впечатление интеллигентного и вполне безобидного пожилого человека. Но за этой маской скрывался злобный, мстительный и расчетливый мерзавец, действующий исключительно с помощью закулисных интриг.

В присутствии начальства он весь скукоживался, всячески демонстрируя свою незначительность и преданность вышестоящим, перед подчиненными же Лев Соломонович становился будто выше ростом, его узкие плечи расправлялись, каждый жест был призван подчеркнуть его величие и значимость.

Риарский никогда никому ничего не прощал. На любую, по его мнению, несправедливость, допущенную в отношении него, он реагировал растерянной обезоруживающей улыбкой, которая заставляла его обидчика, мнимого или настоящего, чувствовать себя неловко и пытаться как-то исправить ситуацию. Выслушав извинения, Лев Соломонович прижимал руки к груди и уверял собеседника в том, что ничего страшного не случилось и он не держит на него никакого зла, а сам уже рисовал в своем воображении картину утонченной мести. Отныне при каждом удобном случае он в разговоре с коллегами старался выставить своего недруга в самом невыгодном свете, представляя его разносчиком сплетен. Делал это Лев Соломонович просто виртуозно. Он со скорбным видом подходил к одному из друзей этого человека и говорил, что знает о его проблеме (причем говорилось о действительно имевшей место проблеме, но представленной в искаженном и гипертрофированном виде) и очень ему сочувствует. И когда возмущенный собеседник спрашивал, откуда такие сведения, Риарский с притворным смущением называл имя своего обидчика. Такое он проделывал неоднократно. И люди верили ему, потому что невозможно было предположить, что такой с виду интеллигентный человек, да к тому же столь почтенного возраста, может кого-то оболгать. Да и зачем? А он просто получал огромное удовольствие, сталкивая людей лбами и наблюдая, как недавние друзья становятся заклятыми врагами.

Всегда и везде Риарский был первым: призыв в ряды НКВД – он в первых рядах, освоение целины – он в авангарде. Но ему всегда не хватало то одного подтягивания на турнике, то здоровья – в медицинской карте появлялась запись о предрасположенности к гипертонии. И Риарский грустно махал рукой вслед отъезжающим энтузиастам, «волею обстоятельств» вынужденный оставаться дома.

Руководствуясь исключительно выгодой, Лев Соломонович, на словах ратуя за чистоту нравов научного сообщества, поставил на поток «производство» диссертаций, содержание которых представляло собой компиляции из нескольких дипломов, для последующей продажи чиновникам, жаждущим получить ученую степень.

Высшим проявлением его лицемерия были доклады при смене политической ситуации в стране. В каждом из них была ключевая фраза, ставшая в вузе притчей во языцех.

В год обещанного Хрущевым коммунизма он восклицал:

– …Мы – винтики мощного механизма, рожденного великим Октябрем! Все как один в творческом порыве мы с воодушевлением идем к победе коммунизма, к светлому будущему, гарантирующему счастье нам и нашим детям…

В годы перестройки Лев Соломонович с энтузиазмом провозглашал:

– …Да, мы винтики. Мы винтики механизма, приводимого в движение мощной энергией инициативных масс. Перестройка дала нам простор для творчества. Наконец-то мы освободились от идеологического давления партноменклатуры и можем быть уверены в светлом будущем наших детей…

В девяностые он с негодованием клеймил позором коммунистическую диктатуру:

– …Мы были ничтожными винтиками мощного механизма коммунистической машины, подавляющей малейшее свободомыслие. Демократия раскрепостила нас – мы свободны творить и созидать наше будущее и будущее наших детей…

Оставаясь наедине с собой, Лев Соломонович успокаивал жалкие остатки своей совести тем, что если бы он обладал властью, то непременно действовал бы открыто и решительно.

***

Правой рукой ректора и главным «опричником» стал первый проректор Сергей Федорович Пряучаев, по совместительству его двоюродный племянник. Свою карьеру он начал в мордовских лагерях, где работали его отец и дед. К двадцати двум годам дослужился до старшего надзирателя.

Его двоюродный дядя, Александр Степанович Кежаев, работал в Санкт-Петербурге проректором по административно-хозяйственной части в негосударственном юридическом институте. Вызвав племянника к себе, он устроил его туда на работу простым охранником. Затем сделал его начальником службы безопасности вуза. Там же Сергей Федорович получил диплом юриста.

Когда его дядя, выбившийся со временем в проректоры по учебной работе, купил должность ректора в университете, то забрал племянника с собой. И тот в должности начальника службы безопасности с большим рвением выполнил всю грязную работу по «зачистке» университета от проголосовавших на выборах против дяди и прочих «ненадежных» людей, в числе которых оказалось больше половины сотрудников. Для избавления от неугодных особых поводов не искали. Например, сотрудников из «черного списка», которые опоздали, пусть даже на пару минут, или забыли пропуск, в университет не пускали. Тут же создавалась дисциплинарная комиссия, которая оформляла прогул, после чего проштрафившемуся ставили ультиматум: «Либо вы пишете заявление на увольнение по собственному желанию, либо мы вас увольняем за нарушение трудовой дисциплины». Судьба студентов и профессиональные качества наспех набранных на вакантные должности преподавателей никого не волновали. Все ради достижения главной цели – безропотной покорности! К прочим уволенным относились те, кто высказывал недовольство ректором и его «грандиозными реформами». Причем не обязательно было делать это публично. Сергей Федорович на всех кафедрах установил подслушивающие устройства, и никаких тайн для ректора уже не существовало. Когда на кафедре информационных технологий обнаружили подслушивающее устройство, Сергей Федорович цинично предположил, что это дело рук сотрудников конкурирующей кафедры, и предложил «в целях безопасности» установить на кафедрах видеокамеры. Покорный к тому времени совет университета проголосовал за новацию – и сотрудники стали бояться не только друг друга, но и стен. Посредством сложных манипуляций в контексте «глобальных реформ» несколько раз реорганизовали юридический отдел, и в конечном итоге должность его заведующего оказалась вакантной. Надо ли говорить, что ее тут же занял Сергей Федорович?

***

В свой новый кабинет Пряучаев вошел с огромным портретом ректора и в присутствии сотрудников водрузил его над своим креслом со словами: «Отныне для вас один бог, несогласные могут здесь и сейчас написать заявление об уходе». На новой должности Сергей Федорович посвятил себя изобретению бесчисленных инструкций – от «Инструкции по предъявлению пропуска и действиям службы охраны университета в случае отсутствия заведующего юридическим отделом» до «Инструкции по использованию кафедрального ксерокса». Инструкции создавались по каждому, порой даже самому незначительному поводу. Бедные преподаватели не могли сделать и шага, не нарушив хотя бы одну из них.

Но наиболее «талантливо» Сергей Федорович проявил себя на поприще реорганизации отдела торгов. Внедрив туда своих людей, он в связке с хозяйственной частью придумал присваивать новые номера только что прошедшим дорогую реставрацию дворцовым помещениям и оформлять реставрационные работы заново. На этом его новации не закончились. Как дорогостоящую