Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделав это, Наполеон с максимальной скоростью двинулся по направлению к Смоленску, где должны были находиться большие запасы продовольствия, которых могло хватить для обеспечения 100 тысяч человек в течение, как минимум, 15 дней. Разбитая армия стремилась к городу, как загнанная лиса, за которой по пятам идут гончие. Но как для большинства загнанных лис, так и для французской армии то, что казалось им спасением, оказалось жестоким разочарованием. Смоленск представлял собой полностью опустошенные развалины.
Новости о жалком положении Великой армии еще не дошли до Европы. Французская полиция (за что ее так высоко ценили русские) следила за этим, поэтому появление первых дезертиров, бежавших из Москвы, повергло войска, стоявшие в гарнизонах, в смятение.
Капитан Ройдир, офицер личной охраны князя Гессенского, был одним из тех, кто первым столкнулся с голодной, обмороженной толпой, шедшей с востока. Его послали вперед обследовать дороги и искать помещения для постоя вплоть до разрушенного города Дорогобужа, находившегося на полпути между Смоленском и Вязьмой. Дорогобуж — последний город, где Ройдир и его гвардейцы могли выступать в роли личных телохранителей императора. Капитан сообщал, что король Неаполитанский, Мюрат, без остановки галопом промчался через город. Относительно того, как поражение подействовало на Наполеона, Ройдир оставил интересные комментарии. В ту ночь, когда капитан стоял на посту у его штаб-квартиры, он слышал, как император продолжал работать до часу ночи. В половине четвертого Наполеон был вновь на ногах, а голос, которым он отдавал приказы о том, чтобы немедленно оставить обоз с больными и ранеными до вступления в Смоленск, был твердым и четким.
Тем не менее вид большинства людей, маршировавших вместе с ним, продолжал изумлять солдат гарнизонов, оставленных во время недавнего наступления. Некоторые из воинов Старой гвардии все еще сохраняли боевой порядок, но большинство солдат других контингентов полностью обессилели, и это в течение нескольких дней. Большая часть офицеров в обгоревших, потрепанных мундирах шла пешком. Их взгляд выдавал отчаяние людей, доведенных до предела своих физических возможностей. У более поздних поколений он будет ассоциироваться с взглядом ветеранов окопной войны на Западном фронте.
С каждой милей на пути в Смоленск состояние армии становилось все хуже и хуже, все больше людей, среди которых были и раненые, приложившие нечеловеческие усилия в надежде добраться до городских провиантских складов, прекращали борьбу и падали в снег, ожидая смерти. Зверства в конце короткого дневного перехода не знали предела: старые боевые товарищи вступали в схватку друг с другом из-за куска хлеба или глотка водки. На некоторых почтовых станциях, казавшихся непозволительной роскошью на этой дороге, разгорались целые небольшие сражения за право ночевать внутри, потому что выбор, быть под крышей или остаться снаружи, был равен выбору между жизнью и смертью.
Те, кому удавалось добраться до почтовой станции раньше других, набивались в эти большие, похожие на конюшни строения. Офицеры, сержанты и простые солдаты, кавалеристы, артиллеристы, пехотинцы и гражданские собирались в тесную группу, располагаясь у дверей, под стенами или даже на чердаке, и отражали нападения оставшихся снаружи, кидая в них поленья, стреляя из мушкетов и пуская в ход штыки. На почтовой станции, расположенной на расстоянии однодневного перехода от Валутина, где во время наступления корпус Нея так успешно окружил русских, а Жюно позволил им уйти, разыгралась страшная трагедия. Ее результатом стала гибель почти 800 человек.
Бургойнь, оказавшийся в числе тех, кто подошел позже, описал это миниатюрное сражение между теми, кто уже занял место внутри почтовой станции, и опоздавшими. Ночью те, кто остался снаружи, страшно отомстили тем, кто был внутри: они подожгли здание со всех сторон, а поскольку двери открывались внутрь, выйти оказалось невозможно. Бургойнь и его товарищи спасли около полудюжины несчастных, включая офицера, вытащив их через дыру в деревянной стене, но большая часть осталась внутри, поджарившись заживо или погибнув в давке у выхода из здания. Одна часть бывших снаружи собралась вокруг огня и не могла или не хотела помочь погибавшим, другая часть хладнокровно разгребала пепел в поисках добычи. Большинство, однако, протягивало руки к огню, восклицая: «Какое красивое пламя!» Ветеран Бургойнь, имея за плечами шесть лет боевой службы, признавался, что от этой сцены его вывернуло, и наутро он вышел раньше, чтобы оказаться подальше от этого страшного места. По дороге он встретил двух пехотинцев, которые рассказали ему, что наблюдали, как хорваты вытаскивают из огня тела мертвых, разрезают их и пожирают. Это был второй случай людоедства во время отступления, упоминания о них появляются также и в других источниках. Несмотря на беспочвенность, они не лишены вероятности. Во время этого марша длиной в 550 миль, при температуре ниже нуля, для выживания оказались хороши любые средства.
Недалеко от сгоревшей почтовой станции Бургойнь стал свидетелем другой трагедии, похорон пятнадцатилетней девушки, которая «даже мертвая была прекрасна».
Ее выкинули из обоза родная мать и сестра. Это была одна из нескольких семей бывших патриотов, которые вместе с большим количеством русских девиц, присоединившихся к завоевателям, решили сопровождать Великую армию на пути во Францию. Женщина и ее уцелевшая дочь умерли позже, во время отступления, та же судьба постигла всех русских крепостных, шедших за французскими шеренгами из Москвы в надежде обрести свободу.
На следующий день, 9 ноября, стало немного теплее, и в течение еще пяти дней погода улучшалась. В конце концов 60 из 108 тысяч солдат, оставивших Москву за три недели до этого, добрели до ворот Смоленска и потребовали, чтобы их впустили. Солдаты Смоленского гарнизона смотрели со стен города на это сборище и отказывались пустить их внутрь. И этому нежеланию есть вполне понятное объяснение. Что общего было у этой бесчинствующей толпы с Великой армией Наполеона, которая вышла из этих же самых ворот за 77 дней до возвращения?
Глава 5
«Дьявольская страна — ад повсюду!»[40]
1
С самого начала линия фронта, широко растянутая от центра к флангам, с каждым днем становилась все шире и беспорядочнее. В середине лета она напоминала длинный, медленно расползающийся кусок резинки, начало которого было в профранцузской Варшаве и хорошо обеспеченных немецких гарнизонных городах, как Кенигсберг. Оттуда линия фронта проходила через Неман, Вильно, затем Глубокое и Витебск, пересекала Днепр и проходила мимо башен Смоленского кремля, затем поворачивала на северо-восток к Вязьме, миновала овраги Бородина и заканчивалась
