Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

— Папенька, вы мне позволите увести от вас нашего гостя?

— Разумеется, — кивнул Петр Иванович и прошел за свой письменный стол.

Покинув кабинет, Салават почувствовал себя более непринужденно.

— Как у вас просторно и красиво! Одна комната, я думаю, величиной с избу будет, — не скрывал он своего восхищения.

— Его губернатор Рейнсдорп для своей службы за казенный счет отстроил. Позже он переехал вместе со своей канцелярией в двухэтажное здание напротив, а этот дом отцу отдал, когда наша семья сюда из Спасского перебралась, — объяснил Николай.

— Неужто губернатор такой щедрый? — поразился Салават.

— За чужой счет легко быть щедрым! — усмехнулся тот. — Свой собственный дом он ни за что не подарил бы. Не такой народ, эти немцы.

— Как, разве губернатор немец? — еще больше удивился Салават.

— Ну да, немец, — подтвердил Николай и с иронией добавил: — Добрейшей души человек… Попробуй-ка сунься к нему, когда он не в духе. Вон когда яицкие казаки взбунтовались, так он, как бы помягче выразиться, перестарался малость. А расхлебывать все уже ныне покойному генералу Траубенбергу пришлось.

— Кому-кому? — не поверил своим ушам Салават. — Тому самому генералу, который в казаков из пушек стрелял?

— Вот как? Значит, и ты о нем слыхал? — в свою очередь удивился Николай. — А ведь я знавал его. В прошлом году, весной, когда волжские калмыки с семьями в киргиз-кайсацкие степи подались, в погоню за ними генерал-майора Траубенберга отрядили…

— Мне отец про него рассказывал. Он ведь тоже в тот поход ходил, — заметил Салават.

Николай растерянно посмотрел на него, словно пытаясь что-то вспомнить, и, махнув рукой, промолвил:

— Ну да, конечно… Кстати, в корпусе генерала Траубенберга мой старший брат Андрей состоял, подполковник. Потом и я к ним присоединился. Академик Паллас поручил мне киргиз-кайсацкие степи изучить. Посчитал, что с войском надежнее будет…

Он не успел докончить, так как Алена Денисьевна пригласила всех за стол.

После ужина Николай повел Салавата осматривать город, рассказывая ему по дороге о том, что произошло в Яицком городке после январских событий.

Как оказалось, направленному Военной коллегией из Москвы трехтысячному корпусу генерал-майора Фреймана удалось в начале июня разбить казачье войско на реке Янбулат. Отвоевав и заняв Яицкий городок, Фрейман учинил над пленными расправу. Предприняв целый ряд неотложных мер по наведению порядка, он переправил большую часть повстанцев в Оренбург, где ими занялась специальная следственная комиссия. В итоге шестнадцать из главных зачинщиков были наказаны кнутом и, клейменые, с вырезанными ноздрями, отправлены на Нерчинские рудники. Около сорока казаков после битья кнутом сосланы вместе с их семьями в разные места на поселение. Кого-то определили на русско-турецкую войну, остальных главарей разжаловали в солдаты. Имущество виновных конфисковано с целью возмещения причиненных ими убытков. Кроме того, казаков принудили к непосильным денежным штрафам. После подавления бунта жизнь в Яицком городке круто переменилась.

Беседуя, приятели прошли вдоль пятикилометрового крепостного вала мимо дюжины бастионов. Молодой Рычков сообщил, что высота вала достигала местами двенадцати футов[58], а то и более.

Салават заметил, что в Оренбурге достаточно много церквей, а дома — не только деревянные, но и каменные. В них располагались самые разные губернские и городские службы, конторы. Внутри города находился четырехугольный каменный гостиный двор, при котором действовал ежедневный базар. А работавший с лета до поздней осени известный всем Меновой двор располагался примерно в двух верстах от города за Яиком. Туда-то как раз и отправился Салават на следующий день, чтобы понабраться свежих новостей, послушать, что говорят о потрясших его событиях в народе.

Внешне в городе было вроде бы спокойно, но что-то все равно настораживало. Так и казалось, что покой этот мнимый, сродни затишью перед бурей. Жаждая разузнать как можно больше, Салават едва ли не до самого конца базарного дня проторчал на рынке, слоняясь по рядам и, переходя от одной лавки к другой, прислушивался к разным разговорам, внимательно ко всему присматривался. Перед самым закрытием он натолкнулся в уединенном месте на пожилого казака с пышной окладистой бородой и пристал к нему с расспросами. Тот с опаской осмотрелся по сторонам и торопливо перекрестился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— То ли еще будет, мил человек! Так ли еще мы их тряхнем! — проговорил он вполголоса, и пока Салават собирался с мыслями по поводу услышанного, незаметно улизнул, затерявшись в толпе расходящегося базарного люда.

Часть II

I

Получив приказ графа Чернышева[59] о принятии срочных мер для поимки бежавшего в июне 1773 года из казанской тюрьмы донского казака Емельяна Пугачева, выдающего себя за бывшего императора Российского Петра Федоровича Третьего, губернатор Оренбургского края Иван Андреевич Рейнсдорп метал громы и молнии:

— Unsinn! Чушь! Какой безумец до такого додумался — себя Петром Третьим объявить, в то время как покойного государя нет в живых аж с шестьдесят второго года! На кого оный рассчитывал? И неужто граф Чернышев всерьез полагает, будто кто-то поверит в сей бред?! Нет у нас беглого казака по имени Емелька Пугачев. Нет и быть не может! — решительно заявил он, с размаху поставив подпись под текстом ответного письма для Военной коллегии. Не откладывая, он отправил его с курьером в Петербург.

А тем временем Пугачев привел свой полутысячный отряд к Яицкому городку и, убедившись в неприступности хорошо укрепленной со времени подавления мятежа крепости, двинулся дальше вверх по Яику. Назначенный еще генералом Фрейманом комендант Симонов, не отважившись преследовать его своими силами, надумал просить помощи у Рейнсдорпа. Но прямой связи с Оренбургом уже не было.

Овладев без боя несколькими укреплениями и пополнив свой отряд за счет добровольцев, самозванец дошел двадцать первого сентября до Илецкого городка, жители которого, ослушавшись своего атамана, встретили его со всеми почестями. Расправившись с непокорным начальством, приняв новое пополнение и прихватив с собой пушки, Пугачев нацелился на Рассыпную.

В самый разгар этих событий к Рейнсдорпу явился, ни свет ни заря, секретарь губернской канцелярии. Пренебрегая этикетом, Чучалов прошел прямо в его опочивальню.

— Ваше превосходительство, проснитесь, ради Бога! Дело не терпит отлагательств, — попытался растормошить он губернатора.

Ничего не соображая спросонья, потревоженный генерал с трудом разомкнул заплывшие веки, приподнялся на локтях и заорал:

— Donnerwetter![60] Не морочьте мне голову. Какие еще могут быть дела в столь ранний час?! Дела днем делаются! Пожар, что ли, где случился?..

— Пострашнее пожара, Ваше превосходительство! — дрожащим голосом ответил секретарь.

Поняв, что произошло что-то из ряда вон выходящее, губернатор резко поднялся и, спустив ноги на пол, уселся на краю кровати.

— Говорите, я вас слушаю, — упавшим голосом произнес он.

— Тот самый донской казак, что себя за царя Петра выдает, сбежав из казанской тюрьмы, успел в наши края пробраться и местных казаков взбаламутить…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ах, оставьте, я этому не верю! — в досаде отмахнулся Рейнсдорп и обхватил обеими руками разламывающуюся от боли голову.

— Весьма сожалею, Ваше превосходительство, но это правда. Уж вы мне поверьте, — умоляющим тоном произнес Чучалов. — Казаки под началом Пугачева Будоринский форпост захватили, у Яицкого городка побывали и даже Илецкий взять успели…

— Urn Gottes willen![61] И откуда у вас такие сведения?