Василий Храбрый - Сычев К. В.

Однако при новом молодом хане Тохтэ жизнь в Сарае оживилась, и все чаще и чаще из городских кварталов, где проживали зажиточные татары, доносились веселые крики, звуки бесхитростной музыки степных кочевников и протяжные заунывные песни…

Хан Тохтэ придавал большое значение свадьбе молодого воина Яйлаг, сына его тестя Салджидай-гургэна, очень знатного человека из племени кунгират.

Помимо всех достоинств, Салджидай-гургэн был женат на Келмиш-ака-хатун, происходившей из рода самого Чингиз-хана.

Свадьба его сына на дочери Ногая должна была упрочить дружбу молодого ордынского хана со старым темником и как бы привязать непокорного полководца к Сараю. Славное событие должно было, помимо этого, решить и другую задачу. – Хорошо бы выманить этого хитрого Ногая к нам в Сарай, – говорил хан Тохтэ наедине со своим советником Угэчи, – и посмотреть, не будет ли старый воин заявлять свои права на ханский трон или говорить крамольные речи…Мы бы узнали все о его замыслах! Известно, что в одном улусе нет места для двух ханов!

Угэчи, потрясенный хитроумием и коварством своего молодого повелителя, промолчал, но понял все без долгих размышлений. – Скоро в Орде не будет мира, – решил он про себя. – Тогда положимся на волю Аллаха! Если славный Ногай приедет в Сарай, есть надежда на долгий мир. Но если его не будет на свадьбе, тогда не за горами жестокая война! И у Ногая и у Тохтэ очень много воинов. Однако Ногай посильней, но от этого не легче: если он победит, в Орде вновь будут смуты! Впрочем, все в руках Аллаха, который и решит, кому из них – Ногаю или Тохтэ – праздновать победу.

Угэчи в последнее время все реже и реже подавал молодому хану советы. Ордынский повелитель, почувствовав в своих руках огромную власть, стал проявлять все большую самостоятельность и предпочитал не столько советоваться с верными людьми, сколько требовать от них выполнения своей воли. Особенно не нравилось Угэчи отношение Тохтэ к исламу.

– Славному воину, – сказал как-то молодой хан, – не надо ходить в мечеть! Эта вера не наша, а чужеземная. Пора возвращаться к вере нашего славного предка Чингиз-хана! Боги повсюду и не надо особого дома, вроде мечети, чтобы молить их о милости. Если хочешь излить душу светлому Небу или черной Земле, то выходи из юрты – вот боги и перед тобой!

Сначала такие слова воспринимались татарской знатью как шутка или веселое поучение молодого хана. Но когда последний решительно прекратил посещать мечеть, молиться, перестал приглашать к себе на совет или прием иноземцев не только мулл, как это всегда делали самые почтенные мусульманские ханы Берке и Мэнгу-Тимур, но даже имама, правоверные священники не на шутку встревожились.

Сам имам приходил в гости к Угэчи и просил тайного ханского советника сделать все возможное, чтобы переубедить хана в заблуждениях веры, но последний лишь развел руками: – Не могу, почтенный имам, ничего поделать! Ладно, что хан хотя бы не препятствует мне и знатным ордынским людям соблюдать нашу святую веру! Но я не знаю, что нас ждет дальше!

Все ордынские мусульмане боялись будущего и не видели в возможном конфликте между Тохтэ и Ногаем выхода из сложившейся ситуации: ни тот, ни другой не исповедовали ислам! Оставалось лишь гадать, кто же из них станет более веротерпимым или, на худой конец, будет представлять собой меньшее зло! Но от приезда Ногая в Сарай все ожидали каких-то перемен.

Ногай же, несмотря на то, что согласился отдать свою дочь за знатного молодого человека и даже прислал невесту с богатым эскортом из своих самых лучших людей, тем не менее, сам на свадьбу ехать не пожелал.

– Староват я стал, сынок мой Тохтэ, – передали его слова ордынскому хану воины из свиты Кабак-хатун, – и нет у меня силушки, чтобы ехать в твой славный Сарай! Пусть же эта свадьба будет без меня!

– Я не один раз посылал гонцов к Ногаю, – говорил Тохтэ Угэчи, морщась от неудовольствия, – и приглашал его к себе, обещая много разных благ! Но этот славный воин не захотел ко мне приехать и показать свою любовь! Это плохой знак!

С мрачным лицом сидел хан Тохтэ в своем большом золоченом кресле во главе пиршественного стола и думал. По обеим сторонам сгрудились, жадно поедая плов и куски бараньего мяса, ордынские вельможи и старшие военачальники, родственники хана и его жен. В конце стола, напротив Тохтэ, восседали новобрачные, одетые в легкие зеленые халаты жених и невеста, с зелеными же, сверкавшими золотом и серебром, шапочками на головах.

Мать и отец жениха сидели среди прочих знатных гостей и ничем особенным не выделялись. Пир проходил без большого шума, и гости лишь периодически вставали из-за стола, произнося хвалебные слова в адрес жениха, невесты и, обязательно, ордынского хана. Пировавшие ели до отвала, но пили вначале лишь один кумыс. Только когда хан Тохтэ, презиравший пьяниц, ушел, на стол были поданы по мановению руки Салджидай-гургэна хмельные греческие вина. Вот тогда и начался настоящий сабантуй с криками и песнями!

Ордынский хан, лишенный возможности лицезреть своего бывшего покровителя, а теперь и соперника, Ногая, с брезгливостью и раздражением смотрел на татарскую знать, с жадностью опустошавшую одно за другим большие блюда с едой, приносимые слугами.

– Могут только жрать и пить! – думал про себя молодой хан. – Нет у них ни светлого ума, ни воинской доблести! Давно уже не ходили в боевые походы, обленились и разбаловались! Научились лишь избивать глупых урусов…Пора бы их привлечь к серьезному делу!

Крики славословия в его адрес, раздававшиеся то тут, то там, ордынского хана не радовали. – Как бы мне отсюда уйти в мой золотой дворец? – думал он.

Неожиданно в пиршественную юрту вошел верный ханский слуга из дворца. Подойдя к повелителю и упав на колени, он ждал разрешения говорить.

– Зачем ты пришел сюда, Лэгдэн? Говори! – пробормотал, несколько оживившись, Тохтэ-хан.

– К тебе пришли урусы, государь, с богатыми подарками! – воскликнул ханский слуга так, что его голос был услышан всеми.

– Что за урусы? Неужели из Суждалэ? – вопросил Тохтэ.

– Нет, государь. Это молодой коназ Вэсилэ со своими людьми…Говорит, что пришел из Брэнэ!

– Мои верные люди! – сказал, вставая Тохтэ. – Пойду-ка я в свой золотой дворец на встречу с нужными мне урусами! Я думаю, что случилась беда в подвластных мне землях…А это очень опасное дело! Надо поскорей об этом узнать и принять нужные меры. – И не обращая внимания на переглянувшихся недобрыми взглядами знатных татар, ордынский хан, сопровождаемый вооруженными огромными мечами полуголыми черными рабами, поспешно вышел из шатра.

Князь Василий стоял у главного входа во дворец и терпеливо ждал. Несмотря на то, что он знал об участии хана Тохтэ в свадебном пире, князь все-таки надеялся, что хан, если и не примет его, то хотя бы передаст со своими слугами, когда русскому князю следует придти во дворец. Однако молодой ордынский хан, пройдя незаметно через другие ворота, усевшись на своем золотом престоле, подал знак рабам пригласить князя Василия в приемную залу. Последний быстро вошел и, обойдя порог, поступил точно так же, как было принято на приеме у ордынских ханов: прополз по ковру к ханскому трону и, не поднимая головы, поцеловал царственную ступень.