Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре - Владимир Малюгин

Фельетоны Аркадий писал в повседневной сутолоке шумной редакционной жизни, приткнувшись за свободным столом, а то и на краешке чьего-нибудь стола.

Как он отчаянно дымил трубкой с изогнутым мундштуком, когда фельетон почему-либо не получался! Трубку он набивал, смотря по обстоятельствам (денег часто не хватало — раздавал приятелям или беспризорникам), то душистым «Кепстеном», то горчайшим самосадом. И фельетоны из-под его пера выходили такие же горькие и крепкие, как махорочный дым.

Но должность фельетониста была невеселой должностью. Часто «герои» фельетонов приходили в редакцию, стучали кулаком по столу, пытались запустить в этого «клеветника» чернильницей.

Гайдар только улыбался и в душе радовался, когда приходил очередной опровергатель. Ну скажите, какой это фельетон, если люди, которые в нем задеты, потом преподнесут тебе букет пышных роз? Значит, попал точно в цель, если грозят судом за «оскорбление» личности. Но Гайдару не только грозили. Однажды его даже отдали под суд.

Дело было так. Гайдар напечатал фельетон «Шумит ночной Марсель». В нем он зло высмеял местного следователя Филатова. Днем этот Филатов с грозным видом допрашивал жуликов и проходимцев, а по ночам, чтобы сорвать лишний рубль, играл на скрипке в кабачке «Восторг», где собирались те же жулики и проходимцы.

Горе-следователь, услужливо изгибая спину, за рюмку водки исполнял по заказу всяких прохвостов томные танго и визгливые фокстроты. Вот такого-то судебного «деятеля» и изобразил Аркадий в своем фельетоне.

Когда фельетон «Шумит ночной Марсель» появился в газете, Филатов возмутился.

— Не допущу, — грозно рявкнул он, — не позволю оскорблять и порочить мое доброе имя!

Когда в редакции Филатову объяснили, что доброе имя он давным-давно потерял, следователь еще больше возмутился:

— Как? Вы еще не желаете извиняться за свою наглую клевету? Под суд отдам вашего Гайдара!

Как это ни странно, самодуру удалось отдать под суд фельетониста. О неслыханном «деле» говорила вся Пермь. Протестовали друзья-газетчики, возмущались все, кому хорошо знакомо имя Гайдара по газетным фельетонам. И кто знает, чем бы все это закончилось, если бы в Пермь через некоторое время не пришел очередной номер газеты «Правда».

Этот номер за 5 апреля мгновенно расхватали. Всякий, кто узнавал, что там опубликована статья о Гайдаре, спешил прочесть о нашумевшем «суде» над пермским фельетонистом.

Со страницы «Правды» глядел крупный заголовок:

«Гайдар, популярнейший в округе фельетонист пермской «Звезды», присужден к семи дням лишения свободы, замененным общественным порицанием. Причем нарсуд 2 участка г. Перми, разбиравший это дело, избрал мерой пресечения подписку о невыезде.

Для газетного работника общественное порицание — не легче семидневного заключения в исправдоме. Но, к счастью осужденного, общественного порицания не получилось. Наоборот, общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупнейших заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара.

Подписка же о невыезде не имела никакого смысла. И не только потому, что Гайдар, работающий несколько лет в «Звезде», не думал и до суда о выезде, но и потому, что не было никакого резона уезжать и после суда, приговор которого имел для выносивших его последствия неожиданные, прямо противоположные тому, на что судьи рассчитывали. Гайдар мог по-прежнему писать свои фельетоны, зная, что их будут читать с еще большим интересом, что сочувствие рабочих на его стороне.

Почему же произошло такое резкое расхождение между судом и общественным мнением, которое приговором направлялось в одну сторону, а повернулось в другую? Где причины столь ненормального для нашей общественности и нашего строя конфликта? Какое преступление совершил Гайдар своим фельетоном и почему читатели, вопреки решению суда, не считают Гайдара преступником? Может быть, Гайдар возвел клевету и выдумку на пожаловавшегося суду следователя 3 участка нарсуда Филатова — главного героя фельетона?

Нет. Суд, заслушавший многочисленных свидетелей, признал, что «фельетон дал правильное освещение фактов» и что «с этой стороны Филатову нет оснований считать себя оскорбленным». Все было так, как написано: следователь Филатов, помимо служебной работы, выступал по вечерам как музыкант в низкосортном кабаке «Восторг». Этот «Восторг» был убежищем для уголовного элемента и всякого рода подозрительных личностей.

Гайдар в своем фельетоне изобразил следователя Филатова в этих двух ролях: допрашивающим обвиняемого и потом исполняющим в кабаке, по приказу того же самого обвиняемого, свои «музыкальные» и другие обязанности.

Могло ли это случиться? Могло. Что такое «совместительство» недопустимо, ни у кого не было сомнения, и в отношении Филатова оргвыводы уже сделаны. Однако Филатов, называя фельетон «сплошной клеветой и выдумкой», обратился в суд, требуя привлечь Гайдара за оскорбление. И суд, удостоверившийся в правильности изложенных в фельетоне фактов, все же признает «форму самого фельетона оскорбительной» и выносит автору общественное порицание.

Дело, оказывается, только в форме. Форма фельетона не понравилась. Выходит, что лучше было напечатать протокол. Выходит, что фельетонную форму произведений надо изгнать из газет. Но под силу ли это сделать нарсуду 2 участка г. Перми? Согласится ли читатель читать протоколы? Должна ли газета считаться с этим, вытекающим из существа дела, выводом суда?

Нет и нет. Рабочий-читатель это понял и встал на защиту Гайдара. Рабочий-читатель знает, что партия и Советская власть на газету смотрят не так, как нарсуд 2 участка г. Перми.

…Преступление Гайдара рабочим-читателем воспринято как его заслуга. Читатель толкает Гайдара на новые такие преступления, и Гайдар продолжает эти преступления совершать там же, так как он дал подписку о невыезде.

Может быть, нарсуд изменит меру пресечения? Может быть, вообще в согласии с общественным мнением суд найдет возможным пересмотреть свое, несомненно, ошибочное решение?»

«Правда» опять пришла на помощь Гайдару.

Но как бы ни нападали на него проходимцы и бюрократы, Гайдар не унывал.

В стране строились новые заводы, фабрики, поднимались целые города. И обо всем хотелось поскорее написать, а для этого нужно много, очень много ездить, чтобы все увидеть своими глазами. Теперь Аркадий нигде не спал так крепко, как на жесткой полке качающегося вагона, и никогда не был так спокоен, как у распахнутого вагонного окна, в которое врывался свежий ночной ветер, бешеный стук колес да чугунный рев дышащего огнем и искрами паровоза.

Ну что ж, прощай, Пермь, и снова в путь!..

Вместе с Николаем Кондратьевым Аркадий долго путешествовал по Средней Азии, а в феврале 1927 года переехал в Свердловск и поступил на работу в редакцию газеты «Уральский рабочий».

Сначала у Аркадия не было своей комнаты. Город был перенаселен, новое строительство развертывалось еще туго, и Аркадий часто отправлялся в обход по коммунальным и частным домам.

День шел за днем, а квартиры все не подыскивалось. Аркадий не очень-то горевал. Ведь он во время своих хождений по Свердловску не столько присматривал квартиру, сколько приглядывался к тому, как живут люди. Эта частная жизнь, поворачивающаяся к нему то уродливыми, то прекрасными сторонами, давала ему материал для новых книг.

В Свердловске 10 февраля 1927 года в три с половиной часа дня техник Силанов подошел к доске генерального пульта, спокойно повернул рычажок, и электрической ток в 3000 вольт, бесшумно ударив провода, полился непрерывным потоком на заводы Свердловска.

Сколько труда было затрачено для того, чтобы на краю болота, среди хмурого леса построить новую электростанцию! Гайдар знал, он видел сам, как первые кирпичи подвозились на лодках, первые бревна подтаскивались вручную — и вот уже город получил первый ток.

Уходил Гайдар с электростанции неохотно, хотелось задержаться и все глядеть и глядеть на это море электрических огней, но времени в обрез — в редакции ждут отчет об открытии электростанции, ведь статья идет в номер.

Гайдар пришел в редакцию, сел за стол, достал блокнот и стал писать отчет об открытии электростанции, а начал он его со слов своего давнего редактора, который однажды упрекнул его, Гайдара, за то, что он «игнорирует светлые стороны текущего момента». Назвал статью он просто и броско — «3000 вольт».

В «Уральском рабочем» уже целый месяц печаталась «с продолжением» большая повесть Гайдара «Лесные братья». В ней было много недостатков, но она имела успех у читателя, и даже сам уральский сказочник Павел Бажов отозвался о повести одобрительно, сказав, что в литературу пришел новый человек, умеющий писать искренно и просто.