Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому (СИ) - Владимир Тимофеев

В общем, «веселуха» у нас получилась знатная. С перевернутыми столами, летающими туда-сюда предметами гардероба, покоцанной мебелью, рассыпающимися в хлам люстрами и проломленной чьей-то твердой башкой барной стойкой. В разухабистом «мероприятии», кстати, приняли участие не одни только мужики, некоторые дамы там, к слову, тоже отметились. И неслабо. Та же Виолетта Матвеевна, например. Ухватив кожаное кресло-мешок, она с какой-то мстительной радостью начала дубасить им драчунов, размахивая во все стороны этой тяжеленной «подушкой». Больше всего от нее, конечно, досталось бритоголовому, как главному обидчику Ивана Семёновича. Другим, впрочем, тоже. Под ее горячую руку даже я угодил. Случайно, правда, но, тем не менее, на пол меня мадемуазель Маленькая свалила с одного замаха.

Примерно через минуту в бар вбежали толпой местные швейц-бои. Видимо, имея задание разнять дерущихся. Не вышло. Да и вообще, зря они это затеяли. Все наши при виде чужаков моментально скучковались и, забыв про давешние распри, тут же принялись вдохновенно мутузить аборигенов. Короче, молодецкая забава как-то сама собой переросла в конфликт международного уровня. И, боюсь, скорее всего, завершился бы он появлением купоросских полисманов, которых, вероятно, пришлось бы тоже отлупцевать. Так сказать, по инерции. Ну а потом… потом бы, наверное, и до дипскандала дело дошло, чего нам, естественно, не слишком хотелось. Но, увы, во время драки о последствиях никто, конечно, не думал. В смысле, никто из участников сего действа.

Однако, слава богу, нашёлся-таки среди нас тот, кто всё же задумался об этих самых последствиях. Задумался и, соответственно, озадачился. Точнее, не задумался, а задумалась. И не тот, а та. Моя сообразительная женушка. Единственная во всем этом бардаке умудрившаяся сохранить ясную голову.

В то время, пока ее муж и остальные любители халявы морды друг другу полировали, она перебралась поближе к кухне, отыскала поливочный шланг и, подсоединив его к крану, устроила драчунам бесплатный сеанс «лечебного гидромассажа». Скажу прямо, нам еще повезло, что ей пожарный шкаф на глаза не попался – там ведь и сечение шланга побольше, и напор… понятное дело (точно не помню, но, кажется, струя из брандсбойта должна бить метров на двадцать, как минимум).

Что ж, организованный моей женой легкий душ быстро охолонил разгоряченные мозги кулачных бойцов, приведя всех к единому знаменателю. А после… после начались обычные для такого дела братание, подсчет понесенных потерь и сбор трофеев. С ползанием по полу среди побитой мебели и осколков посуды в поисках того, что было оторвано, отломано, выдрано с корнем или просто вывалилось из карманов. У меня, кстати, во время потасовки как раз карман и оторвался. Второй – первого, как вы знаете, я лишился еще в номере. Так что шорты мои выглядели теперь вполне симметрично, чего нельзя сказать о физиономии. Точнее, об ушах – правое горело огнем и даже на ощупь казалось раза в два больше левого. Впрочем, другие участники сражения выглядели ничуть не лучше. У Ивана Семёновича заплыл глаз, сделав закусальца похожим на ханьченьского колобка (по крайней мере, в профиль), а у его главного оппонента раздулись сосисками губы, да еще нос стал смотреть немного на сторону (хотя, может, это просто я «закосил»). Найдя слетевшую с шеи цепь и нацепив ее на привычное место, бритоголовый ухмыльнулся и протянул свою лапищу пану Костенко:

– Пётр. Пётр Барабаш. С Уралии мы, с Новобычанска Нижнего.

– Иван Костенко, с Закусалы, – ответил Иван Семёнович, щурясь здоровым глазом, пожимая руку бывшему противнику. Потом кивнул в мою сторону и добавил. – А это Андрюха с Москонии.

– Пётр.

– Андрей.

Мы поручкались и…

– Ну что, мужики? Надо бы отметить дело такое, – с ходу предложил Пётр, указав на барную стойку, за которой вновь появился бармен.

– Це добре, – согласился Иван Семёнович и повернулся ко мне. – Ну що, Андрий, пишлы выпьемо, колы прыгощають?

– Не, мужики. И рад бы, но… дела, – развел я руками, оглядываясь. Жанна уже закончила сматывать поливочный шланг и теперь направлялась к нам, решительная и строгая. «Ох и всыплет же она мне сейчас по первое число». Однако, к моему удивлению, ругаться супруга не стала, лишь укоризненно глянула на меня, а потом на Ивана Семёновича.

– А що я? Я ничого, – виновато поежился пан Костенко под пристальным взглядом Жанны. Верхние пуговицы на его рубашке оказались оторваны, и потому он, как бы по привычке (как мне показалось, типично армейской привычке), принялся оправлять ворот, пытаясь прикрыть волосатую грудь и татуировку на ней. Довольно странную татуировку. По смыслу странную.

– Помылкы молодости, – пояснил Иван Семёнович насчет тату, уловив наш с женой интерес, а затем, запахнув рубаху, повернулся к бритоголовому. – Пишлы, Петро. Горилка жда нэ будэ.

Однако далеко уйти они не успели, остановленные вполне резонным вопросом:

– Господа, кто будет ущерб возмещать?

Отельный гид и та самая официантка, которая стала невольной причиной произошедшего, смотрели на нас вопросительно. Хотя и немного настороженно. Местные «униформисты» уже привели в относительный порядок помещение бара, кое-как подняв и расставив столы, диваны, и кресла, убрав осколки и мусор, но, все же, не до конца – разгром мы тут учинили, прямо скажем, серьезный.

– Ущерб? – переспросил Пётр, словно не понимая, о чем идет речь, потом пожал плечами и бросил презрительно. – Говно вопрос. На мой счет запишите.

– Ни, Петро, так нэ можна, – неожиданно возразил ему Иван Семёнович. – Половына моя.

– Заметано, – подтвердил уралец, хлопнув по плечу своего нового знакомого.

Мне отчего-то стало стыдно.

– Я тоже подписываюсь.

– Ты?! – оба, и Пётр, и Иван Семёнович, удивленно уставились на меня.

– Ну а чо? Чем я хуже?

– Ладно, – согласился Пётр через пару секунду, одобрительно качнув головой. – Твоя доля пятая. А мы с Иваном в пополаме пойдем. Так, Иван?

– Годыться, – усмехнулся Иван Семёнович, подмигнув мне. – Не дрейфь, Андрюха. Прорвёмся.

В ответ я смог только вяло улыбнуться обоим, подтверждая достигнутое соглашение. А они, вполне довольные собой, двинулись к барной стойке.

Глава 22. Вечерний моцион

– Что за мужики нынче пошли? Одна водка на уме. Тьфу, – сплюнула им вслед Виолетта Матвеевна, про которую мы все почему-то забыли. Все, включая пана Костенко, еще пару минут назад считавшегося ее штатным ухажером.

– Эх… мужики, мужики, – не скрывая разочарования, повторила мадемуазель Маленькая и, махнув рукой, направилась к выходу из бара.

– Да, не повезло ей. Опять, – констатировала Жанна, проводив взглядом подругу. – Опять ее… одну бросили.

– Ну, не бросили пока, – попытался я заступиться за Ивана Семёновича. – Просто… э-э…

– Ага. Именно что э-э, – передразнила меня жена. – И вообще твой Иван Семёнович мышей не ловит. Такую женщину на выпивку променял. Дурак, одним словом.

– Ну-у, – протянул я, прикидывая, что бы ответить, но Жанна опять не дала мне и слова сказать:

– Нечего за него заступаться. Не стоит он того. Тем более, что опять врет.

– Врет? О чем? – удивился я.

– А помнишь тату у него на груди?

– Ну да, есть такое.

– Так вот. Никакая это не «ошибка молодости». Он ее совсем недавно «нарисовал». И не удивлюсь, если через неделю-другую он ее вообще смоет.

– Да? – почесал я затылок. – Об этом я как-то и не подумал.

– А о чем ты вообще думаешь? – неожиданно накинулась на меня жена. – Деньги какие-то собрался отдавать. Ты что, миллионер, чтоб так деньгами швыряться? Ладно бы эти придурки, коль драку затеяли, так пусть теперь и расплачиваются. А ты-то, ты-то здесь каким боком?

– Да я ведь там тоже это… отметился.

– Ну отметился? И что? – тут же задала риторический вопрос Жанна, уперев ладони в бока. Однако уже через пару секунд, видимо, поняв, что внятного ответа не будет, просто махнула рукой, один в один копируя Виолетту Матвеевну. – Эх, мужики, мужики. Ну прямо как дети малые, ей-богу.

– Ерунда, – улыбнулся я, заключая супругу в объятия. – Главное, что я тебя люблю.

А вот тут она мне возразить не смогла. Сил хватило лишь на «поворчать немножко». Да и то по инерции и чисто для проформы:

– Ага, любит он. Видела я, как ты эту… шалаву грудастую… защищал…

Последние слова она произнесла уже совсем тихо, почти шепотом, поскольку всё вдруг стало не важно. Совершенно не важно. Почему? Да потому что сначала я поцеловал ее в ушко, потом в глазик, потом в носик, потом… а потом ее губы сами нашли мои, и мы попросту отключились. Отключились от мира. На какой срок? Не знаю. Точнее, не помню, поскольку очнулся, лишь когда ощутил прерывистое дыхание любимой. Возле самого уха. И шепот: