Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому (СИ) - Владимир Тимофеев

Эти слова отельного гида большая часть собравшихся встретила настолько дружным и настолько удрученным вздохом, что ораторша в униформе моментально сообразила, что пора, как говорится, и честь знать и потому тут же, без перехода, продолжила:

– Но вначале, я думаю, мы немножечко передохнем и насладимся великолепным шампанским, любезно предоставленным нам менеджерами нашего замечательного отеля. Прошу, господа.

Гид кивнула кому-то, и в тот же миг из-за барной стойки выпорхнула официантка, в коротенькой юбочке, с подносом в руках. Подносом, заставленным фужерами и тарелочками с той самой таинственной «закусонью». Судя по кислым физиономиям наших сограждан, на шампанское они не рассчитывали. В том смысле, что рассчитывали конечно, но вовсе не на шампанское, а на что-нибудь посерьезнее и покрепче. Увы, расчет оказался неверным. Даже «закусонь», как выяснилось, представляла из себя всего лишь горсть каких-то соленых орешков, скупо разложенных по маленьким блюдечкам. Из всего набора только официантка более-менее соответствовала ожиданиям, вся такая, хм, фигуристая и на лицо приятная. Хотя, конечно, Жанне моей она и в подметки не годилась…

– Ну? Долго ты на ее декольте будешь пялиться?

«Ну вот, блин. Даже подумать о возвышенном не дают».

– Да я и не смотрю совсем. Тебе показалось, – попытался я оправдаться.

– Ага, вижу я, как ты не смотришь, – проворчала жена. Правда, без особого энтузиазма. Видимо, только чтобы соблюсти привычный нам ритуал. Ведь если бы она на самом деле подозревала меня в чем-то таком, то сейчас, скорее всего, промолчала бы, а все разборки оставила на потом, на «попозже и без свидетелей».

Впрочем, всё равно: если любимая хмурится, это непорядок. И потому надо бы ее как-нибудь развеселить.

– Люблю всех женщин, если пьяный, в упор не находя изъянов, – сымпровизировал я, приобнимая жену, целуя ее в щечку.

– Я те дам… всех женщин. Ишь, удумал чего.

– Но ты для меня – единственная, – продолжил я, прижимая ее к себе.

– Да ну тебя, – отмахнулась Жанна, выворачиваясь из моих объятий. – Балабол.

Однако ж, видно было, что слова мои пришлись ей по вкусу. «Это хорошо. Раз любимая больше не сердится, значит, и я – счастлив».

Красотка с подносом тем временем приблизилась к нашему столику. Пятерых или шестерых туристов она уже ошампанила, а теперь, выходит, до нас добралась.

– Шампейн, шампейн, – низким контральто пропела фигуристая деваха, наклоняясь ко мне. – Шампейн?

– А что, кроме шампейна у вас больше ничего не имеется? – поинтересовался я, едва успев отпрянуть от мелькнувшего у глаз декольте. Н-да, если бы я этого не сделал, она б меня точно в лоб припечатала. Своим шикарнейшим бюстом. Несильно, конечно, но мне бы хватило. Кулаком в бок, от жены. Да и потом еще… по башке… скалкой.

Девица непонимающе уставилась на меня.

– А ну-ка, подвинься. Дай я у этой фифы спрошу кой-чего, – не предвещающим ничего хорошего голосом произнесла Жанна, выдвигаясь вперед и приступая к «вразумлению» этой «коровы грудастой». Что уж там она ей наговорила, я так и не понял. Из всех слов только два мне показались знакомыми – «шило» и «ёрш», а еще «патлы повыдергаю». Но результат, тем не менее, был налицо. Смазливая подавальщица испуганно отдернулась, попятилась и, едва не споткнувшись, бочком-бочком скользнула подальше от нас, мимо столика, туда, где расположились мадемуазель Маленькая и пан Костенко. Жанна же, проследив за поспешной ретирадой «нахальной» девицы, презрительно фыркнула, затем повернулась ко мне и… показала язык. Ну прямо как девчонка-подросток, сообщающая своему ровеснику-ухажеру: «Так, милый, будет с каждой нахалкой».

Жаль только, не сообразила она вначале забрать положенное нам шампанское, а уж потом разборки устраивать. «Эх, женщины, женщины!»

Впрочем, ошибку ее исправил Иван Семёнович, завладевший сразу четырьмя фужерами, два из которых он тут же передал нам с Жанной, подмигнув и подняв вверх большой палец – так, мол, их, манагеров хитромудрых. После чего мы чокнулись и отхлебнули каждый из своего бокала.

«Блин! Ну и кислятина! Вот же ж гадость какая!»

Как оказалось, не только я терпеть не могу эту игристую дурь. Иван Семёнович скривился от вина почти так же. Будто уксус глотнул, девятипроцентный. Поставив фужер на стол, он посмотрел, прищурившись, на меня, потом на мою жену и наконец остановил свой хитрый взгляд на Виолетте Матвеевне.

– А что, Виолетта Матвеевна? – проговорил со значением закусалец. – Не замутить ли нам прямо сейчас «секс на пляже»? На пару? А?

Бедная Виолетта Матвеевна после таких слов чуть не подавилась еще не допитым шампанским. У меня, впрочем, тоже челюсть отвисла. Лишь одна Жанна понимающе усмехнулась, оценив грубоватую шутку. Шутку, смысл которой дошел до меня чуть позже, когда пан Костенко прищелкнул пальцами, подзывая к себе разносчицу напитков и важно бросая ей:

– А ну, красавица, цвай «секс он дзе бич» нам. Райт нау и по-быстрому. Держи вот. Ноу чейндж.

Сунув девице мятую купюру, он подмигнул замершей с открытым ртом Виолетте Матвеевне, а затем вновь повернулся к местной красотке:

– Цигель-цигель, детка. Время не ждёт.

Видимо, одних слов Ивану Семёновичу показалось мало, и потому он без затей шлепнул общепитовскую диву пониже спины, направляя ее в нужную сторону – к барной стойке. Однако, то ли шлепок оказался не таким уж и легким, то ли работница бара не слишком расторопной, но в итоге… В итоге официантка запнулась о чью-то ногу и, не удержав поднос, опрокинула его прямо на сидящего за соседним столом мужчину. Здорового бритоголового мужика с золотой цепью на бычьей шее.

– Это чо? Чо это, блин? – не ожидавший такой подлянки мужик ошарашенно пялился на стекающие по ногам винные струйки, облитые шампанским штаны и мокрое пятно в районе причинного места. – Не, блин, я не понял, в натуре. Тут чо, принято так, нормальных пацанов на чух выставлять?

– Сорри, сорри, сорри, – повторяла несчастная девица-разносчица, прижимая руки к груди, пятясь назад, стараясь оказаться как можно дальше от «обиженного» гражданина.

– Не, ну это беспредел, блин, – обладатель бычьей шеи медленно поднялся, вскинул вверх волосатый кулак и… почесал затылок. Затем он обвёл окружающих чумовым взглядом, будто ища поддержки, и, остановив свой взор почему-то на мне, мрачно поинтересовался. – Так. Какой гад халдейку подшпилил?

Вместо меня ему ответил пан Костенко, подскочив на месте и резво обернувшись к быкующему:

– А ты що, барин чи кум литерный? На киче падлу шукаешь? Так ты на безглазого-то не вали и рамсы не путай, а не то сам щас в натуре закиснешь.

– Чо?! – взревел бритоголовый, надвигаясь на пухленького закульсальца. – Да я ж тебя гниду…

– Ну що, що? – точно так же наскочил на своего оппонента Иван Семёнович. – Ты шнифты-то раззявь, баклан ушастый. А не то…

Довести свою мысль до конца ухажер Виолетты Матвеевны не успел. Кулак оскорбленного в лучших чувствах здоровяка с силой впечатался в челюсть пана Костенко. Получив по сусалам, Иван Семёнович мячиком отлетел метра на два и всей массой обрушился на соседние диван и кресло, опрокидывая их на пол. Вместе с сидящими там двумя мужиками и дамой немалой комплекции.

Через секунду полутемное помещение отельного бара огласил истошный женский визг, а затем раздалось сакральное:

– Наших бьют!!!

Н-да. Сколько раз давал себе зарок не лезть в чужие разборки, но, увы, всё обычно выходило иначе. На одной из сторон конфликта всегда оказывался кто-то из своих. Точнее, из «наших». Правда, бывало, что я толком-то и не знал этих самых «наших», но куда денешься: живешь с кем в одном доме – наш, на одной улице – тоже наш, в одном районе – опять наш, из местных, ну а уж если в другом городе земляков повстречал, так и вообще – ближе нет никого, родной, свой, «земеля». И хочешь, не хочешь, а драться надо, иначе и друзья не поймут, и сам потом себя уважать перестанешь. Так что… вот так и пришлось мне, мягко отстранив в сторону вцепившуюся в запястье жену («прости, любимая, так надо») – эх, раззудись плечо, размахнись рука – ринуться в стихию банальной «кабацкой» драки. Драки, которая уже секунд через десять превратилась в настоящее «побоище». То, что обычно называют массовым, но которое, правда, чаще всего обходится без жертв и излишнего членовредительства. Есть у нас, знаете ли, в Синеговии, традиция такая или, скорее, развлечение старинное – рыло ближнему начистить и самому огрести не по-детски, причем не за что-то конкретное, а чисто за компанию. По-дружески, так сказать.

В общем, «веселуха» у нас получилась знатная. С перевернутыми столами, летающими туда-сюда предметами гардероба, покоцанной мебелью, рассыпающимися в хлам люстрами и проломленной чьей-то твердой башкой барной стойкой. В разухабистом «мероприятии», кстати, приняли участие не одни только мужики, некоторые дамы там, к слову, тоже отметились. И неслабо. Та же Виолетта Матвеевна, например. Ухватив кожаное кресло-мешок, она с какой-то мстительной радостью начала дубасить им драчунов, размахивая во все стороны этой тяжеленной «подушкой». Больше всего от нее, конечно, досталось бритоголовому, как главному обидчику Ивана Семёновича. Другим, впрочем, тоже. Под ее горячую руку даже я угодил. Случайно, правда, но, тем не менее, на пол меня мадемуазель Маленькая свалила с одного замаха.