Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

— С помощью этого опроса, — сказал я, — мы пытаемся разъяснить, что этот человек подозревался в двух преступлениях — в нелегальном въезде в Соединенные Штаты и в шпионаже… Обычная юридическая процедура, которой следовало бы придерживаться при проведении мероприятий по аресту лица, подозреваемого в совершении любого из этих двух преступлений, в данном случае не была соблюдена. Причем основной мотивировкой министерства юстиции было желание как можно дольше сохранить все это в секрете. Предъявленный человеку во время его ареста іраж-данский ордер является внутренним документом министерства юстиции, и отчет об его исполнении перед мировым или федеральным судьей не делается.

— Несмотря на тот факт, что речь шла о подозрении в совершении двух преступлений, — продолжал я, — эти необычные меры были приняты для выполнения министерством юстиции задачи в основном контрразведывательного характера… причем и административный ордер, и иммиграционные чиновники были использованы просто дня маскировки. Чтобы внести ясность в нашу позицию, мы должны заявить, ваша честь, что вовсе не считаем такие действия заслуживающими порицания. Мы лишь хотели бы указать, что, избрав такой метод, метод контрразведки, при котором вы должны действовать максимально скрытно, перенеся место действия на несколько недель в Техас и проиграв игру, вы уже не можете действовать в соответствии с другим методом, который был бы применим, если бы у вас был ордер по уголовному делу. Именно это и является нашей целью на сегодняшнем слушании, ибо мы верим, что эти действия были продиктованы не тем, что Верховный суд называет добросовестностью, а потому обыск и наложение ареста являются незаконными. Более того, если доказательства, полученные в гостинице «Латам», окажутся неприемлемыми, мы войдем с ходатайством об аннулировании обвинительного акта на том основании, что Большому жюри были представлены опороченные улики.

— Благодарю вас за объяснение мне вашей точки зрения, — сказал судья. — Мне очень не хотелось бы указывать ФБР, как оно должно выполнять свои обязанности. Я полагаю, что задача ФБР и состоит в том, чтобы добывать информацию о нарушениях закона. Я полагаю, что не дело суда указывать ФБР, как оно должно осуществлять свои функции.

— Даже если мы докажем, что работники ФБР действовали в нарушение Конституции Соединенных Штатов? — спросил я.

— Я не принимаю решения по вашему ходатайству, — ответил судья Байерс. — Я только объявляю вам, что вы добьетесь того, что суд займет крайнюю позицию.

В процессе слушания полностью подтвердился рассказ Абеля о том, как он был арестован, подвергся обыску, доставлен в Техас, пять дней содержался без права переписки и общения с кем-либо, а после этого допрашивался еще в течение трех недель. Суть вопроса здесь заключалась в том, что полковник и его имущество на несколько дней просто исчезли с лица земли, а работники ФБР в это время, действуя как представители контрразведки, осуществляли свой план.

Наша величайшая трудность, бесспорно, состояла в том, что речь здесь шла не об обычном гражданине, арестованном у себя дома. Дело касалось полковника Рудольфа Ивановича Абеля из советской разведки. И все же правовой аспект был абсолютно одинаковым — по конституции Абель обладал точно такими же правами, что и я.

В конце второго дня слушания судья Байерс сказал: — Господа, я надеюсь принять решение по этому ходатайству завтра. Если вы пожелаете еще что-нибудь сообщить мне, это должно быть сделано в моей канцелярии завтра не позднее одиннадцати часов утра. Решение суда откладывается.

Четверг, 10 октября

В этот день обвинение информировало нас, что прокуратуре стало известно о дружбе одного из работников ФБР с семьей присяжного № 5 миссис Мактаг. Муж этой женщины работал врачом на военной базе. На основании сообщенной нам информации я обратился к судье Байерсу с письменной просьбой об отводе этого присяжного. Я пояснил, что, если бы эти факты были нам известны при отборе присяжных, мы заявили бы о ее отводе.

Затем мы представили, должно быть, наш последний меморандум по ходатайству об аннулировании доказательств, захваченных в гостинице «Латам». Наш меморандум основывался на статье в газете «Геральд трибюн», опубликованной еще до того, как мы начали участвовать в деле, но только сейчас попавшей в наше поле зрения. В статье полностью подтверждалось все то, что мы постоянно говорили об аресте полковника Абеля, и приводилось следующее заявление начальника управления иммиграции: «При аресте нам было хорошо известно, что он (Абель) собой представляет. В то время наше намерение состояло в том, чтобы держать его как можно дольше… и, конечно, мы держали его, надеясь, что будут собраны материалы, достаточные для предания его суду».

Как отмечалось в статье, начальник управления иммиграции «показал», что Абель не был бы арестован, если бы об этом не попросила наша «контрразведка». Он был задержан, когда об этом попросило «несколько государственных учреждений».

В статье далее говорилось: «Возможно, что иммиграционные чиновники были привлечены к участию в аресте Абеля с целью как можно дольше сохранить факт ареста в секрете… Ведомства (вероятно, ФБР и ЦРУ) в течение года вели наблюдение за Абелем и, несомненно, знали, намеревается ли он бежать из США. Возможно, они хотели произвести у него тщательный обыск, не раскрывая своих намерений в отношении его».

Пятница, 11 октября

Судья Байерс отклонил наше ходатайство по поводу обыска и ареста. В своем решении, изложенном на двенадцати страницах, он заявил, что не видит серьезных причин, почему два государственных учреждения Соединенных Штатов не могли бы сотрудничать в подобном деле.

«Суду не ясно, что в этой процедуре такого, что следовало бы критиковать, — говорилось в этом решении. — Министерство юстиции обязано соблюдать прежде всего интересы Соединенных Штатов, и из его действий не следует, что конституционные права иностранца, нелегально проживающего в нашей стране, в какой-то степени нарушены».

Судья решил, что изъятые документы: фальшивые свидетельства о рождении, банковские книжки и другие бумаги — являются «средствами», которые Абель использовал для того, чтобы продолжать нелегально находиться в стране.

Это решение было, по крайней мере, простым и ясным, хотя мы и считали его неправильным с точки зрения существующих законов. Однако еще за неделю до этого я пришел к заключению — и именно так информировал Абеля, — что скорее всего с нашей интерпретацией того или иного правового вопроса согласится апелляционный суд, а не суд первой инстанции.

Суббота, 12 октября

Часа в четыре я приехал к Абелю и рассказал ему о складывающейся ситуации. Я сообщил ему о нашем меморандуме, с которым так быстро расправился судья Байерс, а также о присяжном-женщине, которого мы попросили отвести.

Мы и ранее информировали Рудольфа о всех шагах, которые собираемся предпринять. Он ценил это и, как и следовало ожидать, очень интересовался новыми обстоятельствами, выявлявшимися в ходе рассмотрения дела. Потом я спросил, не нуждается ли он в чем-нибудь, и он ответил, что смирился со своим настоящим положением, но временами ему хочется съесть хороший бифштекс. Я напомнил ему сирийскую поговорку, в которой говорится: «Я был опечален тем, что у меня не было башмаков, но потом встретил человека, у которого не было и ног».

Придя домой вечером, я прочитал письмо очень известного лондонского стряпчего, сэра Эдвина Герберта, речь в котором шла о моем назначении защитником Абеля. Еще раньше я отправил ему конфиденциальное письмо с просьбой проконсультировать меня относительно того, как подобное дело рассматривалось бы в Англии, у которой заимствовано наше общее право.

Сэр Эдвин ответил мне, что в Англии в мирное время агент-иностранец не может быть приговорен к смертной казни за шпионаж. До 1868 года шпионаж в Великобритании даже не считался преступлением. Он также информировал меня о том, что английские суды обычно выносят менее суровые приговоры иностранцам, обвиняемым в шпионаже в пользу своей страны, чем британским подданным, обвиняемым в измене родине.

Понедельник, 14 октября

Рано начавшийся день принес с собой чувство какой-то неудовлетворенности и незавершенности. У нас было так мало времени на подготовку! Подготовку к трудному испытанию — будь то судебный процесс, бега, соревнование по боксу, выступление в театре на Бродвее или смерть — ничем заменить нельзя. Полагаясь на свой опыт и несколько бравируя, можно сделать вид, что вы готовы. И все же, если вы не обрекали себя на изнурительный труд, готовясь к серьезному испытанию, вы понимаете, что в действительности-то не готовы к нему.