Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

В одной из бульварных газет сообщалось, что Хэйханен, возможно, не будет выступать на суде. «Надежные источники» сообщали, что он не решается давать показания, опасаясь репрессий по отношению к его матери, двум братьям и сестре, оставшимся в России. Согласно сообщению, Томпкинс отказался отвечать на вопросы о своем главном свидетеле.

Заседание суда в это утро прошло быстро и гладко. Четырех запасных присяжных — троих мужчин и одну женщину — мы отобрали за тридцать минут. Судья привел их к присяге, а затем по просьбе защиты отложил заседание до 14 октября. Перед тем как распустить присяжных, он проинструктировал пх относительно того, что они не должны ни с кем разговаривать о деле, даже с членами своих семей.

— Если кто-либо попытается вовлечь вас в разговор об этом деле, пожалуйста, сообщите об этом факте суду. Я также надеюсь, что вы будете избегать чтения всяких комментариев, которые могут появиться. Ваш долг как присяжных по этому Делу состоит в том, чтобы сохранять свою объективность, и, ДЛЯ того чтобы должным образом его выполнять, я рекомендую вам принимать все необходимые меры предосторожности.

Обвинение представило три новых меморандума в связи с нашим ходатайством по поводу обыска и ареста, кажется, находившихся в противоречии с нашей версией того, что произошло 21 июня. В связи с этим мы попросили судью Байерса назначить заседание для официального слушания этого вопроса. Судья предложил нам явиться к нему во вторник, когда он рассмотрит ситуацию, как она ему представляется, и тут же сухо добавил:

— Я не намерен рассматривать это как дополнительную причину для отсрочки процесса.

Воскресенье, 6 октября

Представители защиты собрались в полдень в нашем маленьком кабинете в здании Бруклинской ассоциации адвокатов на Ремзен-стрит. Все согласились, что моя вступительная речь перед присяжными должна быть краткой. Однако при обсуждении того, насколько конкретной ей следует быть в отношении показаний и доказательств, которые может представить обвинение, мнения разделились. Нужно было подождать предъявления доказательств, прежде чем составлять окончательное суждение.

Мы решили, что не будем вызывать каких-нибудь свидетелей со своей стороны. По нашему мнению, было бы бессмысленно вызывать свидетелей, чтобы они охарактеризовали нашего подзащитного, ибо они не знали полковника Абеля из КГБ, им был известен лишь бедный и добрый художник Эмиль Голдфус с Фултон-стрит в Бруклине. Ясно, что было бы нецелесообразно допрашивать Абеля в качестве свидетеля по его же делу, однако я сказал ему, что он должен сам решить этот вопрос. Я рекомендовал ему подождать, пока обвинение представит все доказательства, а затем сообщить мне о своем решении. Я сказал, что, как мне кажется, с его стороны было бы очень рискованным разрешить подвергнуть себя перекрестному допросу.

В результате обсуждения того, как нам распределить между собой роли в ходе процесса и как лучше действовать совместно, мы решили, что я произнесу вступительную и заключительную речи и проведу перекрестный допрос основных свидетелей, а мои помощники будут выдвигать возражения процедурного характера во время первичного изложения существа дела обвинением. Другими словами, я буду изучать свидетелей обвинения, изыскивать возможные направления перекрестного допроса, сличать свидетельские показания с информацией, предоставленной мне Абелем, а мои помощники будут внимательно следить за первоначальным опросом представителями прокуратуры выставленных ими свидетелей, вносить возражения против формулировок вопросов и так далее. Но нас беспокоило то, что судья Байерс может не допустить успешного проведения нами такой совместной кампании.

Вторник, 8, и среда, 9 октября

До начала процесса оставалось меньше недели, и во вторник утром мы явились в суд и добились, чтобы обвинение участвовало в слушании дела с нашими возражениями по поводу обыска и ареста. За два дня мы допросили четырех чиновников иммиграционного управления и агента ФБР, участвовавших в налете на гостиницу «Латам». Материалы по этому делу уже составляли четыреста тридцать семь страниц.

Мы внесли в протокол описание того, что газеты назвали «полномочной встречей и утренним свиданием» работников ФБР и иммиграционного управления. Наша цель состояла в том, чтобы показать, что, производя арест, чиновники иммиграционного управления действовали сообразно указаниям ФБР как пешки. Более того, мы пытались этим подтвердить тот факт, что и налет, и арест, произведенные без законно оформленных ордеров, ФБР предприняло для того, чтобы задержать Абеля и захватить его имущество и сохранить этот факт как можно дольше в секрете. В случае согласия Абеля на сотрудничество этот трюк стал бы блестящим ходом контрразведки. Однако, когда выяснилось, что этот дерзкий маневр не удался и намеченная цель не достигнута и министерству юстиции пришлось возбудить уголовное дело, его представители забыли — и хотели бы, чтобы и мы сделали то же самое, — что они уже нарушили предусмотренные конституцией права гражданина, если его следует судить за уголовное преступление в соответствии с нашими законами.

Из показаний пяти государственных служащих мы составили себе следующее представление.

В один из дней между 13 и 20 июня чиновник министерства юстиции по связи с ФБР и Управлением иммиграции и натурализации позвонил по телефону заместителю начальника иммиграционного управления Марио Т. Ното и, сообщив ему о нелегально проживающем в стране иностранце, добавил: «В связи с его шпионской деятельностью им интересуется ФБР».

Ното сказал, что по прошествии нескольких дней он снова Услышал об этом иностранце от сотрудника ФБР. Причем его информировали, будто он «имеет какое-то звание в советском разведывательном аппарате, что его подлинная личность установлена и что он не Эмиль Голдфус (как он себя называет), а Рудольф Абель».

Ното показал, что 20 июня Управление иммиграции и натурализации решило арестовать Абеля в Нью-Йорке, где, как узнало ФБР, он осуществлял свою деятельность, и возбудить против него дело о высылке. Приблизительно в три часа дня Ното приказал иммиграционным чиновникам Роберту Э. Ше-ненбергеру и Ленноксу Канцлеру отправиться из Вашингтона в Нью-Йорк и задержать Абеля.

В половине одиннадцатого вечера эти чиновники прибыли в аэропорт Ньюарка, имея при себе неподписанный ордер на арест и ордер «о представлении доказательств». Здесь их встретили два чиновника отделения Управления иммиграции и натурализации в Нью-Йорке. Все вместе они приехали в это отделение, где его начальник, Джон Марф, подписал административное распоряжение, уполномочивающее чиновников задержать Абеля. Отсюда все четверо поехали в нью-йоркское управление ФБР, где сразу же после полуночи они решили рано утром явиться в гостиницу «Латам» с шестью или восемью специальными агентами ФБР. Приняв такое решение, они легли спать здесь же, в управлении ФБР.

Мы еще раньше утверждали, что действиями иммиграционных чиновников фактически руководило ФБР. Давая показания, Шененбергер сообщил: «Мы попросили их (работников ФБР) показать нам, где находится подозреваемый… Они же попросили нас разрешить им первыми войти в контакт с подозреваемым… и допросить его прежде, чем мы арестуем его».

В половине седьмого утра обе группы чиновников отправились в отель «Лагам». Как выяснилось позднее, другие работники уже были размещены в гостинице неподалеку от номера, где, ничего не подозревал, спал советский полковник.

Следователь нью-йоркского отделения Управления иммиграции и натурализации Эдвард Дж. Фарли о встрече с работниками ФБР сообщил следующее.

Вопрос. Следовательно, вы встретили примерно шестерых работников ФБР?

Ответ. Я бы сказал, что приблизительно так, сэр.

Вопрос. Где вы их встретили?

Ответ. Я встретил их в холле и в коридоре на восьмом этаже, а также в комнате по соседству с той, в которой жил

Мартин Коллинз. Эта комната располагалась недалеко от холла.

Вопрос. Насколько мы понимаем, мистер Коллинз находился в номере 839, а вы встретились с этими работниками в коридоре и в комнате, примыкающей к номеру 839?

Ответ. Я полагаю, что это было в комнате № 841.

На этой стадии допроса Фарли решил немножко позабавиться, и, как мне кажется, за мой счет.

Вопрос. Это была свободная комната?

Ответ. Нет, сэр, она была занята.

Вопрос. Кем занята?

Ответ. ФБР.

Вопрос. Никаких жильцов в комнате не было?

Ответ. Нет, сэр. Мне об этом не известно.

Судья Байерс был явно раздражен тем, что слушание тянулось уже два дня, и начал проявлять неудовольствие по поводу излишней детальности наших расспросов. Он обратился к нам с вопросом, какую цель мы преследуем.