Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде - Александр Ильин

В Свердловске прошел учредительный съезд РКРП — Российской коммунистической рабочей партии (лидеры — профессор Сергеев, Анпилов, Тюлькин и др.), до сих пор считающей себя самой правильной и революционной, но не нашедшей взаимопонимания со столь любимым ею и обездоленным правящей кликой народом, так и не понятой массами.

Кажется, действуют компартии Пригарина, Крючкова, Скворцова-Маркова, Хабаровой и других. Но большая политика обходит их стороной.

Так уж случается в жизни: люди могут жить в одном городе, в одном доме, в одном подъезде и совершенно не знать и не понимать друг друга. А столкнуться, познакомиться, поговорить по душам где-нибудь в поезде, в дальней командировке, или под забытыми ныне круглыми бочонками-часами у метро. И пойти — каждый своей дорогой.

По сути ни одна из оппозиционных партий за годы блужданий в смутное десятилетие так и не нашла прямой дороги ни в рабочие коллективы, ни к ученым— естественникам, ни к творческой интеллигенции. Московский мэр Лужков вручает партбилеты только что вылупившейся из гнезда безпрограммной партии “Единая Россия” — плоть от плоти ныне правящего режима: популярным артистам, писателям, деятелям науки. А в переулке Красина выплескивают вместе с грязной политической водой и ребенка — научный, творческий, культурный потенциал. Настырный либерал-демократ, причесанный, припомаженный, до поры в меру развязный, не сходит с телеэкранов, а самая массовая оппозиционная партия бессильна организовать через свои структуры массовое распространение партийной прессы. Той же “Правды” в Москве не найдешь в большинстве киосков, хотя в марте 2003-го, когда снимали с работы главного редактора, один из аргументов был таким: он не способен обеспечить прорыв, выйти на миллионный тираж. Через полгода ничего не изменилось…Придется подождать. Авторитет не завоевывается словами и призывами.

Как-то известный поэт Олег Шестинский, рассуждая о действиях КПРФ, напомнил мне старую сказку Льва Толстого о мальчике, который пас овец и по глупости или из страха закричал: “Волки! Волки!” Мужики из деревни выламывали колья и бежали на луг отбиваться от хищников.Но волков не было.

Мужики ушли. А вскоре мальчик опять закричал: “Волки! Волки!”

Мужики опять прибежали, и, оказалось, зря.

А когда в третий раз и в самом деле подкрались волки, мальчик вновь закричал, но ему уже никто не поверил. И волки перерезали много овец.

Так что Правда людям нужна позарез, иначе будет плохо. Но обращаться с нею надо с предельной осторожностью.

А Партия Правды у каждого в душе.

И дорога к Правде — не для избранных, а для мужественных.

Недавно в который уж раз смотрел кинофильм по Ф.М. Достоевскому — “Братья Карамазовы”. Поразила прозвучавшая в нем пронзительная фраза. Она приведена, как эпиграф. Но это же и эпилог: Им дан был рай, но они захотели свободы.

Это — о нас.

Лев Толстой мечтал объединить добрых людей, потому что недобрые люди сами объединяются. Увы, сделать это очень не просто. Интеллигенция, на которую возлагались обычно все надежды, часто строила свою деятельность по принципу: “Ломать — я с вами! Строить — нет!”

Максим Горький еще на заре прошлого ХХ века отмечал крайнюю озлобленность интеллигентов, когда они пытались рассуждать об обществе добра и красоты, о гуманизме и справедливости, при этом не щадя самолюбия друг друга, часто с явным желанием оскорбить с грубым раздражением. Я, пишет Горький, видел, что все эти разнообразные хорошие люди -чужие в своей родной стране.

Интеллигенция будоражит умы, не дает обществу застояться, и тем она значима для прогресса. Но когда интеллигенция приходит к власти,она отрицает самоё себя. Она начинает рубить сук, на котором сидит. Выдумывает врага, с которым хотелось бы воевать. Ей дозарезу нужно консервативное начало. Нужна несущая конструкция, реальная опора.

УЛЫБКА КОБРЫ — ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

В главе “Улыбка кобры”, написанной под горячую руку, я, возможно, кое в чем перехлестнул, но не раскрыл и сотой доли тех жгучих, порою трагических коллизий, которые как в цирковом смертельно пугающем иллюзионе с мечами и обреченной на гибель ассистенткой, пронизывали ежедневные отношения партийных властей и “Правды” и находили выражение в изломанных судьбах ее главных редакторов.

Хочу продолжить свои размышления.

Когда в 1973 году я пришел в “Правду”, мне, ленинскому стипендиату Ленинградского университета, а значит, не худшему выпускнику его факультета журналистики, добросовестно изучавшему историю печати, было известно всего лишь несколько имен руководителей главной партийнойгазеты, только что отметившей свое 60-летие.

Среди них пальма первенства, естественно, принадлежала Владимиру Ильичу Ленину, хотя формально он никогда не был главным редактором, да и должности такой в те времена не существовало. И, думаю, неспроста. Но об этом чуть позже.

Упоминалась фамилия П.Н. Поспелова, бывшего главным редактором “Правды” во время Великой Отечественной.

Какое-то время гремел “примкнувший” Д.Т. Шепилов, но прочного места в истории газеты он не занимал.

Об остальных, кроме, разумеется, действующего редактора — М.В. Зимянина — говорилось глухо и неопределенно. Или просто умалчивалось.

Конечно, в кругу правдистов, стенах редакции, вспоминали и обсуждали каждодневные деяния Павла Алексеевича Сатюкова, редактора газетыво времена Н.С. Хрущева, снятого с должности в “Правде”, как только размашистый лидер партии и государства был низвергнут с верховного пьедестала за волюнтаризм. Мне, новичку-правдисту, рассказывали о том, как Сатюков практически каждый вечер спускался в наборный цех и нередко весьма размашисто, в стиле его непредсказуемого шефа, переверстывал газетные полосы. Это, конечно, нервировало и даже злило всех, кто работал над номером с тяжелым горячим набором, но вызывало и уважение к главному: “Профессионал!” Так оно и было: Сатюков, кажется, единственный из главных редакторов тойпоры, кто пришел в “Правду” не из большой политики, а из газеты, из большой журналистики.

Ему, впрочем, крупно не повезло: его уверенно вытеснял с первой роли в неписанной газетной иерархии главный редактор “Известий” Алексей Иванович Аджубей, зять Н.С. Хрущева, талантливый журналист, человек, как мы говорили, “с пером”. С другой стороны поджимал председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин, тоже умевший побороться за место поближе к венценосцам.

Помню, я, тогда совсем молодой сотрудник “Правды”, пришел к нему за интервью на Пятницкую, 25. Все или почти все было оговорено заранее. Лапин не заставил меня долго ждать, но и принять сразу не мог: дела, люди.… К нему заглянул, помнится, Юрий Левитан, заходили другие известные мастера радио и телеэфира. Позвали и сотрудника “Правды”.

Кабинет у председателя Гостелерадио был огромный, мне кажется, с волейбольную площадку. Хозяин сидел за соответствующего размера письменным столом, у стены напротив входной двери. Всю противоположную стену занимали телевизионные мониторы — по ним, как чуть позже пояснил председатель, можно было отслеживать, помимо идущих в эфире передач, все предварительные телесъемки. Во время нашей беседы он не кокетства ради, а пользы для просматривал пробные съемки репетиции парада физкультурников в честь праздника Победы и время от времени нажимал какие-то кнопки и делал какие-то замечания.

Мы долго сидели вдвоем в большом, чересчур большом кабинете, куда заглядывали мэтры, обменивались репликами. С.Г. читал мне отрывки из спецхрановской книжки А.И. Солженицына “Бодался теленок с дубом”…Спросил о Павле Алексеевиче Сатюкове и в ответ на мое: “простите, но я при нем в “Правде” не работал”, похвастался: “А он теперь работает у меня. Возглавляет учебный канал, член коллегии.…Прежде-то мы с ним соперничали, у кого больше орденов Ленина. Он все время шел впереди.…Теперь мы сравнялись. Я взял его на работу в Гостелерадио, хотя мне и не рекомендовали…”

Время от времени Лапин крутил диск “вертушки”:

— Можно Михаила Андреевича?

Но Михаил Андреевич на связь так и не вышел, наше интервью с Лапиным не состоялось.

Для меня было странно узнать, что всесильный пред Гостелерадио, перед которым трепетали многие сотрудники, помнившие еще сталинские времена, даже на интервью для “Правды” должен был получить разрешение у М.А. Суслова. Но я многого не знал.

Сергей Георгиевич являл собою тот тип администратора, которые принятие политических решений полностью отдают на откуп верховным вождям, но и от нижестоящих, пусть даже и знаменитых сотрудников, требуют такого же, а может, и большего беспрекословного и добровольного подчинения.

И еще одна деталь тогдашней встречи.

Узнав, что я недавно из Ленинграда, Лапин вспомнил своих знакомых с берегов Невы — один из них, Арнольд Палей, оказалось, работал у нас в “Ленинградской правде” скромным заместителем ответсекретаря. Мой ответ явно польстил председателю: начинали, мол, вместе, а теперь — кто он и кто я?!