Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко

фамилия: Лидия Васильевна Седова-Шмелёва, вероятнее всего, из-за оригинальности. Тем не менее допустили её ко мне только в день окончания следствия.

Ознакомившись с моим делом и внимательно выслушав рассказ от «первого лица», Лидия Васильевна заверила, что на Суде я наверняка поменяюсь местами со своими якобы от меня «пострадавшими». Она с большим состраданием отнеслась ко мне и очень сожалела, что не встретилась со мною до ареста, заверяя, что меня ни в коем случае не арестовали бы, несмотря на то что мои обидчики, воспользовавшись тем, что я несколько дней провёл в больнице, обвинили во всём именно меня.

Лидия Васильевна просветила меня и в отношении Олега Чулкова, который отвечал дознавателю, что «ничего не видел и ничего не слышал». Оказалось, что свидетелей специально не вызывали во время следствия, но Лидии Васильевне удалось разыскать одну из девушек, которая сидела за нашим столиком и телефон которой я случайно запомнил.

Именно от Лидии Васильевны я узнал поразительные подробности следствия по моему делу. Заметив на каком-то этапе, что дело разваливается и за мой арест придётся кому-то отвечать, дознаватель попросту разогнал всех свидетелей и заткнул Олегу рот тем, что может привлечь его как моего соучастника, а кроме того, без приглашения понятых произвёл обыск в моей комнате. Кстати, во время обыска у меня исчезло много ценных вещей, но более всего мне было жалко прижизненное издание пятитомника Пушкина и небольшую коллекцию старинных икон, среди которых был и единственный сохранившийся памятный предмет — портрет моего прадеда протоиерея Зосимы Сергеева, выполненный на позолоченном металлическом окладе…

Во время этого, весьма тщательного шмона были найдены и шестьдесят пять американских долларов! Дознаватель очень обрадовался этой находке и довольно потирал руки: есть возможность обвинить меня ещё и в валютных операциях, то есть крутануть по восемьдесят восьмой статье. К его огорчению, это не удалось: я два года проработал за границей и вполне мог иметь законную валюту.

Чего только не пытался пришить мне «товарищ» дознаватель, цепляясь за всё, что могло «потянуть» на какую-нибудь статью. Наткнувшись на шесть комплектов новенькой хоккейной детской формы, попытался доказать, что я их украл!!! Но и здесь он потерпел фиаско: я легко доказал, что форму для детской команды спортклуба «Факел», где я был педагогом-воспитателем, купили наши шефы. Были и другие, такие же смехотворные попытки обвинить меня в чём-либо, но не вышло, и поэтому дознаватель «отыскал» свидетеля, который якобы видел, как именно я ударил парня бутылкой, а не он меня…

Не буду более утомлять вас, уважаемые Читатели, всеми глупостями, которые пытался «состряпать» дознаватель, двинусь далее по «реке своих воспоминаний»…

Одиннадцать месяцев, проведённых в камере Бутырского изолятора, мало чем отличались друг от друга, тем более, после того как Лёва-Жид предусмотрительно и весьма своевременно переслал мне свой «привет».

Однако об одном событии мне хотелось бы вам поведать.

Произошло оно через полгода после моего появления в камере. К этому времени в ней поменялось более трёх четвертей контингента, ушёл на этап и мой приятель Юрий: он был осуждён к шести годам лишения свободы в колонии усиленного режима. Незадолго до него выдернули на этап и Сашу Муромца. Судя по тому, что сообщили по «тюремным проводам», его повезли для опознания: вроде бы нашёлся новый свидетель происшествия.

Почему-то мне казалось, что он говорил правду, уверяя, что ему приходится отдуваться за кого-то другого…

Забегая вперед, замечу, что мои предположения оказались верными и Александр был освобождён вчистую, правда, отсидев свои три «условных» года. Статью за убийство с него сняли: один приятель, попавшись на более тяжком преступлении, решил очистить свою совесть и чистосердечно признался, что именно он и сбросил под колеса того несчастного, отомстив за то, что тот увёл его подругу. Доводы, приведённые им, были столь убедительны, что Александра освободили «в связи со вновь открывшимися обстоятельствами». К сожалению, освобождение несколько запоздало: Александр заразился туберкулезом и прожил на свободе лишь несколько месяцев…

Мир его праху! Пусть земля ему будет пухом! Честный был человек…

Где-то в январе — феврале, когда я «отпарился» в Бутырской тюрьме около девяти месяцев, наконец-то был назначен мой Суд, который длился целых два дня. Перед началом второго дня судебного заседания Лидия Васильевна Седова-Шмелёва сообщила мне, что только что переговорила с Председательствующей Судьей, которая заверила, что сегодня готова принять решение освободить меня из-под стражи прямо в зале Суда и предъявить обвинение моим «потерпевшим». После этого Лидия Васильевна вернулась в зал заседаний, заметив, что минут через десять туда приведут и меня.

Окрылённый радостной вестью, я с огромным нетерпением ожидал, когда меня поведут в зал заседаний. Однако время шло, а распоряжений никаких не поступало. Даже мои конвоиры с удивлением перешёптывались: почему меня не вызывают?

Прошло ещё более часа, когда меня, вконец измученного ожиданием, привели в зал заседаний.

Встаёт судья:

— Именем Российской Федерации…

О боже! Что я слышу? Казалось, на меня обрушился потолок…

— Доценко Виктора Николаевича, — продолжила судья, — обвиняемого по статье двести шестой, части второй, признать ВИНОВНЫМ. Учитывая характеристики, а также ходатайства… назначить ДВА ГОДА ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ с отбыванием наказания в колонии общего режима!..

Казалось, я ослышался! Казалось, что это мне просто снится и этого не может быть потому, что не может быть никогда! До чего же может дойти «правосудие», если выносит приговор пострадавшему?..

Мысли перед судом

Представляю тот зал заседаний,

Где вершится народный наш Суд.

Там не будузакован цепями,

Но и так никуда не сбегу…

Все присутствуют: стало быть, кворум.

Растопырю пошире глаза.

Начинается Суд: Прокурору

Слово веское надо сказать.

Но о чём? Вот загадка Фемиде!

Дело сляпано — будет «вина»!

Та — слепая, конечно, не видит:

Лоб хорош, да Закон как стена!

Доказать, что вины моей нету,

Адвокату совсем нелегко,

А судейское слово, что вето,

Заседателям будет дано.

Я не верю в слепую старуху,

У которой весы торгаша,

Да к томуже тугую наухо!

Меня воли, конечно, лишат…

Вполне естественно, тогда я не мог понять, что произошло. Почему столь круто — на сто восемьдесят градусов за какие-то час-полтора — поменялось мнение Председательствующего Судьи, заверившей до вынесения приговора моего адвоката, что она меня выпустит из зала суда? Наверняка что-то произошло, но что?

К большому огорчению, после оглашения приговора мне