Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко

достал из своего узелка пачку сигарет, пачку печенья, кусок колбасы и луковицу, завернул всё это в газету, из другой пачки вытащил пару сигарет, дождался, когда начнут собирать посуду, и подошёл к кормушке. Но баландёр подал знак подождать: видно, рядом стоял вертухай. Я посторонился, давая возможность Крылатому сдать все шлёмки и вёсла.

Наконец баландёр тихо произнёс:

— Доценко, давай быстрее!..

— Это тебе, — протянул ему пару сигарет, — а это Лёве-Жиду… — сунул ему пакет с гостинцами.

Потом я хотел отойти в сторону, но баландёр остановил.

— Подожди! — сказал он, протянул мне небольшой кусок вареного мяса и захлопнул кормушку.

Улыбнувшись «греву», я повернулся и едва не наткнулся на Кешку-Рыся.

— Что же ты не сказал, что кентуешься с Лёвой-Жидом? — с некоторой обидой проговорил он. — Теперь можешь и на меня положиться! — Он протянул руку.

Немного подумав, я сообразил, что не стоит обострять с ним отношения, и ответил на рукопожатие, тем не менее решив, что «зубки» показать стоит.

— С этого дня мы с Юркой переходим на нижнюю шконку к окну, а мне сделай место за столом!

— Базара нет! — не без некоторого облегчения произнёс Кешка-Рысь.

Он подал знак одному из своих «шестёрок», который моментально скинул с нижней шконки у окна постели двух своих приятелей, а на их место перенёс наши с Юрием матрацы…

Здесь я обязан заметить, что по сравнению с тем, что сейчас творится в российских тюрьмах, особенно в московских тюрьмах, которые перенаселены до настоящего безобразия, тогдашнее содержание и обращение с сидельцами можно считать даже удовлетворительным. Мне иногда даже хотелось шутить, причём в стихотворной форме.

Как? А вот читайте — сначала о тюрьме…

Ода тюрьме

Тюрьма для меня — что изгнанье из ада,

Ну, правда, конечно ж не в рай!

Зато я не буду на улице падать,

Не попаду под звонкий трамвай!

Не надо думать о хлебе,

Билеты в кино доставать,

Никто лотерею не всучит,

И на ночь готова «кровать».

Обедом накормят и в бане помоют:

Такая здесь жизнь — без забот.

Тюремный порядок не плох сам собою,

На пользу здоровью идёт.

Как-то во сне я дом отдыха видел,

Всем он был красив и хорош.

Теперь понимаю, что, в камере сидя,

Прекрасней в сто раз отдохнёшь!..

А теперь…

Ода махорке

Оторви клочок газеты,

Пополам её сложи,

Чуть махорки из кисета

На серёдку положи.

А потом движеньем ловким

Закрути и склей слюной:

Лучше запаха махорки

За тюремной нет стеной!

Вспоминаются деревня

И прогулки по грибы,

За рекой поля, деревья

И завалинка избы…

Опротивел древний город

И Кремлёвская стена.

Лучше северные горы,

Ветра вой и злой буран!

Закурю-ка я махорку,

Посмакую едкий дым.

Без махорки нету толку,

Дым — лекарство от беды!

С ним и горе улетело,

И тюрьма не так страшна.

Обкурившись до предела,

Хорошо лежать без сна.

От куренья разговоры

Откровенны и чисты:

За цигаркой даже «Воры»

Раскрывают все мечты.

Как их много здесь мечтало,

За решётками тюрьмы.

И о разном здесь немало

Лишнего слыхали мы.

Тут на лучшее надежда

И поддержка в трудный час…

Почему-то люди прежде

Плохо понимали нас.

Запах вольной сигареты

Я давно уже забыл,

А дымок махорки этой

Придаёт немало сил!..

Тем не менее, как ни сносно было находиться в тюрьме, я с первых же дней начал строчить жалобы в Прокуратуру, однако ответов не получал. Время от времени меня навещал дознаватель, и меня выдёргивали из камеры «слегка». С каждым моим новым посланием жалобы в Прокуратуру тон дознавателя менялся и становился всё грубее и грубее. И вскоре он открыто заявил мне, что уверен, что именно я являюсь зачинщиком драки, то есть именно я ударил «бедного парня», сбил его с ног и этим нанёс ощутимый материальный ущерб кафе: разбил посуду, поломал несколько предметов мебели.

Я всячески возражал против такого произвола дознавателя, переворачивавшего происшедшую драку с ног на голову, и продолжал строчить свои жалобы на этот произвол, а также на то, что до сих пор мне не предоставлен адвокат. И вот на одну из самых ядовитых моих жалоб дознаватель появился передо мною, ехидно улыбаясь во весь свой и без того кривой рот.

— Пришёл наконец ответ на ваши жалобы! — Было заметно, с каким трудом он сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Вот, распишитесь! — Дознаватель пододвинул ко мне листок.

— Что это? — Я почувствовал, что прокурорский ответ мне вряд ли понравится.

— Прокурор изменил предыдущее обвинение. Если ранее вы обвинялись по двести шестой, части первой, и вам грозил срок до года или штраф, то сейчас вы обвиняетесь по части второй той же статьи, то есть «за злостное хулиганство в общественном месте», а это уже совсем другое наказание — от двух до пяти лет лишения свободы…

— А почему тут ничего не сказано об адвокате?

— Есть два пути заполучить адвоката: это может быть либо общественный защитник, если у вас нет возможности оплачивать адвоката со стороны, либо нанимайте адвоката-частника! Что, вполне естественно, требует немалых денег! — Он снова ехидно уставился на меня. — Не стоило вам, гражданин Доценко, заваливать жалобами Прокурора: кому понравится, когда жалуются на его же сотрудников?

— Вы можете передать одной моей знакомой, чтобы она наняла платного адвоката? — не вслушиваясь в его слова, спросил я.

— Жалко мне тебя, парень, а потому помогу последний раз: с завтрашнего дня у тебя будет новый дознаватель. Вот, запиши здесь, как я могу связаться с твоей знакомой, лучше, если у неё есть телефон…

Я был уверен, что одна моя знакомая, очень добропорядочная девушка, которая к тому же была кое-чем мне обязана, не оставит меня в беде.

К счастью, дознаватель выполнил своё обещание и созвонился с ней. Она наняла для меня адвоката — очень милую женщину лет пятидесяти. В память навсегда врезалась ее