Роман. В письмах - Оксана Цыганкова

решения ускорила. А когда его не стало, я была так раздавлена, что работать вообще не могла. Просто не понимала, что я могу делать. И теперь я осталась без родителей. Без работы. Без мужа. И это был тупик.

Безработная женщина в 42 года – это диагноз. Я сама долгое время отбирала работников и прекрасно это знаю. В 90% случаев я не могла убедить работодателя даже посмотреть женщину за сорок. Это какой-то бред. Я работала у них, они видели меня, как я схватываю на лету, как я быстро решаю любую проблему, как я общаюсь с людьми, и они возвращаются и рекомендуют моей работой были довольны, но категорически не хотели рассматривать других женщин.

Сейчас я была в этом лагере. Нет, на руководящую должность вполне можно было попробовать, но я больше категорически не хотела руководить. Не хотела никого мотивировать и организовывать. Наелась с девятнадцати-то лет. И потом, я не хотела больше втягиваться в корпоративное зомбирование. Ни в какие миссии я больше не верила, а делать то, во что я не верю, я не умею. Собственно, это и послужило причиной решения уйти из Дельфинария. Я писала уже не раз, я или верю, или мне не надо. Мне или верят, или мне не надо.

А брать меня на работу в линейный персонал точно уже не захотят. Я просто со своим годом рождения до собеседования не дойду. Диагноз.

Второе, что разрывало на части – это абсолютное осознание того, что я сама этого захотела. Я сразу вспомнила это мое безумие 2010 года. Вот прямо как попросила. Хотела через семь лет, через семь и получила.

И третье – меня убил не сам факт ухода. У меня ж у самой эти мысли бродили. Убило – как. Было очень много моментов, которые выворачивали наизнанку. Можно же было просто по-честному. Вроде мы такие люди друг другу родные, столько пережили вместе, ну зачем? Зачем отправлять меня в перинаталку, если ты уже эту проблему по-другому решаешь? Для меня каждый поход туда стрессом был. Начиная с того, что в тот момент я вообще за рулем очень сложно ездила.

Это отдельная история. От моей влюбленности в вождение автомобиля я дошла до того, ездила только по трем маршрутам. Дом – папа, дом – моя дача, дом – папина дача. Любой другой маршрут вызывал у меня панику. А периналатка была за пределами моего маршрута.

Заканчивая тем, что уже много лет я с врачами не общаюсь. И посещение врачей для меня тоже стресс.

Ну и еще какие-то мелкие мерзенькие моменты, где человек как-будто издевался над моей доверчивостью. У меня и вопрос был – ты мне мстил за что-то то ли? У меня ведь вопрос не в доверчивости, а в доверии. Я буду верить до последнего. Иначе зачем?

Сережа очень неплохой парень. Это его и сгубило – желание быть таким вот хорошим парнем для всех. Свои потерпят. Заразился от моих родителей, наверно. В последний год я его вообще не видела – только эту маску. От искренности, которая меня в нем радовала, не осталось и следа. Он постоянно просчитывал правильные ответы. Ничего живого в наших отношениях не осталось. Наверно поэтому мне иногда сносило крышу от живых эмоциональных парней. Тех, которые слова не выбирают. Не пытаются выглядеть определенным образом в глазах других людей. Тогда и появился Сережа из книги. Нет, ничего я себе не позволяла. Просто восхищалась той искренностью, которая из него перла. А потом случился один инцидент, и это восхищение я себе тоже запретила. Стала мертвой совсем. Опыт у меня уже был. Тяжело жить с трупом. Люди бегут от смерти, им страшно. Так что нет у меня обид.

Света позвонила сразу. Я ей сразу сказала. Я бы и поехала к ней сразу, но права забыла у знакомых, забирать было уже поздно, а ехать в другой город без прав стремно.

Сразу после Светы я позвонила знакомому, который собирался путешествовать по Абхазии, и сказала, что приеду. Парень был самобытный, интересный для мозга психолога и искал компанию. Он согласился подождать несколько дней.

А я уехала к Свете. И встретила там тебя. У меня было какое то дежавю. Это уже было в моей жизни, когда мой мужик уходит, а ты рядом. Только в тот раз ты ничего не знал, а сейчас ты практически первый человек, который плечо подставил. Мы с тобой гуляли, я рыдала, ты слушал. Тогда ты сказал, что трудно пережить предательство. А я ответила, что предательством это не считаю. Ты же не знал всего, что знала я. И потом к тому моменту я вообще этим понятием не оперировала. Переросла его. Два человека. Было по пути. Дороги разошлись. Так бывает. Кто-то первым принимает решение. Отношения конечны в любом случае, иногда уходят от тебя, иногда уходят совсем. Папина смерть была самым жутким кошмаром моей жизни, а это так, докатка. По сути, папа ведь тоже меня не выбрал, хотя все два с половиной года он был для меня самым важным. Моя жизнь вертелась вокруг него, когда он это позволял. Мне даже кажется, что была интересна Сереже, пока был жив папа. Они за меня конкурировали. Например, спорили, кто именно подарит мне телефон на день рождения. Или когда папе уже было совсем плохо, я хотела побыть с папой, а Сережа тащил меня на дачу. Это очень подкорочно. Иногда так мужчины с детьми конкурируют за внимание жены. А после папиного ухода конкуренции не осталось.

Мы сидели в кафе, ты кормил меня пироженками, я то плакала, то улыбалась. Ты даже не представляешь, как для меня было важно, что ты сейчас со мной. Стоило ради этого пережить расставание. Ради тебя многое стоит пережить. Смех сквозь слезы. Мы сейчас говорили о том, о чем я бы никогда не решилась. Ты сказал, что люди сейчас подумают, что я плачу из-за тебя, а я ответила, что так тебе и надо. Я из-за тебя столько отплакала, что ты сейчас за свое огребаешь. Просто позднее на тринадцать лет. Ты сказал, что у меня было так много, у большинства людей этого не бывает – столько лет счастливой жизни и любви. А я тебе сказала, что всю жизнь любила только тебя и ты был тем самым, о чем вспоминаешь как о самом важном в своей жизни. И что уж если есть чему завидовать, то тому, что в моей