Пурград (СИ) - Артем Рудик

Я подошла ещё ближе и спросила у одного из стоявших вокруг гроба мужчин:

— Как… как он умер?

Бесшёрстный смерил меня безучастным взглядом и почти шёпотом произнёс:

— Хвостатые твари убили. Сбросили его на мусорной куче, где он поранился о какой-то осколок пробирки. Заболел чёрт знает, чем и вчерашним вечером скончался.

Я посмотрела на лицо покойника: огромные мешки под глазами, опухшие уши и исхудалые щёки. Действительно было похоже на то, что он чем-то болел перед смертью.

— Я надеюсь, что он не страдал. — шепнула я тому же мужчине.

— Жуткие судороги несколько суток сотрясали его тело. Но ныне его страдания, конечно, завершены. — ответил тот, — Больше жаль его мать. Дети не должны умирать раньше своих родителей…

— Эта рыдающая женщина его мама? Могу я с ней поговорить?

— Не думаю, что она будет в состоянии разговаривать сейчас. Бедняжка, сначала мужа потеряла, теперь сына. И всё из-за проклятых хвостатых!

— А что случилось с его отцом?

— Он мутировал, много лет назад. А потом его пристрелили законники. Бедная женщина! Бедная женщина…

Он ещё несколько раз по причитал себе под нос и успокоился.

Сердце моё обливалось кровью. Мне не хотелось смотреть на труп несчастного. Я хотела убежать, скрыться и исчезнуть из этого мира. Но осталась стоять у гроба и смотреть на покойника. Дыхание то и дело перехватывало, и у меня возникло желание чтобы оно тут же остановилось. Я бы умерла и меня положили бы в гроб рядом с мертвецом. И мы бы вместе отправились в иной, лучший мир. Или в вековечную пустоту. Мне, если честно, без разницы.

Печальные мысли скребли череп изнутри, отчего моя голова разболелась. И среди этой боли я вновь уловила сказанные Библиотекарем слова о Хутсунее. Вот она, моя так и не свершившаяся мечта, лежит хладным телом в деревянном ящике. Мёртвая, более не имеющая никакого смысла.

А ведь мой мёртвый друг тоже не обрёл того, что искал. Он мечтал просто жить, сосуществовать с обществом, и чтобы рядом всегда была семья. Очень простые мечты, которые также обратились прахом, стали Хутсунеей. Только подумать… Спастись от козней Фалькона и умереть от случайного пореза. Какая злая и противная ирония. Мне даже захотелось улыбнуться, когда я поймала себя на этой мысли.

Так всегда в самые тяжёлые моменты, при утрате кого-нибудь близкого. Тяжесть одолевает тебя, слёзы накатывают, а губы почему-то всегда так и норовят обратиться улыбкой. Кажется, что-то такое запрограммировано в генах, но мне сейчас так всё равно на всё это… Да просто ни до чего теперь нет дела.

Он мёртв. Неужели это всё из-за того, что он хотел что-то изменить? Исправить свою жизнь? В этом ведь даже винить некого. И уж явно нельзя было предполагать именно такой исход. Нет. Нет. Нет!

Это больше не повторится. Это просто не должно повториться, и я приложу к этому все усилия. Найду отца, и мы вместе улетим прочь из города вместе с Библиотекарем. Куда-нибудь, не важно куда. В этом городе я точно не останусь. Он пожирает всё и вся. Он растаптывает своих обитателей, ровняет с землёй. Лучше уж навсегда остаться в пустошах. Если лис не возьмёт меня с собой, я самолично уйду по раскалённой земле. И плевать на последствия.

Я не умру также, как и мой возлюбленный. Я точно не умру здесь.

Мысль о побеге вывела меня из ступора. В это время, в дом повалила толпа с улицы. Они набивались в маленькое помещение, как сардины в банку. Не прекращавшую рыдать мать подняли и отвели подальше. Мужчина, с которым я разговаривала, достал нож и произнёс:

— Лёгкого пути к Первородному Примату, сын человеческий. Пусть сердце твоё не будет одиноко. Пусть плоть твоя накормит плоть нашу и станет с ней одним целым. Пусть смерть твоя будет отомщённой.

Он отрезал маленький кусочек мяса и кожи с руки мертвеца, а затем поместил его себе в рот. Прожевав, мужчина с ножом обратился к собравшимся:

— Пора приступать к похоронной трапезе.

Все, кто был в помещении, словно с цепи сорвались и бросились рвать несчастное мёртвое тело на кусочки. Они были подобны стервятникам или гиенам, находя особый вкус в падали и жадно чавкая свежей плотью. Я вышла на улицу. Там меня вырвало.

Я видела раньше, как в рамках борьбы с перенаселением хищные жители пушистой части города, ели травоядных. Богатые могут себе иногда это позволить. Но чтобы ели себе подобного… сырым… не испытывая ни малейшего стеснения… Эта картина надолго останется у меня перед глазами.

Тут ко мне подошёл Треснувший. Он по-отечески положил свою железную ладонь мне на плечо и сказал:

— Такие дела.

Он помолчал ещё немного и затем добавил:

— Ты всё ещё не поняла?

Мне совсем не хотелось сейчас говорить, но машине видимо было плевать на мои чувства, а потому я всё-таки ответила:

— Нет и не хочу понимать. Ничего не хочу понимать.

— Тебе придётся принять судьбу. Познать тщетность. Это первое, что нужно сделать, чтобы возродится.

— Для того, чтобы возродиться, надо умереть. А я пока ещё жива и буду двигаться к свету.

— Нет, ты мертва, только пока этого не поняла. Пойдём, тебе нужно отнести подавитель ЭКЮ-поля своим новым друзьям.

— Я с тобой не пойду, сама доберусь до нужного места.

— Как пожелаешь. Это приемлемо в рамках моей программы.

Я, не попрощавшись, оставила позади и робота, и ветхий дом. И очень надеялась, что оставлю вместе с ними и прошлую жизнь. Я явно не смогу вернуться в "Тарелку" разливать коктейли и торговать из-под полы. Нет, с этим покончено. И с этим городом тоже будет покончено.

Мой путь назад почти ничем не отличался от пути к маяку. Только прошёл быстрее. Всего за два дня я добралась до мусорного городка из которого вышла. Всё потому, что я меньше спала. Да и дорогу уже знала. В городе я сразу же передала Ирвингу подавитель. Он сказал, что необходимо подождать ещё совсем чуть-чуть, прежде чем бесшёрстные попробуют штурмовать лифт. Да и сигнал сверху вот-вот поступит.

Лось оказался прав, ждать и правда пришлось недолго. Следующим утром нам пришло сообщение, что пора выступать. Одновременно с этим, в среде бесшёрстных начались бурления. Аборигены негодовали, а их недовольство подстёгивали храмовники.

Последних, вероятно, подкупили мои новые "друзья". Подозрительно удачно бунт начался сразу после поступления сигнала. И подозрительно ловко мы вступили в толпу вооружённых палками бунтарей, смешавшись с общей массой. Они были разъярены: пели песни, выкрикивали