Игры виновных: сезон первый - Р. С. Кириченко

Румина кричала в трубку так, что у обоих замирало сердце. Оно словно отказывалось биться до тех пор, пока они не доставят свою подругу в безопасное место. Подальше из того пекла, в котором она сейчас находится.

Испуганные соседи не решались заходить дальше собственных порогов, всё, что они делали, — это, открыв двери, глазели на происходящее. И это на секунду вызвало у Саши отвращение вперемешку с грустью. Потому что никто из них даже не удосужился выйти и предложить помощь. Они боялись — или же… это происходило не в первый раз.

Капли пота спокойным извилистым ручьём падали на глаза Паши, словно заставляя его остыть. Он стирал их ладонью и продолжал безуспешно лупить по двери. Саша положил ему руку на плечо.

— Прекрати, дружище, — его голос звучал твёрдо, — сейчас я вызову наряд, и пока они едут, мы будем думать, как нам обойти эту чёртову дверь.

Паша кивнул, соглашаясь со своим другом, и присел на корточки, машинально закурив сигарету.

— Вы знаете, у нас тут не курят, — пропыхтел какой-то мужичок в очках, стоящий в дверном проёме, который находился в пролёте между этажами.

— Скорее, у вас тут ни у одного из мужчин яиц нет! — прорычал в ответ Паша. — Пошёл на хрен отсюда! — Он подпрыгнул на двух ногах и прокричал: — Засунься туда, откуда ты вылез, и закрой за собой вонючую дверь, пока я не поднялся и не сделал это сам!

Человек в дверном проёме спорить не стал и поспешно сделал всё так, как сказал взбешённый парнишка.

Саша присел на ступени и попытался дозвониться до Румины, но та не брала трубку. Он продолжил нервно подбрасывать телефон из руки в руку, не переставая звонить.

3

Тем временем Румина спряталась в шкафу. Отец ещё не начал ломиться в её комнату, и она подумала, что он, возможно, вышел на балкон или в подъезд. Или, ещё хуже, искал в кладовой, находящейся около входа в её комнату, топор, чтобы вышибить им дверь — и возможно, не только дверь. Румина слышала шорохи, доносящиеся снаружи, и сердитое, очень сердитое бухтение отца. Голос матери не мог заставить его успокоиться.

Та кричала на него, раздавался глухой стук, похожий на шлепки. Возможно, думала Румина, она била его полотенцем. Но её мать не плакала.

Румина не слышала даже нотки истерики. Мама словно всю жизнь живёт рядом с человеком, у которого поехала крыша, и всё, что сейчас происходит, в порядке вещей. В её голосе слышался только гнев и желание заткнуть этого мужчину, не раз и навсегда, конечно, но хотя бы на некоторое время.

Впервые в жизни Румина видела отца в таком состоянии. Конечно, есть предположение, что, когда она была маленькая, подобное уже происходило, но волей судьбы она этого не помнит.

Она сидела сложа руки, телефон разрывался от вибрации. Румина видела, что Саша пытается дозвониться, но боялась ответить на звонок. Она боялась, что отец услышит и начнёт разносить дверь ко всем чертям. Мало ли что у него на уме. Она решила написать эсэмэс, в котором указала, что ребятам лучше бы вызвать полицию и не пытаться безуспешно выламывать дверь, иначе это может плачевно закончиться.

4

Саша не отрывал глаз от телефона, продолжая раз за разом звонить ей. Он присел, локтями уперся в колени. В руках оставался зажатым в кулак телефон, который стал опорой для подбородка. «Хреновая, очень хреновая ситуация», — подумал он. Затем поднялся и уставился на свет, наблюдая за лучами солнца, проникающими сквозь окно, которое находилось в пролёте между этажами.

Саша был и растерян, и напуган одновременно, плюс к тому истеричный крик Румины всё звучал в голове и по-прежнему мешал здраво мыслить. Он посмотрел на Пашу и снова направил взгляд к лучам.

Из каждой ситуации есть выход, иногда нужно просто успокоиться и обождать какое-то время. Считай, это похоже на то, когда артист выпускает песню, очень крутую, по его мнению, но для того, чтобы она стала хитом, нужно время, при этом неважно, какой рейтинг у артиста, важен исход, а он есть всегда.

Саша настолько увлекся своими мыслями, что не почувствовал, как у него завибрировал мобильник, более того, он даже не услышал звукового уведомления.

Его одёрнул Паша:

— Ты чего застыл, дружище? Посмотри на экран!

Сашу мотнул головой, разблокировал телефон и прочитал эсэмэс. Ни секунды не медля, он передал послание Паше, но тот, точно как баран, снова уставился на дверь и перестал замечать происходящее вокруг. Желание выломать её пересиливало любое другое желание. Саша понимал, что сейчас его лучшему другу нужна поддержка, ему нужен контроль, ведь тот обезумел от злости. Лицо Паши побагровело, словно в него вкачали литр краски. «Пашу нужно успокоить, и неважно, каким способом, иначе одной проблемой тут не обойдётся», — отдал самому себе приказ Саша.

— Я не люблю, когда моих близких людей обижают, — сквозь зубы прошипел Паша. — Я не люблю, когда мужчины избивают девушек, — он посмотрел Саше в глаза. — Мы должны сейчас же… выломать эту железную херню и вытащить сюда, в безопасность, твою возлюбленную девушку и по совместительству мою полюбившуюся подругу! И мне абсолютно неважно, кем ей приходится этот человек! Не дай бог, он хотя бы пальцем прикоснулся к ней… — Бейсбольная бита, которую он прихватил с собой, утонула в его крепких объятиях.

— Паш, Паша, дружище! — Саша отвесил ему пару лёгких пощёчин. — Я с тобой согласен, но сейчас нужно действовать по уму, а не давать волю эмоциям!

И тут они услышали щелчок.

5

Написав ответное эсэмэс, Румина решила попробовать сама пробраться через двери, воспользовавшись диалогом отца с матерью. Что её удивляло, так это то, что никто из её старших не обращал внимание ни на удары по двери, ни на звонки, точно они были глухими.

Приоткрыв дверцу, она тихонько — сначала одной ножкой, потом другой — выбралась на пол и приблизилась к комнатной двери. Двигать комод на место она не решалась. Румина обернулась, устремив взгляд на лоджию, и на секунду задумалась о том, можно ли вылезти и спуститься, но трезвая мысль, что она живёт на девятом этаже, убедила в обратном.

Румина вернулась к своему первому желанию — послушать, что там происходит, убедиться, что с мамой всё в порядке. Слёзы продолжали тоненьким ручейком проливаться из её глаз, руки тряслись от страха, можно сказать, даже приобрели слегка бледный оттенок. А сердце колотилось так, словно она пережила самый бешеный и