Неслучайные люди - Маша Трауб

худой стал, что я на его кости смотреть не могу. Разве тетя Валя не может накормить? Очень может и очень хочет. Заставь его поесть. Сиди и смотри, как он ест. Уговаривай. За папу, за маму, за кого хочешь. Но пообещай мне, что не уйдешь, пока он не поест. Он иногда не чувствует голод. То ли из-за лекарств, то ли из-за устройства его головы – я не знаю. Но может ходить голодным два дня и не чувствовать, что не ел. У него желудок такой маленький стал, как у младенца. Я ему суп тыквенный сварила, там, в стакане. Перетерла, как маленькому. Пусть хоть попьет. Такой мальчик умный, такой талантливый, но очень хрупкий. Некому было о нем позаботиться. Как и о тебе. Иди, дорогой. Пора тебе. Дорогу сюда ты знаешь. Всегда приму как родного.

– Где мне искать Коляна? – спросил Леха.

– Ника, зови его Ника. Ему нравится, когда я его так называю, – ответила тетя Валя. – Тогда он тебя впустит.

– Куда впустит? – удивился Леха.

– Так в свою комнату, – удивилась тетя Валя, – я Юрику ключи дала. Он там. Мой Жорик был прав – надо было Юрика усыновить и ему передать мастерскую. Он чувствовал кожу, каждый шов, каждую нитку. Не журналист он, прирожденный сапожник. Иногда приходит сюда, свои ботинки чинит, каблук новый приклеивает. Я уже умоляю его – выброси ты эти ботинки, они уже все в заплатках. Но он все еще чинит. Ботинки ему мой Жорик подарил. Сам сделал, считай – от подошвы до последней дырки для шнурков. Вот Юрик и не может с ними расстаться. Он хороший мальчик, очень добрый. Только не всегда понимает, что ему будет хорошо. Вот про Кэти свою не понимает. Дурак, да? Но вы все мужчины такие. Дураки. Когда надо глаза открыть, вы их зажмуриваете.

– Это точно, – хмыкнул Леха.

– Я захожу в мастерскую и каждый раз за сердце хватаюсь – мой Жорик сидит. Его спина. Его руки. Юрик очень на него похож. Не родной… А вот как такое бывает? Даже ходит как мой Жорик. Идет по коридору, а я плачу, будто мой Жорик ко мне идет. Юрик… он благородный, как мой Жорик. Хороший мальчик вырос, правильный, верный. Выписал мне пособие, вроде пенсии, да и оставил здесь. Никто с проверками не приходит, я как бы под защитой вашей редакции, а на самом деле Юрик нас защищает. Ты проследи за ним. Очень за него беспокоюсь. Вроде как уже мужчина, а еще нет. Не может свою жизнь построить. Кэти эта, которую он к нам привел, милая девушка, с ней он будет счастлив. Скажи ему, что я ее одобрила. Знаю, он на меня сердит. Его жену я не приняла. Чувствовала, что она ему не пара. А Кэти – его, по судьбе. Так и передай. Он меня не послушает. Решит, что я специально так говорю. Но его жена – она его не чувствует, и она злая по натуре. А Кэти – добрая, искренняя. Она ему плохого не сделает. Скажи, пусть придет, я его благословлю. Пусть разводится и женится на Кэти. Как она, кстати?

– Плохо вчера стало. В обморок упала. Я ее домой отвез, – ответил Леха.

– Бедная девочка. Очень она страдает. Надеюсь, у Юрика хватит мозгов ее не отпускать. Все, иди уже. Не могу больше. Только накапай мне лекарства в рюмку. Знаешь, руки дрожат, сосчитать не могу. А вот как за нитки сажусь или за обувь, все делаю. Тремор прекращается. Как так бывает?

– Спасибо вам, тетя Валя. – Леха подал ей рюмку с каплями.

– Иди с богом, Али, дорогой. Тебе здесь всегда рады. Приходи в любое время.

– Спасибо, – ответил Леха, чувствуя, что ничего не соображает. Хотелось только вернуться в комнату, где он провел ночь, лечь на перину, зарыться в подушки и проспать столько, сколько возможно. И слушать рассказы тети Вали о прошлом. Уснуть под ее голос.

– Алихан, Али, дорогой, тебе плохо? Давай потихоньку… вот сюда ложись, – слышал он сквозь дремоту, не понимая, то ли это во сне, то ли наяву.

Очнулся в другом месте. Рядом не было ни тети Вали, ни перины, в которую он провалился. Леха встал, нашел душевую, долго стоял под холодной водой, чтобы прийти в себя. Оделся – его костюм висел на дверце шкафа, чистый и выглаженный. Вышел во двор, оказавшийся соседним со входом в редакцию. Около подъезда стоял Колян. Стеллажи тоже были на месте.

– Ника, доброе утро, – поприветствовал его Леха. – Что я успел пропустить? Сегодня какое число? Тетя Валя передала для вас еду, но я не помню, где ее оставил. Юрик уже на работе?

– Сегодня обещали гололед и ветер, – ответил вежливо и отстраненно Колян, – снегопад к вечеру и усиление ветра.

– А что с Серегой? – спросил Леха.

– Не понимаю. С кем? – удивился Колян.

– Серега вышел в окно и исчез или нет? – закричал Леха и, не сдержавшись, прижал Коляна к стеллажу. Тот пытался вырваться.

– Никто никуда не выходил, – ответил, тяжело дыша, Колян. – Я ничего не знаю.

– Зато я теперь знаю про тетю Валю и дядю Жорика. Там его не было. Его нигде не было. А след на асфальте был. Что вы скрываете? И где Юрик, то есть замглавного? – закричал Леха в отчаянии. – Где я сегодня спал? Что это вообще было? Откуда эти стеллажи, я их вчера сам еле затащил внутрь! Что вообще за хрень происходит? – Леха наконец отпустил Коляна и сел на асфальт. Ему было плохо, кружилась голова. Он никак не мог вернуться в реальность, помня, что еще вчера, возможно во сне, он был Али, а Колян – Никой. Замглавного оказался прирожденным сапожником. Бред, ночной кошмар. Но при этом он точно помнил, что спал в другой комнате, мылся в душе, его костюм был отутюжен. Значит, кто-то это сделал.

– Стой здесь, никуда не уходи, – велел он Коляну, который только казался бездомным, а на самом деле – лучшим другом замглавного и великим журналистом. Нет, такое точно только во сне может присниться.

Леха бросился в соседний двор, укрывшийся под аркой, но никакой двери в обувную мастерскую там не нашел. Потом побежал в другой двор. Опять ничего.

– Девушка, простите, – накинулся он на первую встречную, – где здесь мастерская по ремонту обуви? Не знаете?

Девушка предпочла сбежать, не ответив.

– Колян, то есть, прости, Ника, а где здесь обувная мастерская? – Леха вернулся во двор редакции. Колян привычно сидел рядом со стеллажом и листал