Неслучайные люди - Маша Трауб

отчислили, она сразу сняла его со стипендии. Был способ выплатить ему хотя бы из студенческого фонда факультета – мы сдавали, если вдруг кто-то решил жениться или на рождение ребенка. Иногородним тоже оплачивали жилье из этого же фонда. Но Наташка отказалась. Мы ее тогда все возненавидели. Она могла продлить общагу Коле или выплатить еще одну стипендию. Но потом… Она стала редактором одного женского журнала, и Коля несколько лет писал для этого журнала, колонки под женским псевдонимом. Наташка его придумала – Николь… Наташка всем говорила, что автор – колумнист зарубежный, француженка, и выписывала повышенный гонорар. Считай, она содержала Колю. Потом уже я подключился – Коля писал блестящие аналитические тексты. Я подписывал своей фамилией – он сам об этом попросил. Но гонорар всегда ему отдавал. На эти деньги он и покупал книги, газеты… Моя аналитика… Я учился у Коли, подражал ему. Вот, выходит, научился. Но это не я, это он в моих текстах. Я лишь исполнитель, он – гений. Не знаю. Я никогда бы не смог так, как он. Писать, редактировать. Я каждый свой текст относил ему, чтобы он хотя бы бросил взгляд, отредактировал. Он был бы блестящим редактором.

– Вы ему предлагали официальную работу? Ведь могли устроить. Рассказать всем, что это он, а не вы?

– Миллион раз. Уже и с главным договорился – он был не против. Под мою ответственность. Но Коля твердил, что не хочет редактировать очевидную дурь. Не терпел безграмотности. Писал «если увижу еще одну ошибку в первом абзаце, дальше читать не стану», или «текст не поддается редактированию». Он не умел работать с обычными людьми, с посредственными текстами. Сразу же, после первого абзаца, ставил диагнозы – бездарен, нет шансов, неграмотен. И, к сожалению, всегда оказывался прав.

– Тогда почему редактировал ваши тексты? – спросил Леха.

– Мы были связаны прошлым, и он не считал меня совсем бездарным. Слабеньким, но не безнадежным. Поверьте, из его уст – это настоящий комплимент. Я чуть ли не в облаках летал, когда Коля говорил, что мой текст – говно, но не полное, – улыбнулся замглавного.

– Смешно, – кивнул Леха, ухмыльнувшись.

– Да. И я все еще чувствую свою вину перед ним.

– Почему он оказался на улице? Разве не было другого выхода?

– Был, конечно. Но Наташка тоже не железная. Она терпела сколько могла, – ответил замглавного.

– Наташка? – не понял Леха.

– Да, та самая Наташка Смирнова – староста курса. Они поженились. Наташка родила сына. Но Коля продолжал жить в своем измерении, а она оказалась не готова к роли жены гения. Они развелись. Квартира была Наташкина, доставшаяся от бабушки. Она хотела разделить, но там и делить было нечего – крошечная однушка. Так что Коля просто ушел. Он бы не посмел судиться за три квадратных метра. Был по-настоящему честным, правильным, что ли. Но и категоричным – или черное, или белое. Трудно жить, когда не умеешь идти на компромиссы. А жизнь – это сплошные компромиссы.

– И куда он ушел? На улицу? – удивился Леха.

– Не сразу. Жил в комнатке, куда мы сейчас идем.

– А его ребенок? – удивленно спросил Леха. Он впервые слышал о том, что у Коляна, оказывается, были и жена, и сын.

– Мы списываемся с Наташей. Коля забывает поздравить сына с днем рождения. Он вообще про него, кажется, не вспоминает, – пожал плечами замглавного. – Она на него все еще обижена. Не понимает, почему он не смог жить обычной жизнью, заботиться о сыне, работать. А я не знаю, что ей на это ответить. Все, пришли.

– Коля! Открой! – замглавного постучал в дверь, которую было сложно различить в коридоре, она сливалась со стеной. Если не знать, не заметишь.

– Может, его там нет? – Леха прислушался.

– Больше ему некуда податься, – ответил замглавного и снова начал стучать.

– Взламывать будем? – уточнил Леха, поскольку дверь все еще никто не собирался открывать, да и звуков оттуда не доносилось.

– Будем. Не в первый раз, – ответил обеспокоенно замглавного. – Может, уснул? Он всегда спал как убитый. Хоть пушкой над ухом стреляй.

Леха отошел, чтобы примериться и выбить дверь.

– Подожди, – остановил его замглавного. – Потом замучаемся замки вставлять и объяснительные писать. Это все еще собственность редакции, так что главный устроит взбучку. Ему и так хватает неприятностей. Пойдем. Если Коля там, никуда не денется. А у тети Вали должен быть запасной.

– Кто такая тетя Валя? Почему я не знаю? – строго уточнил Леха, который считал, что знает в редакции всех и вся.

– Раньше здесь уборщицей работала, а до этого – официанткой. Она считала Колю чуть ли не родным сыном. У нее всегда был ключ от этой комнаты.

– И когда ты видел тетю Валю в последний раз? – уточнил Леха.

– Года два назад. Коля пропал на три дня, и мы взламывали дверь. Тогда и замок поменяли. Но дубликат я лично тете Вале отдал.

Замглавного уверенно шел по коридорам. У Лехи начала кружиться голова – он не понимал, куда они сворачивают, почему поднимаются по лестнице и опять спускаются. Не редакция, а лабиринт. Сюда можно туристов водить, приключение гарантировано – найди выход.

Наконец они спустились по очередной лестнице и через очередную почти незаметную дверь вышли во двор. Леха оглянулся. Типография справа. Значит, слева улица. Замглавного нырнул в какую-то подворотню. Леха готов был поклясться, что ее тут никогда не было. Он миллион раз проходил мимо, но никогда не видел этой арки.

Замглавного свернул в узкий проем в стене. Леха протиснулся следом, коря себя за невнимательность. Как он-то мог не знать, работая здесь столько лет? Считай, его территория, его ответственность.

– Не переживайте, этот двор знают только совсем старожилы. Раньше тут все было по-другому, – замглавного будто прочел его мысли. – Стояла кондитерская, мы из школы в нее сбегали. А еще пункт выдачи спецзаказов. И мастерская по ремонту обуви. Только она и осталась. Все сотрудницы сюда обувь сдавали – краску подновить, новую молнию на сапоги вшить, каблук починить. Дядя Жора мог из любой обуви «дизайн сделать». Сам так говорил: «Тебе починить или дизайн?» Конечно, все хотели дизайн. Дядя Жора делал ювелирную работу – мог так перетянуть новой кожей старый сапог, что тот лучше прежнего становился. А каблуки… Он чувствовал женщин. Видел их. Если считал, что каблук выше нужного, мог и отрезать. Все наши женщины летали по коридорам, если к туфлям приложил руку дядя Жора. Специально каблуки ломали, чтобы сдать в починку. После его ремонта – никаких мозолей, никаких страданий. Самые узкие туфли он