Изгой - Алиса Бодлер

просто боялся прочесть что-то такое, что очернит наследуемый им образ навсегда? Способно ли было чувство вины действительно передаваться через столетия?

Я зажал нужный участок на сенсорном экране пальцем:

– Знаешь, сейчас читаю свои записи, что фиксировал, когда меня преследовали… гм… видения про Мистера Неизвестного, и… погружаюсь в сомнения. Я знаю, что я уже говорил об этом, но я… Я хочу сказать, что все эти приступы показывали мне настолько нечеткие картинки, что я просто не мог зафиксировать окружающее пространство, как бы ни старался. Конечно, оказавшись в Мёр-Мёр, я узнал коридор и спальню… Но цвет платья Мэллори Томпсон? Джереми, тебе лучше привести какие-то обоснования деталям, пока я не начал искать их сам. Я… знаю, что что-то определенно есть. Должно быть!

В ответ на мое голосовое сообщение последовала пауза длиною в десять минут. Я успел закончить разбор вещей и убрать спортивную сумку подальше, на шкаф Джима, не оставляя себе шансов достать ее в будущем самостоятельно.

Когда я справился с марш-броском, мой телефон завибрировал.

– Яне был отрезан от наследия так, как ты, – загадочно отвечал Джереми довольно прохладным тоном. – Моя настоящая фамилия – Бодрийяр, Боузи.

Я тяжело тряхнул головой.

Что, кроме боли и тяжелых воспоминаний, мы были способны унаследовать по праву рождения?

Могло ли случиться так, что вина, форсируемая Джереми так яро, имела под собой основания куда сильнее факта перерождения Германа в его сознании?

Глава 9

Напоминание Оуэна о его принадлежности к роду Бодрийяров не давало мне покоя.

Взяв недельную паузу в нашем общении, я отдавал дань своим старым привычкам: гуглил, читал и пытался докопаться до правды самостоятельно, не желая мириться с обстоятельствами, в которых мой новый товарищ усердно выдавал, как мне теперь казалось, полуправду под соусом благодетели.

В случае с Джереми – считать его абсолютно реабилитировавшимся протагонистом было просто невозможно. Уже запустив правила игры однажды, мужчина был им верен. Он располагал к себе, пытаясь донести до меня информацию, интерпретировав ее так, как, ему казалось, мне будет понятнее. Старался говорить на моем языке, действовать достаточно любезно, приобретая естественный кредит доверия, который формируется у нормальных людей в случае частой совместной коммуникации. Но, увлекаясь, мистер О забывал о рамках благоразумия, путая все между собой и превращая историю в сказку, которая может не открыть собой истину, но завлечь меня в сети – на сей раз окончательно и бесповоротно.

Вероятно, плетение интриг передавалось с именным наследием, и со своей потребностью расставлять паучьи ловушки хозяин клуба едва ли был способен бороться. Но благодаря его недюжинным стараниям я повзрослел быстрее, чем хотелось бы. И теперь преследовал лишь одну цель.

Отделить зерна от плевел. И поскорее.

Потребность большего процента любых живых существ, способных мыслить, выделяться и чувствовать себя особенным, зазорной мной не считалась. Однако желание Джереми Бодрийяра расставить по полкам фигурки, которые канонически соответствуют тем образам, что существовали более двухсот лет назад, должно было иметь хоть какую-то доказательную базу о гарантированной связи первого и второго. По-другому мой мозг просто отказывался участвовать в этом квесте, выдавая фактические ошибки.

Иными словами, я был готов поверить в абсолютную вероятность нашей родственной связи в прошлом в одном лишь случае: если то, что рассказывал мне Оуэн, – чистая правда, которая не содержит в себе остатков фантазий, не пролеченных однажды в его молодости, в знакомом мне психдиспансере.

И улики, свидетельствующие об истине – требовались мне очень срочно, потому как неделя поисков дала очень слабые результаты, а наша новая беседа должна была состояться уже через пару часов.

Я мог ее отменить. Но хотел ли этого?

Врал Джереми или нет – общение с ним помогало мне лучше, чем злополучная терапия с доктором Константином. Я больше не видел ничего ужасающего, не выпадал из реальности, словно вселенная, которая преследовала меня с раннего возраста, теперь материализовалась и не могла причинить мне вреда, пока я не пребывал на территории прошлого в одиночестве. Главная разница с приемами заключалась в том, что в этой беседе говорил всегда он, а не я, но камень с моей души по неведомой мне причине сходил одновременно с его словами. Я узнавал больше, неизбежно пытался верить просто для того, чтобы понять наверняка: я никогда не был сумасшедшим.

А если и был, то теперь пребывал в моем личном типе безумия не один.

Иви во многом была права. Дети того типа, к которому мы с ней принадлежали, приходят в этот мир в одиночестве. Никем не желанные, забытые и ненужные – мы боролись за право собственного существования, искали тех, кто будет готов стать исполняющими обязанности родственников, моделировали желаемое, а потом всегда обжигались и начинали с начала. Теперь, достигнув двадцати двух лет, я понимал, что времени на ошибки у меня остается все меньше.

Именно поэтому, отдавая свой слух во власть чужого человека, я должен был знать – не трачу ли я ресурсы понапрасну. Не станет ли эта попытка в очередной раз смоделировать себе несуществующего родителя тратой времени? Погружением в ложь – которой рано или поздно, но все же предстояло разрушиться?

Может быть, нам обоим вообще все же следовало принести извинения доктору Константину за драку и попросить того о квалифицированной медицинской помощи?

Голова впервые за долгое время вновь раскалывалась. Еще в прошлое воскресенье я начал поиски первого дома Бодрийяров по той же схеме, что когда-то нашел упоминания о МёрМёр, – но никакие формулировки не давали нужного результата. Я пытался найти и долину, описанную Джереми, но современный загородный ландшафт никак не подходил под описание, а наш город растягивался на километры вперед уже два столетия, и обнаружить его старые границы теперь было очень сложно. Жилищем Николаса и честной компании могла оказаться любая давно снесенная частная собственность, на месте которой теперь возвели такой же паршивый клуб, как у Оуэна, или огромный торговый центр. Словом, такой особняк (если он когда-то вообще существовал) – был куда более лакомым кусочком, чем дом ужасов с антирекламным именем, когда-то принадлежащий вконец обезумевшему Герману. Представить себе богатую постройку в виде богом забытой заброшки было трудно.

Каждый безрезультатный поиск убеждал меня в том, что рассказы мистера О вполне себе могут и не иметь ничего общего с реальностью. Но детская вера в то, что я просто не мог войти в одну и ту же воду дважды, заставляла меня продолжать рыться в интернете.

И лишь сегодня я, наконец, догадался, что могу поискать другую локацию, которой тревожащий мое