Пасхальные люди. Рассказы о святых женах - Инна Андреева

Лёля молчала, ее била дрожь.

Вчера здесь ничего не было. А сегодня сырую черную землю пробила нежная головка крокуса. Белые лепестки бутона еще не раскрылись, но весь его облик торжествовал: я живу, я дышу, я расту. Вверх, к небу!

Ольга как зачарованная смотрела на цветок, сидя на литой скамеечке в саду обители. Этот цветок ей вдруг показался таким родным и близким. Будто это не крокус, а она сама, Ольга, пробивается сквозь почву и тянется ввысь.

Необыкновенное чувство жизни захватило ее, оно звучало в ней как тихая музыка ручьев, как пение птиц, как шелест листьев. Ольга словно растворилась в этом саде, в весне, в легком ветерке. И с нею, рядом, внутри нее – Бог.

Так бывает иногда, после причастия.

Великая Суббота пролетела одним мигом. Ольга была занята на послушаниях: в трапезной, на кухне, в храме. Но удивительно, она совсем не ощущала усталости, скорее наоборот, все ей приносило радость и не нарушало ее покой. Чувство распускающегося цветка переполняло Лёлю, захватывало, но не пьянило, а умиряло, наполняя внутренней тишиной и удивлением.

Вот уже и Пасхальная ночь, и крестный ход с зажженными свечами. Идут мироносицы в белых платьях ко гробу Господню. «Bocкрeceниe Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити» – поют стихиру праздника.

«Чистым сердцем Тебе славити…» – отзывалось у Ольги в груди.

Все замерли у дверей храма. Только лица светятся в темноте. Свершилось: камень отвален от гроба. Батюшкин звучный голос, как ангельская труба, возвещает: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Вот и она – долгожданная Пасха.

Ольга вошла в сияющий храм. И вдруг поняла: она наконец пришла домой.

Трапезная утопала в цветах. В больших кадках стояли кусты сирени – излюбленные цветы Елизаветы Феодоровны. На столах в вазочках – ландыши (кто-то привез к празднику), в маленьких горшочках – срезанные молодые тюльпаны из своего сада. Среди цветов возвышались румяные куличи, молочные пасхи, поблескивали боками красные яйца. Праздничную трапезу устраивали в обители не ночью, а после поздней литургии в воскресный день.

По обычаю, после вкушения яств батюшка отец Митрофан начал беседу. И, конечно, сегодня первыми его словами было приветствие: Христос Воскресе!

– Христос Воскресе! Вот и наступило время Торжества из Торжеств – Великой Пасхи. Смотрите, как светятся ваши лица и как ломятся наши столы от угощений. Позвольте, я расскажу вам о том, как мы встречали Пасху на войне.

– Отец Митрофан был полковым священником на Русско-японской войне! – прошептала Тоня Лёле.

– Шел 1904 год. И наш полк выступил в далекий и опасный поход на чужбине, и в Страстную неделю мы оказались довольно далеко от селений. Наша резиденция (или, как мы называли ее, импань) окружена была рощей. Там стояли высокие могучие деревья, между ними дорожка, а в ветвях суетились грачи.

Отец Митрофан вещал с удовольствием, но в голосе его не было ни ноток хвастовства, ни гордости. Он рассказывал просто и увлекательно.

– Думал я установить походную церковь на поляне за рощей, да вот беда: в Великую Субботу просыпаюсь, а в роще нашей буря – деревья гнутся, качаются. Ветер усиливается. Давно послали в Харбин купить куличей, но посланные не вернулись. Наши солдаты набрали красной китайской бумаги, положили ее в котел, вскипятили, и получилась красная масса, в нее опустили яйца, и появилось у нас утешение – крашеные яйца. Их и освящали, да кое-какие сухари вместо куличей.

Лёля взглянула на пышные куличи, облитые взбитым белком. Трудно было вообразить вместо этих пасхальных красавцев обычные сухари.

– Стал я думать, где службу править. Походный храм в такую погоду не поставишь, а моя фанза слишком мала. Гляжу – сарай у нас во дворе стоит глиняный с окнами, в нем устроилась наша бригадная канцелярия. Иду туда. Действительно, человек до ста может поместиться, а для остальных воинов, которые будут стоять на дворе, мы вынем окна, и им все будет слышно и отчасти видно, так как в сарае свечи не будут тухнуть.

Спрашиваю писарей: «А что, если у вас мы устроим пасхальную службу?» – «Очень приятно, батюшка, мы сейчас все уберем и выметем», – отвечают. «Ну, вот спасибо! Так начинайте чистить, а я через час приду». Как будто тяжесть какая свалилась с души, когда нашел я это место. Конечно, литургии служить нельзя: слишком грязно и тесно; но мы постараемся облагообразить насколько возможно, и хоть светлую заутреню отслужим не в темноте.

– Работа закипела, а я побежал в свою фанзу: надо ведь устраивать и у себя пасхальный стол для всех нас. Мы раздобыли довольно длинный стол. Скатертью обычно служили газеты, но нельзя же так оставить и на Пасху: я достал чистую простыню и постлал ее на стол. Затем в средине положил черный хлеб, присланный нам из 6-го эскадрона, прилепил к нему восковую свечу – это наша пасха. Рядом положил десять красных яиц, копченую колбасу, немного ветчины да поставил бутылку красного вина. Получился такой пасхальный стол, что мои сожители нашли его роскошным.

Сестры смущенно заулыбались.

– В 10 часов пошел в свою «церковь», там уже все было убрано. Принесли походную церковь, развесили по стенам образа, на столе поставили полковую икону, везде налепили свечей, даже на балках, а на дворе повесили китайские бумажные фонари, пол застлали циновками, и вышло довольно уютно.

К 12 часам ночи наша убогая церковь и двор наполнились богомольцами всего отряда. Солдаты были все в полной боевой амуниции на всякий случай: война! Я, в полном облачении, раздал генералу, господам офицерам и многим солдатам свечи, в руки взял сделанный из доски трисвещник, и наша сарай-церковка засветилась множеством огней. Вынули окна, и чудное пение пасхальных песней понеслось из наших уст. Каждение я совершал не только в церкви, но выходил и на двор, обходил всех воинов, возглашая: «Христос Воскресе!» Невообразимо чудно все пропели: «Воскресение Христово видевше, поклонимся Господу Иисусу!» Правда, утешения веры так сильны, что заставляют забывать обстановку и положение, в которых находишься.

Что-то дрогнуло в лице у батюшки, и в глазах появилась какая-то особая мягкость.

– Окончилась заутреня; убрали мы свою церковь, иду в фанзу. Вошел, взглянул на стол и глазам своим не верю: стоят два кулича, сырная пасха, красная писанка, сахарные яйца. Господи, да откуда же это взялось? Оказалось, во время заутрени приехал из Харбина наш офицер Гуров и привез мне из Орла посылку, в которой и находились все эти блага, а сырную пасху он купил в Харбине. Наше смирение вполне вознаградилось: собирались разговляться черным хлебом, а Господь прислал настоящую пасху. Слава Ему и благодарение добрым людям!

Тихо и хорошо стало в трапезной Марфо-Мариинской обители: здесь не японская роща, не война, мирное время. Загорелись глаза у сестер милосердия, живо представивших себе Пасху в полку и солдат, некоторых из них они выходили в своем лазарете. Появились слезы на глазах у гостей обители, что когда-то сами бывали в сражениях.

Батюшка замолчал, еще находясь под властью воспоминаний. Затем расправил плечи и торжественно произнес:

– Христос Воскресе, дорогие мои! Давайте же с вами помнить, что ничто и никогда не отнимет у нас радость Воскресения Христова! Как сказал святой апостол Павел: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем». Давайте запомним эти слова и будем жить ими. Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе! – отозвались все присутствующие.

– Мне бы хотелось здесь остаться… – не веря сама себе, пролепетала Ольга. – Батюшка, как вы считаете, это возможно?

Отец Митрофан поднял на Ольгу внимательные добрые глаза. Только теперь Ольга разглядела, что у батюшки глаза голубые, а волосы цвета соломы, длинные, собранные в косу под рясой.

Лёля подошла к нему в Светлую Среду после Божественной литургии. Это был какой-то душевный порыв, необходимость открыть кому-то свои думы. Желает ли Ольга стать сестрой? Она сама не могла этого понять. Просто последние дни были настолько светлы и радостны, и так не хотелось, чтобы они когда-нибудь закончились…

– Нам нужны сестры, – аккуратно начал священник: – Ольга Михайловна, но чтобы остаться в обители, вам необходимо прежде всего родительское благословение.

Ольга вскинула на священника глаза. Родительское благословение?

– Да, – твердо повторил батюшка. – Очень важно, чтобы ваш путь одобрили ваши родные. Понимаете, это ведь крест, и его надо нести с Богом.