Худяков - Эмилия Виленская Самойловна

данном случае нет никаких оснований: он не был знаком со следственным делом и не знал «домыслов» Ишутина и других, которые давали показания о Европейском комитете, а между тем рассказал почти то же самое, что и они.

В одной из первых записей, излагающих разговоры с Худяковым, Трофимов отметил, что Худяков «Петербург считает отделением Европейского революционного комитета»{165}. Затем в «Дополнении», обобщающем и уточняющем ряд бесед с Худяковым, он сообщал: «Худяков ездил за границу к Герцену и виделся там с членами Европейского комитета. У него найдены при обыске фотографические карточки членов революционного комитета. Но ни одного пе выдал»{166}. К сожалению, все так называемые вещественные доказательства, принадлежавшие главным участникам каракозовского процесса, переданные в Петербургскую управу благочиния, безвозвратно погибли при пожаре. Поэтому нет возможности проверить, кто был изображен па фотографиях, изъятых у Худякова.

Заметим, что непосредственно за сообщением о Европейском комитете в донесении Трофимова следует высказывание Худякова о неизбежности повторения покушения на Александра II. О том, что это пе случайное соседство двух обособленных фактов, может свидетельствовать другое донесение Трофимова, писавшееся через год. В нем сообщается о разговоре с Худяковым по поводу покушения А. И. Березовского на Александра II. Осведомитель пишет: «Березовский, как уверяет Худяков, действовал не лично от себя, а в целях Парижского революционного комитета. Эти комитеты во всех европейских государствах очень сильны; в России же, по мнению Худякова, которое он высказывает с большою уверенностью, как подавленные в самом начале, в настоящее время по существуют, да и составление их пе только бесполезно, но даже вредно… Доказательством тому представил случайное открытие заговорщиков 4 апреля»{167}. Здесь важно не то, насколько справедливо мнение Худякова о покушении Березовского, но его уверенность в том, что Березовский стрелял по заданию одного из комитетов, представлявшего собой ответвление Европейского революционного комитета.

Характерно, что Худяков, говоря о революции как об общеевропейском акте, тоже исходил из представления о существовании международного центра. «Если в Петербурге вспыхнет революция, — утверждает Худяков, — то ни один государь в Европе пе усидит па троне. Варшава отделится; Познань и Галиция тоже, это поведет за собой революцию в Австрии и Пруссии; другие державы не отстанут, все это так подготовляется»{168}.

Таким образом, мы видим, что известие о Европейском революционном комитете как общеевропейском центре, объединяющем национальные комитеты и ставящем своей целью насильственные перевороты вплоть до цареубийства, шло от Худякова. Не исключена, конечно, возможность, что Ишутин приукрасил это сообщение домыслами о «гремучей ртути» и «орсиниевских» бомбах, которые якобы Европейский комитет рассылал по национальным комитетам.

Но такое представление о Европейском революционном комитете никак не вяжется с I Интернационалом. К тому же, когда Худяков приехал в Женеву, никто из русских не входил в Женевскую секцию Ипторнациопала, организованную на рубеже 1864–1865 годов и нет никаких указаний на то, что кто-либо из политических эмигрантов был с нею как-то связан. Женевская секция существовала вполне легально и не была тайной организацией заговорщического типа. Тот факт, что Худяков имел фотографии членов Европейского революционного комитета, но никого из них не выдал, также свидетельствует о том, что речь не могла идти о Женевской секции.

Под Европейским революционным комитетом подразумевался не I Интернационал, а, «Интернациональное братство» М. А. Бакунина, проект создания которого он разрабатывал еще с конца 1863 года.

Рассказ Бакунина об этом периоде своей деятельности передает в своих воспоминаниях З. Ралли, его большой приверженец. «В 1864 году, — пишет он, — когда М. А. (Бакунин. — Э. В.) покинул Лондон и переселился в Италию, заветной его мыслью стало основание тайного интернационального общества, которое соединило бы в один стройный союз всех борющихся за действительное политическое и социальное освобождение человечества… Организовать такой союз из революционных элементов всех наций, взаимно поддерживающих и помогающих друг другу, впервые попробовал Бакунин в Италии, в бытность свою в Тоскане, первая же серьезная попытка была совершена в Неаполе… «Тогда-то я и написал первый мой проект статутов для Интернационального братства, — заявлял нам Бакунин и прибавлял при этом всегда: — первыми братьями этого общества были итальянцы, потом испанцы и, наконец, французы и русские»{169}. В числе последних имелись в виду и польские демократы Я. Загорский и В. Мрочковский, бывший киевский студент, участник польского восстания, и кн. 3. С. Оболенская, вышедшая замуж за Мрочковского.

В Неаполь Бакунин переехал в начале октября 1865 года, то есть во второй половине сентября по старому стилю. Это было в то время, когда Худяков находился в Женеве. Неапольский период жизни Бакунина так описан Г. Вырубовым, проживавшим за границей, тесно общавшимся с Герценом и вообще с русскими политическими эмигрантами: «Бакунин действовал, направляя людей, как он говорил, на путь истинный, основывал тайные общества, организовал заговоры, вырабатывал планы революций». По словам Вырубова, Бакунин и его ознакомил со статутами «обширного тайного общества, учреждавшего свои филиалы во всех странах мира. Оно представлялось в виде федеративной лаборатории всемирной социальной революции. Тут были и теоретические соображения в форме разнообразных вариаций на старую тему: «свобода, равенство, братство, справедливость» — и в мельчайших подробностях практическая организация центральной власти и отдельных кружков, члены которых должны были, между прочим, приносить присягу на кинжалах»{170}.

Основные программные документы «Интернационального братства» — «Организация» и «Революционный катехизис» — близки по целому ряду пунктов к идейным и организационным основам ишутинского тайного общества, реорганизованного в конце 1865 года.

На основе привезенных Худяковым сведений была продумана новая многоступенчатая структура этого общества. Его наиболее широкой основой должна была служить легальная или полулегальная организация, состоящая из людей еще не подготовленных для подпольной деятельности, — «Общество взаимного вспомоществования», «Переводчиков и переводчиц» или «Помощи женскому труду» и т. д. В какую из форм оно выльется — не имело значения. Такое общество и начало создаваться в конце декабря 1865 года. Внутри этой организации скрывалось тайное общество, значительно более узкое, состоявшее как из основного ядра ишутинцев, так и из некоторых лиц, привлеченных ими ранее, а также и в момент реорганизации. Новыми людьми были представители из кружка «саратовцев» и «малининцы». Они сравнительно недавно прибыли в Москву, и многие из них были слушателями только что основанной Петровской земледельческой академии. Это общество на следствии и в литературе получило название «Организация». Наконец, внутри «Организации» скрывалось еще более законспирированное со своими особыми задачами общество, состоявшее из старого основного ядра Ишутинского кружка, — «Ад».

На протяжении первых месяцев 1866 года созывались частые сходки каждой из организаций и рассматривались проекты устава и программы. Все эти проекты (а их было несколько, и по