Живи - Татьяна Филатова

вдруг диагноз не подтвердится. Когда же гематолог в одном из заключений поставил диагноз «лимфома» под вопросом (уточнить диагноз без биопсии было нельзя, а операцию по удалению лимфоузлов с той самой подмышки слева для последующего их изучения мне сделали только в августе 2022 года), я сообщила друзьям и близким, с кем поддерживала связь. Моя бабушка, которая осталась в ДНР – мама моего отца, узнав об этом, сообщила эту нехорошую новость своему сыну, после чего он позвонил мне. Лучше бы он этого не делал… Это было в начале мая 2022 года. В разговоре он сказал мне следующую фразу: «Ну что там у тебя? Это ты сама себе придумала или тебе кто-то сказал?». Я до сих пор пребываю в шоке от этих слов. Понимаю, что что-то принципиально иное я вряд ли от него могла бы услышать. Я уже говорила, что фразы, сказанные мне отцом в той или иной ситуации, я словно выгравировала в своей душе, запомнив их дословно. Складирую в некой подсознательной картотеке. Эта фраза просто была еще одной, после которой я ощущала разные эмоции: от непонимания до боли и обиды. После того мы общались всего один раз.

На самом деле я хотела бы получить помощь от отца. Я бы хотела тогда попросить у него одолжить мне денег для того, чтобы иметь возможность спокойно лечь на операцию и оправиться после нее, не волнуясь, что мне будет нечем платить за жилье. Тогда мы еще зарабатывали недостаточно много для того, чтобы один из нас имел возможность уйти на длительный больничный (неоплачиваемый) и не работать. Во время постоперационной реабилитации многие специалисты при необходимости могут достаточно быстро приступить к работе. Многие, но не фитнес тренер. Моя работа непосредственно связана с физическими нагрузками, онлайн-тренировки я не проводила, работала без официального трудоустройства, соответственно понимала, что (как минимум) месяц я не смогу зарабатывать.

Мысли о том, смогу ли я работать во время курсов химиотерапии, которая, вероятно, предстояла вскоре после операции, я старалась прогонять.

Забегу немного вперед: в первых числах сентября мне пришел перевод от отца в размере пяти тысяч рублей. Признаюсь, я чудом сдержалась, чтобы не выслать их обратно. После этого очень многие мои знакомые, мои бывшие клиенты, да просто жители моего родного города, которые знали меня лишь заочно, предлагали помощь, просили у меня номер счета, куда они могли бы перевести мне деньги. Я благодарила и от всего отказывалась. Мне помогали дедушка и бабушка, но я работала все время. Больничный был лишь в те дни, в которые я непосредственно лежала в отделении под капельницей.

В начале июня мне выдали направление на операцию. Пообещали, что очередь подойдет примерно через две или три недели. Но я ждала два месяца. Я звонила много раз в больницу, где должна была проходить операция, я возмущалась, я требовала. Мне было страшно. Я понимала, что у меня четвертая стадия рака. Я понимала, что мне экстренно нужна химия. Я боялась не успеть.

Наконец мне позвонили и назначили операцию на первые числа августа. Я хотела, чтобы диагноз скорее подтвердился официально (в чудо я уже не верила), но я боялась, что не смогу работать. Я думала, что мне удалят только один тот самый выпирающий лимфоузел из левой подмышки. Я ошиблась: оттуда удалили группу лимфоузлов, самый большой из которых имел размеры 45/55 миллиметров. Подобного размера узлы облепляли мои легкие, отчего я часто испытывала отдышку. Такие же сдавливали в моей шее пищевод, из-за чего я постоянно давилась едой. Такие же были в ногах, и при длительной ходьбе моя внутренняя часть бедра горела огнем. Один такой же измененный лимфоузел со злокачественным процессом даже был обнаружен под левой коленкой.

Я вся изнутри была покрыта опухолями…

Связь психологии и физиологии неоспорима. Глупо полагать, что стрессы не влияют на наше здоровье. Можно бесконечно изучать эту взаимосвязь, пытаясь доказать или опровергнуть ее, но я ответственно заявляю, руководствуясь собственным опытом, что постоянные стрессы – это прямая дорога к раковым заболеваниям.

После операции я вернулась на работу уже через десять дней. Мне хотелось восстановить форму, которую я потеряла за пребывание в больнице, ведь я сильно похудела: дважды операция переносилась, и я до вечера была голодной, ожидая наркоз, а уже после операции собственные запасы еды закончились, больничной еды мне не хватало, проведать меня было некому… Мой на тот момент еще будущий муж не мог ко мне приехать из-за работы. Один раз гостинцы мне привезла моя клиентка – чудесная девушка с добрейшей душой. Я лежала в больнице в самом центре Москвы, она же жила на самом ее юге. Дочь моя тогда была у родственников в Челябинске. Казалось, у меня совсем нет родных в этом большом городе, хотя это не так. Перед операцией я сама позвонила отцу и попросила его взять к себе моего сына на время, пока я буду лежать в хирургии. Он отказал. С тех пор мы не общались.

Последствия той операции я чувствую до сих пор: зона в районе левого трицепса потеряла чувствительность, работать с весами стало опаснее, потому что одно из сухожилий стало очень болезненным. Но я – тренер. Восстанавливать руку я пыталась уже менее, чем через месяц после операции, а нагружать тело в целом – через десять дней.

В конце августа я забрала результаты биопсии, а именно – прижизненное патологоанатомическое исследование. На бумаге было много разных кодов, но я уже некоторое из написанного понимала. Позже гематолог озвучил окончательный диагноз:

Неходжкинская лимфома из клеток маргинальной зоны IV стадии с поражением шейных, надключичных, подключичных, подмышечных, паховых, внутригрудных, брюшной полости, тазовых, подвздошных лимфоузлов, селезенки, легких.

Признаюсь: пока перечисляла – заплакала.

Я понимала, что меня ждет. Я боялась, что не справлюсь, но в то же время и знала, что у меня получится. Кажется, больше смерти меня пугало то, что я, возможно, не смогу работать, проходя курсы химии. Нужно платить за жилье, обеспечивать детей. В тех семьях, кто в Москве живут меньше года, должны работать оба супруга. Я это понимала.

Однако же у моих детей есть двое родителей, скажите вы, и будете абсолютно правы. Давайте вернемся немного назад: октябрь’21, мы только переехали. Пока мы жили в ДНР, бывший муж перечислял мне на карту десять тысяч рублей в месяц в качестве алиментов для двоих детей. Конечно, это было мало, но меня устраивало, так как жизнь в республике была дешевле,