Живи - Татьяна Филатова

это факт, ведь тест на него мне делали за все это время более десяти раз – всегда отрицательный). Малейшая царапина на теле тут же превращалась в незаживающую язву. Голова болела постоянно – проще сказать, когда она не болела. Непрекращающиеся насморк и кашель. Из-за гормональных препаратов были жуткие нарушения сна: первую неделю после химии я не могла уснуть до 3-4 часов ночи, в 6-7 утра вставала по будильнику, весь день была вялой, а к вечеру у меня включалась сумасшедшая активность, после которой хотелось упасть и выключиться, но я снова не засыпала…

Так плохо мне не было никогда. А еще прибавьте к этому стресс от отсутствия волос и усталость от физической работы в тренажерном зале. Работала я практически без выходных, но в декабре, уже после четвертого курса, я заболела настолько сильно, что целую неделю с трудом передвигалась по квартире. Я плакала от бессилия. Убитый химией иммунитет просто бесследно растворился. Я осталась один на один со всевозможными вирусами. Даже волосков в носу, которые должны не пропускать в наш организм через дыхание всякие гадости, не осталось. В декабре 2022 года я действительно думала, что умру.

У меня возникла идея написать завещание. Я боялась, что, если я умру, и единственным опекуном моих детей станет мой бывший муж, то и моя квартира в ДНР, и моя машина через опеку над детьми достанутся ему.

Очень трудно ощущать беспомощность, особенно, когда ты привыкаешь чувствовать себя всесильным человеком. Я привыкла к физической силе своего тела, привыкла к силе своего духа (пусть долгое время и спрятанной под маской страха), привыкла к тому, что я все смогу, все разрулю, все решу и устрою.

И вдруг – я умираю. Тогда осознание того, что смерть (в сравнительно молодом возрасте) – это действительно вероятный исход моей болезни, пришло, как ни странно, впервые. Повторно это чувство вернулось уже в январе.

Выше я писала, что в 2010 году в Москве погиб мой дядя. Ему было 34 года. Мне было столько же, когда я проходила химию. И я очень боялась этой цифры. Я боялась не перейти этот рубеж.

Я оправилась (насколько можно так сказать) после декабрьского букета сопутствующих болячек только к Новому году. Химия, разумеется, была отложена до моего выздоровления. Мы встретили 2023 год и отлично провели время с семьей, а шестого января я поехала в отделение гематологии на свой пятый курс.

Прошло уже почти три месяца, как я полностью облысела, я привыкла к процедурам в больнице, привыкла к ощущениям после вливания химии, у меня имелся большой запас всевозможных лекарств от кашля, насморка, стоматита, больного горла и тошноты. Я ехала с надеждой, что еще два курса (которые и без того сдвинулись из-за моих постоянных болезней) – и можно растить косы!

Утром по приезду в отделение я сдала кровь, а уже в обед врач сообщила мне, что химию мне вливать нельзя: показатели печени зашкаливают более, чем в десять раз. Я стала упрашивать, надеясь, что есть шанс. Я не хотела оттягивать лечение (читай: отравление). Но доктор была непреклонна. И, разумеется, права: если бы мне влили химию, я бы ее не пережила. Норма АЛТ и АСТ в организме человека – примерно до 45 МЕ/л, у меня же было более 500.

Пять дней мне капали печеночные препараты, но показатели только ухудшались. Меня выписали, направив к гепатологу для назначения лечения печени. Именно тогда меня снова коснулось нехорошее предчувствие.

Когда я приехала к гепатологу, показатели АЛТ и АСТ превышали уже цифру 800. У моей печени было предциррозное состояние, словно я – алкоголик со стажем. Ритуксимаб, химия, два курса антибиотиков во время болезни и прочие препараты, которыми был пропитан мой организм, сделали свое дело.

Мне снова стало страшно.

Гепатолог прописала таблетки (которые мне все еще необходимо пить). Все, что мне оставалось – это ждать, когда они подействуют, и моя печень будет в состоянии перенести еще два курса химии.

Показатели уменьшились вдвое уже через три недели. Я была счастлива. Самочувствие мое при этом было нормальным: химия потихоньку вымывалась из меня, я почти не болела, были силы работать и даже стали отрастать волосы… В феврале у меня уже была словно очень короткая стрижка. И от ее вида мне становилось еще больнее: я понимала, что этим волосам не суждено долго продержаться на моей голове.

В первых числах марта, когда моя печень вернулась в свое нормальное состояние, я все же легла на пятый курс химиотерапии. Я решила, что приложу все усилия, чтобы перерыв между пятым и шестым курсами был не более 21 дня – ровно столько, сколько положено прописанной мне программой лечения. Я делала все, чтобы ничем не заболеть: бесконечно полоскала рот для профилактики стоматита, брызгала горло и нос, пила препараты для печени. (К слову, витамины во время химиотерапии полезны человеку так же, «как мертвому – припарки»).

К шестому курсу, который я прошла в конце марта (а не в конце декабря-начале января, как планировала изначально), на моей голове еще были короткие волосы, но они были мертвыми: безжизненно торчащей соломой, утратившей мягкость и податливость. От малейшего касания они сыпались.

Свой тридцать пятый день рождения третьего апреля я встречала в очередном парике… А за спиной было семь месяцев ужаса, шесть курсов агрессивной химиотерапии, море слез отчаяния и камней в груди, десятки внутренних толчков, во время которых я говорила себе: «Если я сдамся – лучше не станет».

Рубеж был пройден.

Я знаю, что таких женщин, как я, к сожалению, слишком много. Мы долго что-то терпим, надеясь, что нам это зачтется. А потом наш организм дает сбой, и вместо почета за терпение мы получаем билет в один конец. Но вот только садиться в такой поезд совсем не хочется… Мне хотелось предостеречь многих, ведь на своей работе я часто встречаю девушек, которые мне очень напоминают меня когда-то…

Милые девочки, юные, славные,

Что так привыкли во всём уступать,

Знайте и помните: вы – это главное!

Нет, не супруг, и не дети, не мать.

Да, вы мне скажете – это неправильно!

Как это важно – для близкого жить.

Обществом девочка с детства направлена

Всем угождать, быть послушной, служить.

Милые девочки, слёз не щадящие,

Ваше здоровье в той каждой слезе.

Если такое у вас настоящее,

Дальше – лишь хуже на вашей стезе.

Верьте, я знаю, была я наивная,

Молча терпела