Черные сны - Андрей Лабин

– Чего брось, знаешь, они за деньги маму родную того…, продадут. Мне кент один рассказывал, как они в дурке тырили продукты у больных и деньги отнимали, а еще, говорит, спеленают в смирительную рубашку, привяжут к кровати, вставят между пальцев ног бумажки…

– Ага, и поджигают, – ухмыляясь, продолжил Егор.

– А ты откуда знаешь?

– Да об этом все знают. Кто про армию такое рассказывает, кто про тюрягу, а тебе вон, про дурку завернули. Фигня все это.

– Думаешь?

– Точно.

– Ну, фигня, так фигня, пошли, харе мерзнуть.

Женька выбросил бычок и они вернулись в теплую светлую прокуренную комнату, наполненную пивным ароматом, разговорами и хохотом. Каждый из присутствующих считал своим долгом подойти к Егору и сказать что все, в том числе, и он его в случившемся не винит. Самый пьяный Кучер Вовка так три раза подошел к Егору. После очередного бокала с полоской пенных усиков, едва выговаривая слова, он мамой клялся, что Егор лучший пожарник на всю Читинскую область, а стукачу Толику – Газику завтра все зубы пересчитает. Под конец пьянки Егор на все сто уверился, что он жертва грязного поклепа, ему не в чем себя упрекать и даже наоборот проявил выдержку и хладнокровие – не ринулся в пламень и не погиб.

В половине второго Егор ввалился в квартиру. В коридоре сбросил ботинки, накинул куртку на крючок, прошел в комнату и завалился на промятый диван. Нашарил под головой пульт, не глядя включил телевизор, и под веселое щебетание ведущей музыкального канала заснул. В эту ночь кошмары его не мучили. Он вообще не видел снов, и это было хорошо. Проснувшись с разламывающейся головой, слабостью в теле, отравленный алкоголем он решил, что лучшее лекарство от сумасшествия и бредней это пиво. А раньше не получалось потому, что пил мало. Но теперь-то он знает, как избавится от растягивающейся с дымящимися волосами старухи – он утопит ее в «балтике».

Глава 6. Ссора

На работу Егор опоздал. С дурным предчувствием, с компостной кучей в желудке, с раскалывающейся головой (таблетка «спазмалгона» еще не начала действовать) с видом нашкодившего школьника, он приоткрыл входную дверь. Осмотрелся и воришкой проскользнул в контору. Хотел незаметно прокрасться мимо двери Червякова в «теточную». Взять у Изотовой бумаги, деньги и испариться, словно его и не было. План почти удался. С ощущением, что все намази, он вошел в бухгалтерию, расправил плечи. Его крадущаяся поступь сделалась твердой. Он набрал воздуха, открыл рот, намереваясь поздороваться, как вдруг, его взгляд наскочил на Тамару Сергеевну. Секретарша, наклонившись над столом, стояла у окна и искала что-то в картотеке. Она подняла голову и через очки посмотрела на Егора. В разрезе ее блузки виднелась впадина между двух массивных виноградин и кружевной край белого бюстгальтера. Не выпрямляясь, она сказала, – Нагибин, зайди к Альберту Яковлевичу. – Егор разом забыл думать о виноградинах, о кружевах и почему секретарша продолжает стоять в позе, демонстрируя ему грудь. Он представил раскрасневшееся детское лицо Червякова, мокрые волосины размазанные по розовому лбу, словно он только что разгрузил грузовик с гуманитаркой, его блеющий голосок.

– Здрас-с-сте, – Егор поприветствовал женщин, развернулся и пошел в кабинет зам начальника.

Он тихо постучал в дверь и вошел. -… последние разнеси. – Червяков замолчал и метнул на Егора испуганно-растерянный взгляд. Взял со стола пакет с чем-то выпуклым и убрал под стол. Но прежде чем предмет скрылся, Егору удалось разглядеть на просвет черные линии, напоминающие спицы. Паршин был здесь. Он обернулся, на его лице проступило раздражение. – Стучаться надо, Егорыч.

– Я стучался.

Они переглянулись. Было очевидным, что Егор помешал их разговору, они это и не скрывали. Паршин демонстративно отвернулся. Червяков засопел, нахмурил брови и откинулся на спинку кресла. – Чего надо, Нагибин?

– Звали?

– Зайди позже.

– Может, я уже дела делать пойду.

– Давай, иди уже, – в голосе зам начальника читалась насмешка и пренебрежение.

Егор развернулся, подумал, что остался всего месяц, как-нибудь перекантуется. Может за делами и суетой его проступок останется незаметным и звонок к Алексееву останется только в его голове.

– И подумай, как оправдываться будешь за опоздание. Объяснительную мне вечером на стол.

Егора внутри словно ковырнули. Он развернулся, открыл рот, еще не зная, что скажет, но точно не извинение.

– Все, иди, не мешай нам решать производственные вопросы.

Егор снова вспомнил о жертве которую должен принести, ничего не поделаешь, молча вышел, и закрыл дверь. «Вот дерьмо», – думал он, возвращаясь в «теточную». Женщины сидели за столом Изотовой, пили чай, ломали шоколад и слушали Изотову. Тамара Сергеевна перестала копаться в картотеке. Подбоченись, с бумагами в правой руке слушала сплетни.

– Ирина Федоровна, – Егор приблизился к женщинам, – для меня есть что-нибудь? Вроде Сивков был, помню, мы ему задолжали копию за прошлый месяц по коммуналке и вы вроде хотели еще ему передать распечатку по новым ставкам на электричество.

– Егор…, – Данилкина обернулась. Минуту сверлила его взглядом, потом встала и быстрым шагом подошла к столу. – Надо раньше приходить. Татьяна Михайловна подождите, не рассказывайте я сейчас, – она встала, демонстративно негодующе скребанув стулом по полу. Уперла подбородок, так, что их вылезло сразу три, и скосив глаза вниз, осмотрела блузку на груди, встряхнула. Проходя мимо Егора отпрянула, – от тебя разит, как от…сапожника. Жвачку хоть пожуй, Егор. С людьми ведь работаешь.

Она подошла к столу выдвинула верхний ящик. Всем видом, каждым движением показывая, как ей это неприятно она достала бумажную папку, подписанную в верхнем правом углу «Сивков Ю.А.». Выудила из нее нужные бумаги и, воротя нос, протянула Егору. – Там второй лист, на нем список, не забудь дедушке продуктов купить. «Она ни разу не была у Сивкова, – промелькнула в голове Егора, – какой он к черту дедушка. И у остальных вряд ли была. Сидит здесь…», – он обвел взглядом женщин у стола Изотовой, – они все здесь сидят безвылазно. По старикам ходим я, Паршин и Варвара. А эти клуши только зады наедают».

Все в тягостном молчании недовольно захлюпали чаем. Егору показалось, что дамы это делали специально, таким образом, выражая свое презрение. «Что-то ангелы поют такими злыми голосами…», – вспомнил Егор слова песни Высоцкого.

Обозленный он покину соцзащиту. «Плевать, – думал Егор, спускаясь по лестнице. Рука скользила по мокрым перилам, сгоняя струйки воды. – Плевать на них хотел. Месяц, тридцать дней и гуляй рванина. Я им еще выскажу. Достанется у меня лысому уродцу и этой жабе с бородавкой».

Срезая путь, он шел тропинкой вдоль покосившегося деревянного забора. Жухлая трава дрожала капельками дождя, черная пропитанная влагой земля расползалась под подошвами. Егор шел рядом с дорожкой изрытой следами и мутными лужицами. На кочке нога поехала в сторону, оставляя за собой гладкий жирный след. Егор дернулся, махнул руками и