Черные сны - Андрей Лабин

попытался вывернуться. Он упал на колено в сырую траву. Боли не почувствовал. Приземлился мягко, словно на мат. Брючина сразу же пропиталась холодной влагой. Правой пятерней вляпался в самую грязь. Край рукава оказался изгвазданным черной кашицей.

– Черт, – выругался Егор. Поднялся, отвел в сторону испачканную руку, осмотрел себя. Взгляд остановился на левом колене. Полушерстяные черные брюки были испорчены: мокрое пятно диаметром десять сантиметров разбавляла серо-коричневая грязь.

Матюкаясь, Егор выдрал пучок сырой травы, обтер руку и рукав куртки. Грязь легко сошла с плащевки, оставив едва заметный мутный след. Наклонился и еще раз пристально осмотрел грязное пятно на брюках. Вырвал новый клок и попытался легкими движениями смахнуть грязевые комочки – только размазал. Ругаясь, периодически осматривая мокрые брюки, прикидывая, насколько заметно пятно со стороны, Егор вышел в переулок, свернул направо на тротуар. Узкая полоска, где и двоим разойтись тесно, с выбоинами и лужами тянулась неровной лентой вдоль красного фасада двухэтажного дома старой постройки. Первый этаж из узкого пережженного кирпича держал на своих коренастых плечах второй деревянный. Две перекошенные двери подъездов с массивными петлями, медными ручками выходили прямо на тротуар. Краска на полотнах потрескалась, словно эрозия почвы, и если присмотреться, можно было увидеть с десяток слоев, которые были нанесены в разные времена при разных хозяевах. Посеревшие водостоки из оцинковки крепились к стене вбитыми в швы железными рогатинами в виде вил с загнутыми концами. Ржавая проволока, намотанная на них, удерживала железные сливы.

Егор не раз бывал в мещанских домах дореволюционной постройки. В старом провинциальном городке, где нового почти ничего не строилось, они попадались часто. Приземистые и неказистые с низкими потолками, толстыми стенами и маленькими оконцами они быстро протапливались и удерживали тепло, что немаловажно во время затяжной забайкальской зимы.

Продолжая фасад, к торцу дома прилепились деревянные ворота с навесом. Они просели, вросли в землю. Кованые длинные накладки покрылись ржавчиной. Из отверстий для болтов торчало по нескольку ржавых гвоздей. Через ворота раньше выводили лошадей и подводы. Теперь ими не пользовались. С другой стороны улицы напротив, стоял похожий дом, только оштукатуренный. Песчано-цементное покрытие местами пошло трещинами, а на углу и у цоколя вовсе обвалилось. Сквозь дыры виднелась неаккуратная кирпичная кладка. Выпирающие ребра кровли тянулись параллельно в полуметре друг от друга. Через промежутки листы соединялись внутренними поперечными швами, отчего крыша, казалась, сшитой из заплат. Почерневшие обвалившиеся оголовками двух кирпичных труб венчали скособоченные железные дождевики.

В сером осеннем дне все эти гнетущие детали, напоминающие о старости и разложении, сами лезли в глаза. Раньше Егор как-то не замечал это убожество. Городок казался уютным и приветливым, как старенькая бабушка в самобытном сарафане и платочке. Нынешняя осень какая-то особенная: неуютная, сырая, мерзкая, промозглая, нагоняла тоску и вгоняла в депрессию. Он не мог припомнить, чтобы раньше было столько дождей и луж, грязи и такого холодного злого ветра.

Утопив голову в плечи, отворачиваясь от пронизывающего ветра, Егор прошел вдоль облезлого забора и ступил на деревянный помост с навесом. Удары каблуков по обтертым доскам гулким эхом убегали вперед. Навстречу шел сутулый мужчина в очках, в пальто, с портфелем в правой руке. Отголоски их шагов встретились и переплелись. Их мерные шаги застучали беспорядочной дробью, словно скучающее эхо встретило собрата и как у собачонок, их хвостики затряслись в радостном танце.

Егор не стал уступать дорогу или как-то попытаться разойтись. Обозленный, с неприятными ощущениями в животе, тяжелой головой он шел напрямик. Мужчина старше лет на двадцать, низкого роста, развернул немного корпус, пропуская его. Если бы Егор сделал так же, то они бы разошлись. С ходу Егор врезался плечом в плечо мужчины. Того отбросило в сторону и чтобы не испачкаться, он выставил руку и уперся в грязные доски. Егора от столкновения немного развернуло. Он был тяжелее и поэтому едва сбился с шага. Не оборачиваясь и, тем более не извиняясь он шел дальше. Мысленно злопыхая в сторону мужчины. «Вот так. Что ты мне скажешь, мумия?», – Егор почувствовал какое-то черное удовлетворение, но через несколько шагов это чувство смешалось. Он уже не был уверен, что стоило так поступать.

– Молодой человек, – задыхающийся негодованием голос кричал в след, словно бросал в спину камень.

– Знаете, это свинство… Форменное свинство. Знаете… Я старше вас… Намного старше. Это хулиганство… Где вас только воспитывали.

– Да пошел ты, – буркнул Егор.

– В армию вас надо. Да. На два года в армию. Тогда воспитаннее были бы, научили бы вас уважению к старшим…

«Конечно, отбеги еще на край города и ори оттуда. Ты смотрю, служил. Тяжелее швабры небось ничего не поднимал, десантник, блин». Злости уже не было.

Егор шел быстрым тяжелым шагом по деревянному помосту, казалось, что эхо, выбиваемое каблуками, уже не бежит бодро вперед, «помахивая хвостом», а поджав его, улепетывает. Надо признать, от стычки лучше себя он чувствовать не стал.

В какой уже раз Егор пожалел, что поддался настроению и летом выпил на Шилке два пива, которые впоследствии, вылились в пробел в его водительском стаже. Синяя «Ока» с языками пламени на капоте и антикрылом на крыше ржавела в «ракушке» уже четвертый месяц. Представил, с каким бы наслаждением опустил зад в промятое точно под его чресла водительское сиденье, и, захлопнув с дребезжанием дверь, отгородился бы от мира, от серого дня, луж, сырости, надоедливых стариков.

Голова гудела, в желудке урчало и подташнивало. Вперив взгляд перед собой, сунув руки глубоко в карманы, он брел по мокрому тротуару. Грязные листья, жалкое напоминание о лете, как афиши вчерашнего цирка, втаптывались в асфальт. Люди проплывали мимо, расплывались слева, справа темными пятнами.

Он остановился у магазина «Пятиминутка» смутно припоминая, зачем-то ему туда надо. Правая рука потянулась к груди, полезла во внутренний карман, нащупала сложенный лист. Уже в магазине, набирая по списку корзину пенсионеру, его взгляд остановился на шеренге из пивных бутылок. Множество сортов всяких и разных завлекательно глазели на него красочными этикетками. Казалось, каждая «обольстительница» мечтает, чтобы купили ее. Он взял «жигулевское» темное.

Егор стукнул в дверь. Она приоткрылась. «Опять не закрывается».

– Вы?! – Сивков спешил к двери по коридору, суетно застегивая ворот белой рубахе. Чисто выбритый, с блуждающей улыбкой и с каким-то детским восторгом и ожиданием он смотрел на Егора.

– Я, – буркнул Егор и опустил пакет с продуктами на пол. «Что-то с ним не то. Радостный какой-то, наверное, геморрой отпустил».

– Дверь почему открыта?

– Дак, замок, что-то…, вы на кухню пожалуйста, – улыбался Сивков заглядывая в пакет. Инструкции предписывали спрашивать у подопечных, куда поставить продукты. Сивков был далек от категории немощных, и Егор выразительно, с упреком посмотрев на него, тяжело вздохнул, поднял пакет и пошел