Тени за городом - Александр Александрович Тамоников

– Я не знаю. Он их спрятал. В нашей спальне, под половицами. Зачем он их спрятал? Если бы это были правильные, чистые деньги, то он бы их не прятал.

– Откуда ты это знаешь?

– Я видела… Он их прятал при мне. И велел, чтобы я никому не говорила. Особенно тебе. Потому что не доверяет он тебе. А Степану – доверяет. Степан с ним заодно. Но как я могла тебе не сказать? Страшно мне.

– Покажи мне те деньги! – сказал Евгений. – Я хочу их увидеть!

– Зачем? – испуганно спросила мать.

– Я их уничтожу! Сожгу!

– Что ты, сынок, что ты! – Оксана схватила Евгения за руку. – Не надо этого делать! Прознает отец, прознает Степан, прознают гости… И что будет тогда?

– Ну так я выгоню сейчас этих гостей из дому!

– Это не твои гости, – печально произнесла мать. – Это гости отца. Ему и решать, выгонять их или поить горилкой.

Евгений промолчал. Он был человеком искренним и вспыльчивым, но, как это часто случается с людьми такого склада, и отходчивым. Слова матери о деньгах, которые отец спрятал под половицей в своей спальне, насторожили его и возмутили. Потому что и впрямь: честных денег под половицей не прячут. Значит, эти деньги – нечестные. А нечестные деньги водятся лишь у нечестных людей, и нечестные люди рассчитываются такими деньгами с другими нечестными людьми за всякие нечестные дела. Из чего сам собою напрашивался вывод. Его отец – человек нечестный. И те, кто ему заплатил, тоже люди нечестные. И то дело, за которое отец получил деньги, – нехорошее дело. Евгений ничего еще не слышал о делегации в горком, которую возглавил его отец. А то бы, конечно, он сразу уразумел бы, в чем тут суть дела. А так ему пришлось задуматься о том, как быть дальше и что предпринять. И он стал думать.

Между Остапом и его старшим сыном никогда не было ни особой привязанности, которая обычно бывает между отцом и сыном, ни даже какой-то особенной взаимной симпатии. Они всегда были друг с другом порознь. Нет, они никогда не ссорились, Евгений никогда не бунтовал против отца, он всегда был послушным и покладистым сыном. Но они были друг для друга чужими. И непонятно, почему так было. Сам Остап об этом никогда не задумывался, да и Евгений по молодости лет тоже. Так они и жили под общей крышей, почти никак не общаясь друг с другом.

Возможно, причиной тому был именно Евгений. Он всегда был искренним и честным: и когда был маленьким, и когда стал юношей. Он тонко различал, где ложь, а где правда, – таким уж он уродился. И потому он видел, что его отец живет неправдой. Конечно, Евгений не мог понять, в чем суть отцовской неправды, но он это чувствовал.

А кое о чем и догадывался. Евгений знал, кем был в прошлом его отец. Об этом ему рассказывала мать, да и без матери он это прекрасно знал. Еще когда Евгений учился в школе, ребята дразнили его бандеровцем. Поначалу он не знал и не понимал, что означает это слово, но чувствовал, что это обидное слово, и каждый раз кидался в драку с обидчиками. Евгений был сильным и ловким мальчиком, и он почти всегда побеждал в таких драках. Родители его поверженных врагов устраивали скандалы. «Уйми своего бандита! – кричали они матери. – Развелось вас тут, бандеровцев!» Остапу таких слов они не говорили, его боялись. А мать была тихой и безропотной, так отчего бы ей не сказать?

«Мама, кто такие бандеровцы?» – спросил однажды Евгений. И мать как могла объяснила, что, конечно же, произвело на Евгения неизгладимое впечатление – он был эмоциональным и легкоранимым ребенком. «Я не бандеровец! Сами вы бандеровцы!» – кричал он в ответ своим обидчикам и кидался в драку с еще большим остервенением. А вслед за драками следовали скандалы.

Дошло до того, что однажды кто-то из обитателей Каменки, чьим сыновьям Евгений накостылял как следует, сгоряча пригрозили поджечь барак, в котором проживали семья Остапа Луцика и еще пять семей таких же «бывших», как и Остап. И быть бы, наверно, горю – сгоряча чего не сделаешь, – если бы не Остап. Когда скандалисты совсем уже было собрались поджигать барак, Остап вышел им навстречу. Он ничего никому не сказал, лишь молча смотрел на беснующихся соседей, и непонятная, страшная усмешка играла на его губах.

И поджигатели отступили. Потом, когда все уже утихло, по поселку поползли пересуды. «А кто его знает, – говорили, – что бы могло случиться? Вот ведь как Остап Луцик смотрел исподлобья, вот ведь как страшно он усмехался! Да он и убить бы мог, на то он и бандеровец! У них, у бандеровцев, небось, и оружие припрятано, даром что они отсидели сроки в лагерях! Они, небось, спят с оружием в обнимку! Страшные они люди, а потому лучше с ними не связываться!»

А потом Евгений вырос. За минувшие годы страсти поулеглись, никто теперь не обзывал Евгения бандеровцем. Теперь Евгений ничем и никак не отличался от прочих молодых людей.

Но между Остапом и Евгением все так же пролегала если уж не пропасть, то изрядная борозда. Они все так же были друг для друга чужими. И все так же Евгений чувствовал, что его отец живет неправдой. В чем именно заключалась эта неправда, Евгений по-прежнему не знал, да и не особо стремился знать. Он это чувствовал, и для него этого было достаточно.

И вот теперь, похоже, настала пора хоть что-то да узнать. Деньги, которые отец спрятал под половицу! Нечестные, а может быть, даже кровавые деньги! За такое же нечестное и кровавое дело! Но что же Евгению делать? Права мать: что толку жечь эти деньги и гнать сомнительных гостей из хаты? Этим делу не поможешь, даже наоборот – накличешь лишнюю беду. Значит, надо поступить иначе. Но как?

Глава 8

Казалось бы, правильное решение было найдено. В городе появились дополнительные милицейские патрули, вся милиция была поднята «в ружье». Никто ничего милиционерам не объяснял, да в этом и не было надобности. Близился праздник, а накануне всякого большого праздника у милиции всегда прибавляется работы, потому что любит русская душа гульнуть с размахом. Ну а где размах, там случаются и всякие безобразия. Стало быть, что тут объяснять?

Отлегло от души и у первого секретаря горкома партии Сергея Сергеевича. Разумеется, он доложил о том, что произошло, вверх по партийным инстанциям, заодно поведал, что