Доктор Данилов в дурдоме, или Страшная история со счастливым концом - Андрей Шляхов

Как же приятно было сидеть вот так на старом, потертом, прикрученном к полу диване рядом с Еленой, смотреть на нее, разговаривать с ней, вдыхать запах ее духов… Опять же повезло – в комнате, кроме них, никого больше не было. Свидание проходило, можно сказать, в интимной обстановке.

– Борода тебе идет, – сказала Елена.

– Она скрывает мой безвольный подбородок и придает лицу некоторую округлость.

– Какая там округлость, Вова, – вздохнула Елена. – Ты когда в зеркало последний раз смотрелся?

– Дай бог памяти, в каком это году… Дома еще смотрелся. Здесь нет зеркал.

– Тогда держи! – Елена достала из сумочки маленькое квадратное зеркальце и протянула его Данилову.

Из зеркала на Данилова смотрел дедок с всклокоченными волосами и неопрятной жидкой бороденкой. Глаза и нос у дедка были знакомые, даниловские.

– Закусай меня корова, забодай меня комар… – Данилов вернул зеркальце Елене.

– Ты расстроился? – участливо спросила она, пряча зеркальце в сумочку. – Зря я, наверное…

– В этой жизни ничего не бывает зря. – Данилов ободряюще подмигнул Елене, но его показная веселость не обманула ее.

– Все хорохоришься, Вова…

– Ага! – весело подтвердил Данилов. – Не хорохорился, так уже, наверное, помер бы.

– Все так плохо? – Красивые глаза Елены моментально увлажнились, а голос задрожал. – Может быть, тебя перевести?

– Куда? – скривился Данилов. – Вспомни любимую поговорку доктора Жгутикова – «Хрен на хрен менять – только время терять». Везде одно и то же. Вот если домой…

Закинутую удочку сразу же сломали.

– Не сейчас, Вова. Я боюсь… – Елена судорожно всхлипнула, и Данилов поспешил сменить тему:

– У меня все хорошо и будет еще лучше. Вот, отлежу свое и начну жить в полную силу…

– Палата большая? – перебила Елена.

– Четырехкоечная.

Про отсутствие занавесок на окнах Данилов упоминать не стал.

– Соседи не буйные?

– Милейшие люди. Спят целыми днями. Буйных здесь не бывает – не успеешь разбуяниться, как тебя «погасят». Прямо богадельня какая-то.

– Тамара Александровна говорит, что прогноз у тебя в целом благоприятный, но вообще-то все не так просто, как тебе кажется.

– А какой у меня диагноз?

– Она не говорит. Сказала, что диагноз – это личное дело врача и больного, и больше ничье, с чем я вообще-то согласна, и что диагноз еще будет уточняться и, возможно, пересматриваться, что кажется мне странным. Пора бы уже ей представлять, от чего тебя лечить!

– А зачем? – искренне удивился Данилов. – Лечение ведь у всех одно и то же. За исключением каких-то нюансов типа индивидуальной непереносимости того или иного препарата. Ты что – забыла, что учила на пятом курсе?

– Нет, не забыла, но…

– Короче – все путем. Вот гулять разрешили, свидания, значит, дело идет на поправку. Лежу, высыпаюсь, думаю о жизни. Самое примечательное то, что нет желания выпить чего-нибудь покрепче местного чая. А вот квасу – с удовольствием, спасибо тебе.

Данилов отвинтил крышечку, сделал два глотка, завинтил крышечку и сказал:

– Ах, какое блаженство!

– У тебя движения какие-то резкие, дерганые. – Елена заметила неладное. – И сам ты выглядишь немного возбужденным, хотя должно быть… Скажи-ка, Вова, а ты пьешь то, что тебе назначают?

– Пью, конечно, – соврал Данилов. – А малость дерганый я от возбуждения. Первое свидание как-никак. Ладошки потеют, коленки дрожат, язык заплетается…

– А как обстоит дело с этим… – Елена замолчала, подбирая нужное слово.

– С этим – все нормально! – улыбнулся Данилов. – Можешь не волноваться. Все, как и было. Вот сижу сейчас рядом с тобой и чувствую где надо положенное напряжение вместе с томлением.

– Да я не об этом! – возмутилась Елена. – Я о мыслях. Мысли ненужные не посещают больше?

– Нет, посещают только нужные. От всех остальных мне сделали прививку.

– А общее самочувствие…

– Лен! – Данилов укоризненно посмотрел на Елену. – Я так обрадовался твоему приходу, мне так интересно узнать новости, а ты ведешь себя так, словно пришла на консультацию! Хватит обо мне. Видишь – я сижу здесь трезвый, живой и почти здоровый. Все нормально, Лен! Все хорошо. И вешаться меня не тянет, и водку пить не хочу. Хочу просто жить, и все.

– Ты так изменился, Вова…

– Здесь все меняются, как будто старая кожа слезает и вырастает новая. Давай рассказывай, начни с того, что тебе сказали на кафедре и в клубе по поводу моей болезни.

– Интересовались подробностями, но я сказала, что ты сам все расскажешь. Твой мобильный я отключила. Твоя сменщица из клуба, – слово «сменщица» Елена произнесла с заметной неприязнью, видимо Снежана, «дневной» врач фитнес-клуба чем-то ее разозлила, – сказала, что на две-три недели она может, как она выразилась, «поселиться на работе», но на большее ее не хватит.

– Конечно, не хватит, – согласился Данилов. – Там график – с утра до ночи. А-а, ладно, пусть кого другого берут, все равно я здесь надолго застрял. Выйду – осмотрюсь и определюсь заново.

– Я тоже так думаю, – согласилась Елена. – А какие правила на кафедре? Тебе придется брать академический отпуск?

– Над этим я пока не задумывался, какой смысл? А как Никита?

– Передавал тебе привет. Очень хотел приехать вместе со мной, но мне все же удалось его переубедить.

– Думаю, что ему не столько хотелось проведать меня, сколько побывать в психиатрической больнице, – улыбнулся Данилов.

– Я тоже так думаю, – согласилась Елена. – Ему кажется, что здесь филиал цирка…

– Так, в сущности, и есть, только укротители не во фраках, а в белых халатах, вместо хлыста – шприц и все звери сонные. В школе все нормально?

– В школе просто праздник какой-то! – оживилась Елена. – Представь себе, нашелся какой-то герой, респект ему и уважуха, как говорит Никита, который польстился на нашу классную дуру!

– Слепоглухонемой, наверное, – предположил Данилов.

Валентину Антоновну, классную руководительницу Никиты, не мог выносить никто – ни дети, ни их родители, ни коллеги-учителя. По общему мнению, Валентина Антоновна могла довести до истерики не только любого из людей, но и памятник.

– Не знаю подробностей и не желаю в них вникать, но Валентина ходит уже на пятом месяце, а это означает…

– Что скоро о ней все забудут. По меньшей мере на три года.

– Пусть они плодятся безостановочно, – пожелал Данилов.

– Хотя бы до тех пор, пока Никита не окончит школу… Я спросила у Никиты, кого им дадут в классные руководители, а он ответил: «Какая разница, мам, все равно хуже Кочерги никого нет!»

Фамилия у Валентины Антоновны была звучная – Кочеринская. Оттуда и прозвище – Кочерга. Однажды Валентина Антоновна до слез насмешила весь класс, заявив, что Кочеринские – знатная боярская фамилия, внесенная аж в Бархатную книгу, куда был записан весь цвет столбового дворянства. Ушлые дети сразу же раскопали в Интернете список родов, внесенных в Бархатную книгу, и не нашли там Кочеринских. Были Козловские, были Колтовские и Конинские, а Кочеринских не было. К Валентине Антоновне сразу же приклеилось второе прозвище – «Бархатная дура».

Немного помолчали, без неловкости, как молчат наедине люди, хорошо знающие друг друга.

– Ты не волнуйся – Данилов накрыл руку Елены своей рукой. – Я больше не буду делать глупостей, как бы по-детски это ни звучало.

– Это здорово, – сказала Елена, но в голосе ее не было ни энтузиазма, ни веры – только вежливость. – Я рада за тебя.

– Иногда я думаю – а может, это действительно посттравматическая энцефалопатия? – признался Данилов.

– Ты не похож на энцефалопата, – покачала головой Елена. – Энцефалопаты обычно злые, а ты – добрый. Только беспокойный очень.

– Да я – воплощенное спокойствие! – оскорбился Данилов. – Просто тормоз, а не человек. Санаторное лечение, – он мотнул головой в сторону отделения, – оно очень способствует спокойствию.

– Это хорошо, – одобрила Елена. – Хочется и дома видеть тебя таким. Кстати, я раз в неделю бываю в Карачарове, там все в порядке.

– Стыдно вспомнить, какой бардак там после меня остался, – поморщился Данилов.

– Я давно навела порядок. На следующий день после того, как…

– Спасибо.

– А почему тут так никого и нет? – удивилась Елена. – Что, посещения разрешили только тебе?

– Нет, навряд ли. Просто у нас многим посещения не требуются. Если тебя хорошо «заглушили», то никаких эмоций ты обычно не испытываешь. Только физиологические позывы. Чего таких навещать?

– Ну, все равно… Убедиться, что все в порядке…

– Будет что не в порядке – лечащий врач скажет.

– У тебя симпатичная доктор, – улыбнулась Елена. – Можно даже поревновать немножко…

– Что?! Ревновать меня к этой суке?! – вырвалось у Данилова. – Извини…

– Все ясно, – вздохнула Елена, высвобождая свою руку. – Может, Игорь прав насчет перевода?

– Совершенно неправ. И вообще… все нормально. То, что мне было нужно, я уже получил.

– А что тебе было нужно? Вот я, например, так и не могу понять, что тебе нужно. Ты как Остин Пауэрс – человек-загадка.