Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев - Виктор Некрас

Лес вдруг расступился, выгнулась горбом поляна с пожухлой травой. Посредине высился резной столб. Капь. В самую душу ударил пронзительный взгляд из вставленных в глазницы самоцветов.

— Жди-и… — прокатился по поляне гулкий шёпот.

— Жди-и, — отдалось в кустах.

— Жди, — отозвался шелест листвы.

Волхв Славимир вздрогнул и открыл глаза. В узкое окно бил свет, пели снаружи птицы. Утро уже наступило.

Волхв сел, обхватив руками седую голову.

Сон тяготил. Пугал. Теребил душу. Странный сон, непонятный. Наверняка, знамение. Давно Исток Дорог, Отец Зверья, не посылал своему слуге знамений.

Но чего ждать?

Неясно. Неведомо.

Избушка Славимира была маленькой. Да и к чему волхву большой дом-то? Пусть князья да бояре величаются богатством да зажитком, высокими хоромами да обильными стадами, мехами да узорочьем. Волхвам того не надо, они проводники воли богов, на них лежит Их благословение. Волхв должен всё уметь и мочь сам. Один. Вот когда ослабнет до того, что едва ноги заможет таскать — тогда, волей Велеса, и появится у него ученик-помощник. А после и Велес сам волхва призовёт.

Волхв вышел на высокое крыльцо. Дом был хоть и мал, да казист — крытый тёсом, полотенца, причелины и наличники в затейливой резьбе.

Славимир метнул по сторонам грозный взгляд. Шурша иголками, торопливо уполз под крыльцо ёж, заполошно взмахивая крыльями, метнулась к лесу сова.

Душу тяготило ожидание. Ожидание чего-то непонятного и важного. Чего?

Славимир подошёл к храму, пробежал пальцами по рубленым стенам, погладил тугие валики мха в пазах, глянул на солнце, льющее золото поверх конька.

Не добрались ещё в эти края христиане, — подумал Славимир, всё ещё поглаживая мох. — Глядишь, и не доберутся, князь-Всеслава-то чаянием…

О Всеславе подумалось с неожиданной теплотой. Кто бы мог подумать, что у князя Брячислава, внука Отступника, истинного христианина, будет ТАКОЙ сын. Преданный родной вере. Не зря же Велесова воля в нём.

В храме было полутемно и прохладно. Суровый лик Велеса глядел на волхва с двухсаженной высоты непроницаемыми глазами.

— Вразуми, господине, — тихо прошептал Славимир, подходя.

Сможет ли князь Всеслав выполнить задуманное?

Воспрянет ли родная вера, отринув наносную плесень христианства?

Воротится ли на земли русичей власть родных богов?

И чего сегодня Ты велишь ждать мне, волхву Славимиру?

Чёрный петух безголосо разевал рот — страхом голос отсекло. Славимир уцепил птицу за связанные лапы, примостил к подножью капа и одним движением отсёк петуху голову. Кровь щедро облила подножье, тонкой струйкой стекла в огонь небольшого костра. Волхв подставил ладонь под струйку, набрал полную пригоршню и щедро обмазал лицо капа. От жертвенного огня привычно пахло горелой кровью.

— Вразуми, господине, — повторил Славимир, кланяясь. — Помоги не ошибиться.

Человек показался на опушке, едва только Славимир вышел из храма. Он шёл не от восхода, как ждал волхв, а с полуденного заката. И едва волхв завидел его, как в сердце тут же стукнуло — он! Тот, кого ему было велено ждать — от самого Велеса.

Человек шёл от опушки медленно и устало, не спеша приближался к ограде святилища, а Славимир всё так же молча ждал у ворот храма. Волхв тоже не спешил, а недостойное служителя Велеса любопытство подавить не стоило особого труда.

Человек подошёл к изгороди, на мгновение задержался и двинулся к воротам. Волхв готов был поклясться — у пришедшего на миг возникло желание махнуть через забор, но тут же и пропало. И правильно — в святилище через забор не ходят, в святилище попадают только через ворота.

Волхв ждал.

Человек приблизился на несколько шагов и поклонился:

— Гой еси, волхве.

— И ты здрав будь, человече, — таким же голосом отозвался волхв, не двигаясь с места. — Люди зовут меня обыкновенно Славимиром. Говорят ещё, что я — сын Боряты.

— Ты меня зови Калиной, — коротко усмехнулся пришедший, и волхв невольно залюбовался им. Высокий жилистый мужик с тугим мясом на плечах, руках и ногах — ни капли жира. Лицо — жёсткое, словно топором из дуба вырубленное. Длинные тёмные усы, стрижка в кружок и густые косматые брови. Глаза серые и глядят холодно.

— Идём, — коротко кивнул волхв в сторону храма.

— Идём, — так же коротко согласился Калина и двинулся впереди Славимира.

Шёл он по-войски и одет был по-войски — кожаная безрукавка, некрашеные холстинные порты, поршни с длинными оборами. За пояс заткнут небольшой топор на длинном кыю. А за спиной накосо подвешен длинный свёрток холстины и кожи. Волхв готов был поклясться, что это — меч. Но отчего — в свёртке?

Простые вои мечами не бьются. А витязи-кмети — топорами гнушаются.

Славимир прикрыл на ходу глаза, нимало не опасаясь споткнуться — чего там опасаться, если за сорок лет вся поляна святилища исхожена вдоль и поперёк, поневоле знаешь, куда в следующий миг ногу ставить — и мысленно потянулся к мечу. И тут же отпрянул — взаболь отпрянул, не мысленно. От меча повеяло силой — не человеческой силой, первобытной мощью, предвечной силой богов.

Боги, — смятённо подумал волхв, открывая глаза, чтоб не споткнуться — умение ходить по поляне святилища враз куда-то подевалось. — Да знает ли этот человек, ЧТО он так простецки несёт за спиной?

Калина оборотился, словно услышал мысли волхва. Коротко усмехнулся и, чуть пригибаясь, пролез внутрь храма.

Меч лежал у подножья капа, на двух постелях — холстине и тонко выделанной бычьей коже. Ножны старой кожи, крашеные под морёный дуб, серебряная оковка со священным узором, ухватистая рукоять тиснёной бересты, серебряное оголовье в виде головы сокола.

Древняя работа.

— Древняя работа, — словно откликаясь на мысли Калины, обронил волхв задумчиво. — Очень древняя. Очень.

Калина молчал.

— Мне даже трудно представить, насколько древняя, — всё так же задумчиво сказал Славимир, коснулся рукой ножен и меча, чуть вытянул из ножен клинок, полюбовался струями бурой стали.

Плеснуло в глаза огнём, ломано полыхнул стремительный переплёск клинков, мелькнула в тумане и дыму чья-то волосатая морда с разъятым в крике ртом, потом всё снова затянуло кровью и пламенем…

— Работа самого Сварожича, — чуть слышно прошептал Калина, не отрывая глаз от благородной стали и ломающихся на лёзе искр света. — Это меч… из зброярни самого Перуна…

Волхв метнул на Калину быстрый взгляд, но ничего не сказал, вдвинул меч обратно в ножны и уложил обратно на кожу.

— Сто лет тому подобный меч носил Святослав Игорич, Князь-Барс, — всё так же тихо сказал Калина. — Это необычный меч.