Зона турбулентности - Евгения Ветрова

женщины на пирсе назвали примерно двенадцать тридцать. Румянцева показала, что в это время была в номере, собиралась на фуршет. В то же время Марк Аверин показал, что примерно в одиннадцать тридцать был в бассейне, и там у них с Румянцевой случился казус с падением в бассейн. Румянцева была в одежде, мокрой после купания. То есть она никак не могла выйти из бассейна и пойти на пирс. Или все же быстро добежала до коттеджа, где был ее номер, переоделась в спортивный костюм и пошла на встречу с Клещевниковым? А мотив? Хорошо, пусть у нее был мотив. Но способ убийства? Отравленные стрелки – слишком уж экзотично. Надо уточнить, не была ли она в Африке или Южной Америке в последнее время. Хотя эти стрелки она могла получить и другим способом, от кого-то из друзей, от того же летчика, например.

– У вас есть спортивный костюм? – уныло спросил он.

– Есть, – ответила она. – И да, он серый. Более того, уверяю вас, в отеле примерно у каждой женщины такой же или похожий костюм.

Пришлось признать ее правоту, про себя, конечно. Костюм не улика. Вернее, косвенная улика. Часы? То же самое. Просто хлебные крошки, которые убийца щедро рассыпал по игровому полю, надеясь запутать следствие.

В дверь коротко стукнули, а затем открыли, не дожидаясь приглашения. В номер вошел высокий седой мужчина с худым, болезненным лицом.

– Отец? Я тебя не ждал. – Марк вскочил.

Мужчина посмотрел на него с явным неудовольствием.

– Здравствуй, Геля. А где Герман?

Ангелина заглотнула воздух и прикрыла рот ладонью, заглушая вскрик. Уборин отложил блокнот, ожидая развития событий, и не ошибся. Гость заметил его, заметил погоны, видимо, о чем-то догадался, рот его дернулся.

– Аверин Александр Владимирович, – назвался он. – Я так полагаю, вы из полиции? Что с Германом?

Марк явно не торопился отвечать, Ангелина тоже. Аверин прошел в гостиную еще дальше и сел в кресло, спиной к окнам.

– Не тяните, – приказал он. – Что вы как дети, ей-богу!

– Капитан Уборин, – представился ему Уборин, поняв, что сообщать трагичные новости предстоит ему. – Герман Петрович Клещевников умер сегодня днем. Вы сами кем покойному приходитесь?

– Герман мой компаньон, – пробормотал Аверин и добавил: – Ничего не понимаю. Как он мог умереть? Еще утром он был жив-здоров. Что произошло?

Пока Уборин подбирал слова, Марк ответил:

– Его убили. Да, пап. Без сомнения. Траванули, если тебе нужны подробности.

Бледное лицо Аверина стало землистым. Судя по всему, причина смерти компаньона стала для него сюрпризом.

– Когда?

– Примерно в час дня, – пояснил уже Уборин, которому вся эта сцена была жуть как интересна.

Левая бровь на землистом лице Аверина пришла в движение, не сразу Уборин понял, что это обычный нервный тик.

– Зря ты приехал, – быстро сказал ему сын, – тебе нельзя волноваться. Как ты, вообще, узнал?

– Я не знал, – Аверин левой рукой прижал пляшущую бровь, правой потащил из кармана пиджака пузырек с таблетками.

Лица Ангелины и Марка выразили изумление.

– Но ты же не собирался приезжать.

Аверин вытряхнул на ладонь две желатиновые капсулы.

– Мне Герман сообщение прислал, написал, чтобы я срочно приехал, мол, дело важное, не терпящее отлагательств.

– И что за дело? – поинтересовался Уборин.

– Думаю, это касалось отельного бизнеса. Он, то есть мы планировали вложиться в покупку отелей. Но для этого нужно было согласие остальных акционеров. Через неделю запланировано собрание, и Герман хотел быть уверен, что получит поддержку.

– Вашу поддержку, главным образом, правильно понимаю?

Не сразу, но он ответил:

– Что скрывать, я не очень ратовал за это направление, но Герман умел быть настойчивым.

– Может ли быть, что его смерть как-то связана с этим?

– В смысле, из-за того, что не весь совет директоров одобрял огромные вложения в домики в лесу?

Аверин скривился, показывая всем видом абсурдность этого предположения, но Уборин ему не поверил.

Глава 18

Ничего они так и не нашли. Даже не понятно, радоваться или огорчаться. Колдовали, колдовали над телефоном, но восстановить удаленные сообщения в мессенджере так и не смогли. Телефон вернули, сказали, что можно идти на все четыре стороны, в пределах территории отеля, естественно, и можно не бояться – они тоже теперь будут видеть ее местонахождение. Успокоили, так сказать. Вместо того чтобы удалить программу-шпион, они еще и свою установили.

На глаза попался гамак. Вот как ляжет в него и будет лежать до вечера. Представляя, как классно было бы покачиваться в гамаке, Жанна прошла мимо, а потом и мимо другого, и еще одного. Нет, лежать спокойно не дадут мысли. Первая – откуда у Клещевникова оказались в кармане ее часы, вторая – кто эта женщина в спортивном костюме, которая взяла катамаран, и третья – почему именно такой способ убийства? Какие-то отравленные стрелки. Хотя если подумать, то как слабой женщине расправиться с намеченной жертвой? Пистолет еще попробуй купи, да и надо же уметь стрелять. Нож – тоже такое орудие, не для всех. Задушить? Чем и как? Клещев-ников мужчина крупный, его так просто не удушишь. Ударить по голове и концы в воду? Тогда надо было с собой нести что-то тяжелое, гантель например. Прийти на встречу с гантелей было бы подозрительно. То, что выглядело изначально нелепым, вдруг показалось очень даже логичным. Жанна прикинула ситуацию на себя. Допустим, она сумела уколоть отравленной стрелкой своего врага, чего было бы проще скинуть его в воду? Нету тела, нету дела. Но убийца так не сделала. Такое впечатление, что она хотела, чтобы труп нашли. Очень странное поведение для того, кто хотел избежать наказания. Если хотел.

– Жанночка, – окликнули ее.

Она обернулась и увидела Лаврушина.

– Гуляете, Степан Андреевич?

– Так что еще остается. Наши все в баре засели, стресс снимают. А у меня вон давление и сахар.

Лаврушин улыбался, но улыбка вышла грустной.

– Да бросьте, вы еще всем фору дадите.

– Ай! – отмахнулся он. – Уйду на пенсию, помидоры сажать.

– Что, и на повторный ВЛЭК не пойдете? – испугалась она. – Давление же дело такое – сегодня есть, завтра нет. Не переживайте.

– Ага. С моими девками попробуй не переживать. Старшая вон институт бросила. Говорит, разочаровалась в профессии. Не хочет уже быть маркетологом. Денег просит на какие-то курсы дорогущие. Запудрили мозги, обещают прям горы золотые после обучения. Аналитика там какая-то. Я ей говорю, какой из тебя аналитик, а она в слезы. Вот и думай. Ой, Жанночка, маленькие детки маленькие бедки, а большие… Вот выйдешь замуж, поймешь меня.

– Да за кого? Скажете тоже.

Лаврушин посмотрел на нее и чему-то усмехнулся.

– А как же Камаев?

Она бы ответила, что проще усадить за стол переговоров Северную Корею с Южной, чем ордынца в загс привести, но не стала. Хотя Лаврушин и так все понял, потому что отечески похлопал ее по плечу.

– Ничего, Жанночка, все образуется. Ильяс отличный парень. Ему просто надо время забыть прошлое.

– Иногда прошлое не отпускает.

– Время все лечит. Вот мне тоже казалось, что не забуду одну женщину. Уж такая была красавица, так мне нравилась, горы готов был свернуть.

– И что? Не получилось?

– Соперников было много, – Лаврушин рассмеялся. – Мы тогда еще учились, как раз все вместе: я, Сашка Аверин, Коля Загоруйко, ну и Герман Клещевников. Да я ж рассказывал. И была в нашей компании девушка. Кто ее привел к нам в училище на танцы, я уж и не помню. Только мы сразу в нее влюбились. Все четверо.

– И кого она выбрала?

– Там была история, – он снова засмеялся. Видно, что воспоминания доставили ему удовольствие. – Инга в театральном училась, яркая была, веселая, заводная. Женщина-праздник. Знаете, есть такие. А мы, молодые болваны, как могли из кожи вон лезли впечатление на нее произвести. Понятно, что денег у нас было с гулькин нос, это как раз конец восьмидесятых был. Выкручивались как могли, ухитрялись кто в кино пригласить, кто в кафе. А она не отказывала, приходила, но никому никаких предпочтений не отдавала. Принимала ухаживания, и только. А потом шутку с нами сыграла. Назначила каждому встречу у памятника Пушкину на площади Искусств. В один день, в одно и то же время. Мы и пришли как идиоты. Стоим, смотрим друг