Не лучший день хирурга Панкратова - Александр Корчак

После нескольких, казалось бы, незначительных вопросов и беглого осмотра Панкратов писал на бумажке полный диагноз и скрывал ее на время под амбулаторную карту. Затем он предлагал сделать всем остальным. Ребята брались за дело с интересом. Приходили на такие «игры» даже преподаватели и особенно интересующиеся студенты с других курсов. И что же? Конечно, диагнозы доктора Панкратова практически не отличались от данных заболевания. Ну, а их диагнозы, как вы сами понимаете, пока были весьма далекими от истинных. Такая открытость и небоязнь попасть в неудобное положение снискали закономерное уважение и любовь студентов к Панкратову. И, естественно, стимулировали совершенствование в их будущей профессии. Таким образом, игра превратилась в хорошее и полезное обучение молодых докторов. К концу года Андрей замечал, что его студенты стали с легкостью расправляться с диагностикой даже не очень простых клинических случаев. Это, конечно, радовало его.

– Ну что, дорогие коллеги, какие будут мнения насчет нашего дорогого Василия Ивановича?

Все посмотрели на умненькую девочку в очках. Она встала. Андрей обратил внимание, что ухоженная студентка по-прежнему смотрится в зеркало.

Вообще-то Панкратов всегда относился настороженно к женщинам, которые знали, что они красивые и особенно когда показывали это. Их интересовала только своя внешность. Он не хотел признаваться себе в том, что эта красивая девчонка в чем-то похожа на его жену. И, как это ни странно, Андрею почему-то всегда хотелось показать им, что они его абсолютно не волнуют. Да и, более того, ему хотелось их даже наказать, если они выказывали свое пренебрежительное отношение к тому делу, которое он делал. Вот и сейчас он подумал об этом.

– Вы столь тщательно осмотрели, я бы даже сказал, просто замучили бедного Василия Ивановича. Я ничуть не сомневаюсь в правильности поставленного вами диагноза, – приободрил он умненькую девочку. – Итак, мы ждем вас. – Она нахмурила лобик, подняла глаза к потолку:

– Мы думаем, что у больного опухоль желудочно-кишечного тракта.

– Вот как? – с любопытством отреагировал он. – Пойду и я посмотрю. – Лежите, лежите, Василий Иванович, – остановил Панкратов начавшего уже подниматься пациента, – сейчас и я вас немного помучаю. – Действительно, в левой половине живота он обнаружил плотную, к счастью, подвижную опухоль.

– Молодцы, – похвалил он их. – Вы правы, но только это инфильтрат, а не опухоль. И что, по-вашему, надо делать?

– Надо делать операцию, – так же уверенно сказала умненькая девочка.

– И еще раз вы правы. Так что, вот так, Василий Иванович. Что вы насчет операции думаете?

Как и следовало ожидать, он не стал задавать лишних вопросов, как это обычно бывает с другими больными в подобной, непростой для них ситуации, а просто сказал:

– Раз надо, так надо, делайте.

– Мы еще вам проведем кое-какие обследования. Марина, дай, пожалуйста, направления. После того как сделаете, просим, на операцию.

Студентам он объяснил, какие обследования нужно сделать больному.

– Через две недели после операции вы уже будете дома в кругу семьи смотреть телевизор.

Марина выписала направления на исследования и на анализы. Больной, откланявшись, покинул кабинет.

Панкратов еще раз похвалил девушку:

– Вы абсолютно правильно поставили диагноз. У больного, действительно, опухоль. И по его внешнему виду и по данным осмотра живота можно сказать, что это злокачественная опухоль. Но при первом контакте с такой категорией больных говорите все-таки не опухоль, и уж тем более не рак, а образование или, как сказал я, инфильтрат. Я имею в виду первичных больных, которых мы видим первый раз в жизни. Люди обычно трагически относятся к таким определениям, как опухоль, саркома и тем более к диагнозу – рак. Надо щадить их психику. Потом они, конечно, все узнают, если захотят, но на первый раз этого для них будет более чем достаточно.

Тут же, как и следовало, последовал ожидаемый им вопрос:

– А как же в Америке? Там врачи не скрывают диагноза, больному так и говорят – рак.

– С этим никогда не соглашусь, какие бы вы мне убедительные доводы ни приводили. Я еще ни разу не видел больных, которые спокойно отнеслись бы к такому сообщению. Вы же понимаете, это звучит как приговор, который ломает всю их жизнь. Больной уходит в себя, впадает в меланхолию, возникают всевозможные психологические состояния, отнюдь не радостного характера. Нередко человек шарахается от докторов и ищет помощи в религии, иногда у знахарей, что часто задерживает операцию. А здесь время, как вы знаете, не ждет. Поэтому говорить всю правду не обязательно, но надо твердо и без обиняков дать понять человеку, что без операции ему не обойтись. Все будет зависеть от вас, как вы ему об этом скажете. Однако в том случае, когда больной категорически не соглашается на операцию, допустимо и, более того, просто необходимо сказать ему всю правду, как бы она ни была горька. Естественно, я говорю о тех случаях, когда мы можем этому больному еще помочь.

– А зачем больному вообще говорить правду, взять и наплести ему все от лампочки? – спросил парнишка, который особенно активно вытягивал стулья из-под девочек.

– В этом я с вами не могу согласиться. Приведу два недавних случая, произошедших в нашей клинике. В одном случае больной средних лет, прошедший две современные войны, довольно крепкий человек, я имею в виду психику, ночью пробрался в ординаторскую и познакомился с тем, что от него так тщательно скрывалось, – прочел в истории болезни свой диагноз. А потом взял и выбросился у нас же с девятого этажа. Знаете, такие случаи надолго выбивают из колеи и больных и врачей. Да и последним, мало того, еще и попало, особенно его лечащему врачу. Не смог он подобрать к больному ключик. А, может быть, просто не стремился этого сделать. Наверно, во время своего обучения все в окошко смотрел, да и у девушек стулья отнимал. Разве до того ему было, чтобы психику больного изучать?

Все осуждающе посмотрели на описанного Панкратовым студента.

– А что же во втором случае было? – заинтересованно спросил тот же самый парень.

– А во втором случае опухоль у больного оказалась неоперабельной. Я его оперировал. После операции постоянно видел его глаза, которые вопросительно смотрели на меня. Я знал, что серьезный разговор с ним еще состоится. Я понимал, что придется ему говорить правду, хотя и постоянно увиливал от этого разговора. И уже перед самой выпиской он в упор спросил меня: «Сколько мне осталось еще, доктор?» Прямо так в лоб и спросил. И вы знаете, пришлось ему все рассказать. Почему? А потому, что в таком случае он собирался повидать свою первую семью, в которой у него росли двое детей. По молодости он их очень обидел, бросил, затем завел другую семью. Теперь спешил повиниться.

Здесь Панкратову пришлось остановиться от дергающией боли в пальце и обрушившегося озноба. «Нет, что-то у меня все-таки не так, – с тоской подумал он, – пойти, что ли с Виктором посоветоваться».

Вошла, извинившись, доктор из терапевтического отделения и, наклонившись, зашептала:

– Я вас просила, Андрей Викторович, посмотреть мою родственницу из деревни. Живет она в глухом месте в ста километрах от Москвы. Сегодня без всякого предупреждения явилась. Вы уж не откажите, пожалуйста, посмотрите ее. Я вас очень прошу.

– Ну, что же, коль явилась не запылилась, надо осмотреть, – успокоил ее Андрей Викторович. – Приведите бабушку. Марина, извинитесь, пожалуйста, перед больными в очереди, а то они нас действительно поколотят.

От появившейся старушки исходил нестерпимый запах. Женщина едва передвигалась, опираясь на палку. Марина сразу же взяла ее под локоть, помогла дойти до кушетки. Причем она изо всех сил старалась не показать, что ей что-то неприятно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она провожала ее за ширму. Студенты же не стали скрывать своего впечатления и все, как один, скривили физиономии и схватились за носы. Исключение составила только умненькая девочка в очках. Брюнетка же, упоенно занимавшаяся в этот момент губной помадой, изумленно вытаращила глаза и изобразила рвотный спазм.

Вошедшая бабулька напомнила ему его те времена, когда он начинал работать врачом в Подмосковье. В деревнях в основном жили женщины, которые работали на ферме и целыми днями ходили по колено в навозе в резиновых сапогах. Самыми распространенными заболевания были, естественно, артриты и артрозы различной локализации. Местный фельдшер лечил просто – назначал анальгин, аспирин по схеме и рекомендовал компрессы на болезненные места из собственной мочи. В общем, та же уринотерапия в современном ее понимании, только для наружного применения. Такое лечение в большинстве случае помогало. Да впрочем, другого все равно не было. С тех пор этот специфический запах Панкратов научился распознавать с расстояния.