Польская литература ХХ века. 1890–1990 - Виктор Хорев

В январе 1940 г. произошли и другие аресты среди польских литераторов – в частности, был арестован, приговорен к расстрелу, замененному на десять лет лагеря в Сибири, драматург В. Грубиньский, описавший перипетии своего ареста и ссылки в книге воспоминаний «Между молотом и серпом» (1948){64}.

В советских тюрьмах, лагерях и ссылке побывали и многие другие писатели – М. Чухновский, Г. Херлинг-Грудзиньский, Б. Обертыньская, Т. Парницкий, В. Слободник и т. д. (после 1939 г. вглубь СССР было депортировано около двух миллионов польских граждан).

После нападения Гитлера на Советский Союз 22 июня 1941 г. политика советского руководства, которому понадобились союзники в борьбе с немецким фашизмом, по отношению к польскому населению страны изменилась кардинальным образом. Патриотические стихи Броневского, за которые он попал в тюрьму летом 1941 г. были опубликованы в журнале «Новэ Виднокрэнги». Просидев более полутора лет в тюрьмах Львова, Москвы, Саратова, поэт вышел на свободу (как и многие другие поляки) в результате амнистии после подписания Советским Союзом 30 июля 1941 г. договора с польским эмиграционным правительством В. Сикорского о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. Поэт вступил в созданную в СССР польскую армию генерала Андерса, которая была выведена в 1942 г. на Ближний Восток.

Часть писателей – Путрамент, Шенвальд, Пастернак, Важик и др. – объединилась вокруг Союза польских патриотов, приняла активное участие в организации Польского войска, влившегося в Красную Армию, и вернулась в Польшу в его рядах. Большую роль в деятельности Союза польских патриотов играла В. Василевская, ставшая советской писательницей (после войны она осталась в СССР, но продолжала писать на польском языке).

В своем творчестве военных лет эти писатели отказываются от своих довоенных художественных поисков, в нем сильны гражданственно-публицистические мотивы, романтический пафос. В Москве издают сборники стихов А. Важик («Сердце гранаты», 1943). Л. Пастернак («Избранные стихотворения», 1941; «Слова издалека», 1944; ему же принадлежат популярные солдатские песни Польского войска), Л. Шенвальд («Из гостеприимной земли в Польшу», 1944).

В стихотворении «Прощание с Сибирью» Л. Шенвальд, рисуя Сибирь, переосмысляет образы романтической поэзии. Для него Сибирь – это не место мученичества поляков, а край, где «некогда безмолвие снегов» нарушалось лишь «посвистом летящей кибитки» и «печальным звоном кандалов», а ныне «гудят заводы и плавильни и мчатся поезда с тяжелым грузом», куется победа над общим врагом русских и поляков. Сибирь – страна, где живет «народ простой и цельный / как будто вырубленный весь из камня» (перевод В. Парнаха).

С иных идейных позиций, но также в духе романтической поэзии («Дорога в Россию» А. Мицкевича) описывает Сибирь Беата Обертыньская (1898–1980), на долю которой выпали советские тюрьма, лагерь, ссылка:

Тайга… Как в болоте гниющий труп.Глушь на веки веков.Бездна… О людях забыл тут,кажется, даже Бог.

По-разному сложились судьбы польских писателей во время войны, но в творчестве подавляющего большинства из них отразился процесс осознания трагедии польского народа, крушение иллюзий по поводу политики польского государства, освобождение от индивидуалистического миросозерцания. Действительность требовала от литературы мужества и стойкости, злободневности, активного участия в борьбе. Своим творчеством в годы войны польские писатели опровергли старую максиму «При громе оружия музы молчат». Создаваемые за рубежом или в оккупированной Польше произведения таких признанных поэтов, как Л. Стафф, Ю. Тувим, В. Броневский, А. Слонимский, К. Вежиньский, Ч. Милош, С. Балиньский и многих других, пересекали фронты и границы и пользовались огромной популярностью у читателя.

На первое место в годы войны выдвигается поэзия, которая быстрее всего откликалась на события. Это была патриотическая гражданственная лирика. «Смысл тогдашней поэзии заключался в выражении явных, непосредственных чувств с возможно максимальной экспрессией. Мы не скрывали и не стыдились своей страстности. Мы не искали для нее псевдонимов, нам претили аллюзии. Чтобы передать огромные бурные эмоции, порожденные эпохой, нам требовались выразительные средства. Мы верили в слово, в человека, в жизнь, в исполнение мечтаний всего народа»{65}, – писалпозднее К. Вежиньский, один из самых популярных поэтов того времени (издал в эмиграции в США сборники «Земля-волчица», 1941; «Роза ветров», 1942).

В далекой Америке Ю. Тувим написал в годы войны лиро-эпическую поэму «Цветы Польши». Это поэтическая автобиография и биография времени, написанная в традициях лирических поэм Ю. Словацкого, А. Пушкина. Содержащая размышления на самые важные для поэта нравственно-философские темы, поэма пронизана любовью к родине, польской речи, природе, истории:

Верни нам хлеб с родного поляИ для гробов родные сосны.Но главное – родное слово,Столь извращенное лукаво,Исконной правдой чтоб звучало:Чтоб право означало право,Авольность – вольность означала…

Один из лейтмотивов поэмы – переосмысление романтического образа поэта-изгнанника. Сгибаясь «под тяжестью сердца», он болезненно переживает свою вынужденную разлуку с родиной. Полностью поэма была опубликована в Варшаве в 1949 г., но фрагменты из нее (например, «Молитва», «Варшавская сирень») были широко известны в оккупированной стране, проникали даже за колючую проволоку концлагерей, вселяя в узников надежду и веру в освобождение.

Резкое осуждение правителей довоенной Польши, боль за поруганную родину, тоска по ней, по ее пейзажам, по городу своей молодости – Варшаве определяют содержание стихов A. Слонимского, издавшего в Лондоне сборники «Тревога» (1940), «Пепел и ветер» (1942), «Избранные стихи» (1944). В стихотворении «Русским» (явной реплике стихотворения Мицкевича «Друзьям-москалям») поэта волнует вопрос о будущем Польши, зависящем от восточного соседа:

Что принесешь ты нам, сосед?Иль вновь засвищет царский кнут?Когда ты перейдешь чрез Прут.Когда в руины городовКудлатый конь казацкий въедет,Кто будет во главе полков?Опять Суворов иль Кутузов?Европа смотрит и мир ждет,Что принесете на знаменах,Свободу всем – народам, людямИль вновь указ новых царей?

В поэзии М. Павликовской-Ясножевской «эстетическая доминанта сменяется этической» (по точному определению B. Британишского{66}).

О розе ли жалеть, когда горят леса —Жалеть ли о лесах, когда весь мир горит,Когда планета вся становится Сахарой…Планету ли жалеть, когда разверзся хаос, —

писала поэтесса в стихотворении «Роза, леса и весь мир» (перевод Н. Астафьевой). В личной судьбе беженки, с ностальгическим чувством вспоминающей родной дом, пейзажи Кракова и его окрестностей, Павликовская видит отражение общечеловеческой мировой катастрофы.

Широко известны и очень популярны были стихи В. Броневского из книг «Примкнуть штыки» (1943) и «Дерево отчаяния» (1945), изданных в Иерусалиме. В них необычайно сильно, часто трагично, но всегда задушевно и проникновенно звучит тема родины. В них переплетаются страстные призывы к борьбе и боль жизненных потрясений, усталость, депрессия, ностальгия. Ряд стихотворений – «Письмо из тюрьмы», «Каштан» и др. – посвящен переживаниям поэта в советской тюрьме (в послевоенной Польше они были запрещены вплоть до конца 80-х гг.). Несмотря на драматические моменты скитальческой жизни, запечатленные поэтом во многих строках тех лет («над моею над жизнью всею,/видно рок тяготеет злой:/ предает меня всесожженью / каждый кодекс и каждый строй» – «К поэзии», перевод Н. Астафьевой), мужество поэта побеждает обиды, несправедливость, невзгоды, отчаяние и мысли о смерти («Смерть забывается. Жизнь – остается»).

В стихах Броневского военных лет ожили многие образы и понятия романтической поэзии, такие, например, как «Пилигрим», «Скиталец», «Изгнанник», вызывающие у читателя столь значимые и знаковые ассоциации с эмигрантской поэзией Мицкевича. «Сегодня Пилигримов я ровесник и по следам изгнанников иду» («Письмо из тюрьмы»). Вся поэзия В. Броневского находится в прямом родстве с романтической традицией, но в годы войны она как никогда раньше насыщается аллюзиями, реминисценциями, микроцитатами из поэзии польских романтиков, достигая с их помощью глубоких исторических обобщений народной судьбы: «Во-первых, Мицкевич/ с «Редутом Ордона»/ (Ордон – это о нас)» («Рецепт на поэзию»). На Мицкевича ссылается Броневский и в своем видении будущей Польши: