Чистилище. Побег - Игорь Пронин

– Вот гады! – размахивая пылающей головней, длинный отскочил в темноту, дальше от костра. – Уходим, перебьют!

– Мишку-то не бросай! – Федор обхватил раненого за плечи и поволок следом. – Вернись! И факел брось, дубина, тебя же видно при его свете!

– Дядя Федор, голова кружится! – бормотал Мишка. – Кровь так и струится, дядя Федор!

Максим отходил от костра все дальше, продолжая смещаться. Он успел зайти им со спины, а озерные все смотрели туда, откуда прилетела стрела. «Были бы стрелы! – азартно пожалел он. – Никто бы не ушел! Эх, чтобы драться с людьми, нужны луки, рогатки – все, что можно кидать! А ведь когда-то мы пращи мальчишками делали, пытались птиц мелких бить. Но это было давно».

– Не молчите же, гады! – Длинный, казалось, был готов орать до рассвета. – Ну, выходите!

– Они не выйдут, – сказал наконец Федор. – И не отзовутся. Что они, дурни, разговаривать с тобой? Может, они вообще ушли. Да точно ушли, что уж там… Дай топор.

– Зачем?

– Затем! Мишка… того, помер. Не хочу его так оставлять, не заслужил он, чтобы в мута обратиться.

Федор говорил вполголоса, но Максим был достаточно близко, чтобы все слышать. Он успел немного успокоиться и снова чувствовал жгучий холод, несмотря на тряпье и обувку. Чувство радости от успехов постепенно заслоняла усталость. Он больше не мечтал прикончить двух оставшихся, лишь бы они ушли и позволили согреться перед долгой дорогой к Цитадели.

И все вышло так, как он хотел. Федор и длинный, обезглавив топором Мишку, снова взяли факелы и пошли к своей крепости, подавая на ходу какие-то сигналы. Максим даже прошел за ними немного, чтобы быть уверенным: они не вернутся и не сядут в засаду. Но озерные и правда возвращались домой. По пути они продолжали негромко ругаться. Насколько понял Максим, кодового сигнала, чтобы позвать на помощь, у них не было, и Федор даже не был уверен, что за ними вообще кто-то наблюдает из секрета, уж очень морозной была ночь.

И тогда он вернулся к огню. Садиться, несмотря на боль в ногах, Максим не рискнул: в тепле сразу стали слипаться глаза. Он ходил вокруг, то приближаясь к костру, то отдаляясь, и ел все, что находил. Заодно догадался стянуть с Лени Лесного его длиннополую одежду, которая пришлась впору. Подумал было собрать трофеи: кожаную обувь, хорошее тряпье, а может, и железное оружие, не подобранное озерными, но решил, что и так сделал сегодня достаточно. Доев лягух, лепешки и одинокую замерзшую морковку, забытую в снегу, он подобрал лук и пошел к дому. Стрелу, которой он так удачно убил Мишку, Федор, по всей видимости, унес с собой. Хотелось прихватить в дорогу горящую головню, но ее могли заметить из озерной крепости.

В пути он снова промерз до костей. Ночь и правда выдалась ужасной: без луны и звезд, морозная и ветреная. К тому времени, как впереди показалась темная громада Цитадели, Максим уже несколько раз упал от усталости. Он бы, может быть, и не отыскал крепость, если бы на ее стенах не мелькали время от времени отблески факельных огней. Прежде такого никогда не было, но теперь Цитадель была на осадном положении. И защищаться она впервые на своем веку готовилась не от мутов, а от людей.

– Это Максим! – хрипло закричал он, напрягая простуженное горло. – Спустите веревку!

– Кто? – тут же сипло спросили сверху.

– Максим!

– Что ты врешь? – На голову ночного гостя просыпался снег со стены. – А ну, подними голову и не шевелись!

Наверху появился факел, а рядом с ним – Валька, закутанный в тряпье по самые глаза. Максим не узнал бы его, если бы не знакомая с детства манера прищуриваться.

– Ну, и что ты на меня смотришь? – спросил он. – Веревку кидай. И позови кого-нибудь, надо меня втаскивать – сам не влезу.

– А это точно ты? – Валька все не мог насмотреться. – Голос не твой. И вообще: где ты был?

– Воевал! Голос у тебя самого такой, что ни за что не узнаешь! Давай быстрее, я же замерзаю!

Они втащили его наверх впятером: Валька, Вовик и еще трое мелких, имен которых Максим не знал. Что они делали на стене, да еще при кистенях, он спрашивать не стал – и так было понятно, что многое изменилось, а еще больше изменится в будущем. Вовик, что-то сердито буркнув, тут же убежал греться, а мелкие, кутаясь в плохонькое тряпье, уселись на корточки, словно воробьи, и стали греть руки возле единственного факела. Валька, помявшись, пошел с Максимом вниз.

– Я ненадолго, – сказал он уже во дворе. – Должен вернуться. Я старший по южной стене на эту ночь. Сам видишь – одни малолетки. Все, кто выбрался с «торга», – ранены и устали.

– Да ты, вроде бы, тоже хромаешь больше обычного, – нахмурился Максим. – Тебе отдыхать не положено? Что делал бы Андрей, если бы озерные пришли мстить, а у нас все спят? Подожди… Он сам-то жив?

– Жив, с ним все в порядке. Сначала, когда мы прибежали, ждали озерных. Но потом стемнело, и Главный сказал, что раньше завтрашнего дня они не придут. Поэтому бойцам надо отдыхать, а на стену караулить отправили мелких. Вот тут я стою, присматриваю за ними, слева от меня Алка, а с севера – Маша. Как ты выжил? Я уж думал, конец тебе…

– Потом расскажу. Извини, но мне надо лечь! – Максим уже закрывал за собой дверь, когда снова позвал приятеля: – Постой, Валька! Возьми это тряпье, оно теплое и ноги закрывает. И обувку тоже бери, а то охромеешь на вторую ногу в такую ночь.

Валька сгреб дары, начал было благодарить, но Максим закрыл дверь и оказался в темноте. На ощупь, постанывая от боли в изрезанных о лед ногах, он отыскал спальное помещение. Тут никто не храпел, не вертелся, не стонал – все спали как убитые. «Может, так оно и есть? – Максим нашел свободное место и привычно стащил тряпье со спящего рядом. – Лежим тут, вроде живые, но уже обреченные. Когда озерные придут, мы не сможем защититься. Они не муты, они могут просто поджечь нас. Зимой мы еще можем потушить огонь снегом… А что, если я и не вставал на самом деле? – Едва опустив голову, он почувствовал, как проваливается в забытье. – Если и не было никакой битвы, если эта бесконечная ночь так и тянется, и все еще впереди…» Он не успел додумать. Лежать было неудобно, Максим перевернулся, не просыпаясь, на другой бок, и тут в глаза ему стали светить факелом. Лучи противного света проникали сквозь веки, мешали, и Максим попытался закрыться рукой.

– Хватит дрыхнуть! – Андрей шлепнул его по ладони. – Уже день. Поднимайся и иди в оружейку.

– Как день? – Максим резко сел и застонал: у него болело все тело. – Где день?

– Тут темно, а на улице солнце. Давно такого не было! Прошлой зимой мы с Косым в такую погоду мышковать ходили, с сачком. Что поймали, там же и ели. – Андрей смотрел одним глазом, второй совершенно заплыл. – Ты не вернулся вчера вместе со всеми. Где был?

Потирая лицо ладонями, Максим кое-как рассказал ему о своих ночных подвигах, которые теперь казались похожими на выдумку. Но Андрей выслушал его спокойно, даже несколько раз кивнул.

– Слышал, Косой? – погромче спросил он. – Сожгут они нас. А ты дров жалеешь! Все равно сгорим.

Откуда-то сбоку долетел стон, выражавший то ли согласие, то ли возражение – понять было невозможно. Максим сообразил, что в «спальне» необычно тепло.

– Последнее затопили? – спросил он.

– Нет. Я приказал склад ободрать. Половые доски, двери, стеллажи – все в печь. Оранжереи доломаем, тоже сожжем. В общем, будем сжигать помаленьку Цитадель. – Андрей зачарованно смотрел на факел. – Слушай, Максим, а почему бы нам самим их не поджечь, а?

– Потому что они потушат огонь, а нас перебьют. Вот если они нас окружат, то нам туго придется. А их много, и они настороже. Уверен, во всех секретах уже сидят караульщики.

– Я гонял мелких в лес, за хворостом. Говорят, от озерных стук топоров долетает. Дрова рубят… – Вожак поднялся и, хромая, направился к выходу. – У нас после вчерашнего только один топор остался, а у них прибыток! Жду в оружейке всех бойцов, кто может ходить. А тебя, Косой, пусть хоть на руках несут!

Кое-как Максим поднялся. Ему казалось, что он не пролежал и минуты. В углу помещения горел огонек – это Маша топила печку. В просмоленной кадке таял снег. Максим напился, вопросительно посмотрел на повариху.

– Ничего же нет, – ответила она, не поднимая глаз. – Мясо будет, как Главный прикажет готовить: мелких несколько замерзло. Не знаю сколько. А больше ничего нет, мы же почти все с собой понесли. Думали, назад вернется.

Он прошел к выходу, где снова была не закрыта дверь в тамбур. Опять не было «шуб», и тапок тоже. Мельком пожалев, что отдал Вальке такое удачное свое приобретение, Максим босиком пробежал через двор и минуту спустя был в оружейке. Тут было натоплено куда жарче, у печурки орудовал топором Вовик. Судя по тонким рейкам, жгли остатки оранжереи. За столом с остатками трапезы сидели человек пять. Окинув взглядом их повязки, пропитанные кровью из явно глубоких ран, Максим мысленно присвистнул. Он удивительно легко отделался, только спина болела да помороженные пальцы и ноги. Остальное – мелочи.