Зов - Ричард Сенфорд

Он снова взял в руки пульт управления и стал нажимать по очереди на все программы. Чемпионат по борьбе, цветная настроечная таблица, фильм про войну: пикирующие бомбардировщики против линейных кораблей. Уит всегда смотрел фильмы про войну, когда был один, причем всегда либо натыкался на них случайно, либо искал их в программе. Он любил их, потому что они были похожи на кусок его жизни. Это не имело никакого отношения к Джону Вейну в кабине самолета. Собственно говоря, пошел к черту этот Джон Вейн, да и лошадь, на которой он ездил, тоже. Голливудская действительность. Людишки, умеющие создавать только книжки комиксов.

Самолет Джона Вейна задымился, но он все еще мог продолжать бомбить объект. Самолет стал круто снижаться, бешено паля из пушек. Звук стрельбы успокаивающе действовал на Уита, и скоро он уже спал в своем кресле.

12

Дана Феррин внезапно проснулась в своей спальне в Альпенхерсте, не понимая, что ее разбудило.

Сначала она подумала, что услышала какой-то шум. Она лежала и смотрела на дверь. За дверью был коридор, ведущий на лестницу. Дана ждала, прислушиваясь.

Луис безмятежно спал рядом. Фигура на кровати, которую она скорее чувствовала, чем видела, конечно же был Луис. Разве не так?

Она резко повернула голову в его сторону. Мужское тело под стеганым одеялом было повернуто лицом к стене. Она узнала его волосы. Дана вздохнула, но на этот раз тише. Она ждала, когда снова услышит этот звук, шум и боялась его повторения.

Внезапно она почувствовала, как огромен этот дом. Но расстояния в темноте были ненадежной защитой: самый дальний шкаф мог оказаться совсем рядом, услышь она в нем хоть шорох. Она лежала и ждала, глядя в неподвижные тени. Ее сердце уже перестало колотиться, но вдруг резкий звук повторился.

Она затаила дыхание, сердце ее вновь учащенно забилось, а руки вцепились в простыню. Она уставилась на тени в коридоре и ждала, что одна из них начнет двигаться.

Может, разбудить Луиса? Не впадай в истерику, ты можешь с этим справиться. Вероятно, это трещит старый паркет.

Дана знала, что в конце концов ей придется подняться и пойти посмотреть. Прошло несколько секунд, минута, может быть, две.

Дана откинула одеяло и тихонько встала. Она не хотела будить мужа без надобности. Она никогда не спала в ночной рубашке, но халат всегда висел на спинке стула рядом с кроватью, и она накинула его. Луис спал. Тишина.

Ковер показался ей прохладным, когда она босиком шла к двери. Дотронувшись до дверного косяка, она остановилась и прислушалась. Все было тихо. Она сделала еще шаг.

Коридор казался длинным, и в дальнем конце его было темно, хотя, чтобы увидеть, что он пуст, света было достаточно. Маленький столик рядом с лестницей, картины на стенах — все так же, как и раньше. Двери во вторую спальню и в обе комнаты для гостей тоже были открыты, как всегда.

Она взглянула на лестницу в середине коридора, которая просматривалась вся, вплоть до лестничной площадки. Дана прислушалась — все тихо. Она прислушивалась до тех пор, пока тишина не стала казаться ей абсолютной и немного пугающей.

Так оно и есть — просто звуки старого дома. Ничего угрожающего и страшного, все как обычно. Удивительно, что можно себе напридумать. Она на мгновение вспомнила сцену на пляже: как нелепо она выглядела! Луису было непросто жить с ней.

Она должна бороться с этими приступами беспричинного страха. Когда-нибудь она этого добьется: нервная система станет спокойной и ровной, как раскрытая ладонь. Может быть, это частичная лоботомия? Лоботомия. Что за странное слово?

Позади нее что-то шевельнулось.

Дана отпрыгнула назад к двери. Просто чтобы схватиться за что-нибудь прочное, надежное, хотя бы за дверной косяк. К счастью, она не закричала. Оказывается, это Луис ворочался во сне, и старая кровать с пологом заскрипела.

Дана глотнула воздух, потом еще. Все это полная ерунда, просто старый скрипучий дом. Или, может, ее разбудил сон. Луис ворочался в кровати, и этот шум был как успокаивающий голос, зовущий ее в постель. Ты удостоверилась, что никого нет, теперь ты можешь идти назад. Дана еще раз оглядела коридор, так, на всякий случай, и вернулась в спальню.

Но вместо того, чтобы лечь, она на цыпочках пошла в ванную, тихо закрыла за собой дверь и включила свет. Когда ее глаза привыкли к свету, она посмотрела в верхний угол аптечки, где стоял маленький коричневый пузырек, повернутый этикеткой к стене.

Вообще-то не было никакой необходимости прятать его: она с Луисом обсуждала, брать ли ей с собой лекарство или нет. Луис не возражал: пусть Дана принимает таблетки, если нужно. Но только если действительно нужно. Так они договорились. Дана открыла пузырек, посмотрела на белые таблетки, похожие на крошечные летающие тарелки.

Хальцион, его выбрал доктор Роум. Дана старалась припомнить, как выглядел валиум, который назначала ей Медлин Пинки от нервов после снотворного «пласидил». Не хотелось даже думать о том, как давно это было. Все началось с видения.

Тогда она жила одна и работала в рекламной фирме. В то время у нее был длительный перерыв в отношениях с архитектором Стеном Морриллом. Дана старалась не думать о том видении, оно могло снова помешать ей заснуть. Она смотрела в зеркало, пытаясь забыть его, но ее собственные черные брови напоминали ей о других бровях.

Это была окружная больница, где по всем углам стояли огромные прозрачные мешки, полные мусора. На этаже, где была палата ее матери, сидела за столом медсестра. Она показала ей Рукой, куда идти, и Дана пошла в указанном направлении. Она заметила всего одну дверь в длинном коридоре. Дверь была полуоткрыта, и Дана вошла. Кровать была скрыта занавеской, которую пришлось отодвинуть.

Под простыней лежало безжизненное тело, колени согнуты набок. Тело, казалось, сжалось, птичья грудь ввалилась, руки скрючились, как лапки замерзшей птицы. Но больше всего поразило лицо матери, это был удар в самое сердце.

Лицо было желтым, цвета старой застиранной простыни. Губы над приоткрытым ртом посинели — кричащая картина искривленного рта. Темные глаза Клодии выцвели, стали бледнее молока. Клодия отвела безжизненные глаза от Даны, но подняла их не к небесам, а направила в пустую белую стену за железной спинкой кровати.

Дана тряхнула головой и стала делать глубокие вдохи, считая их. Это был метод релаксации, о котором она, чтобы запомнить, читала в книгах гораздо чаще, чем ей хотелось. Интересно, принимала бы она снотворное, если бы не мама? Они, казалось, были неразделимы: мама и таблетки, с помощью которых она старалась победить безумие.