Осторожно, яд! - Джорджетт Хейер

– Пуллен сказал, это срочно, – не сдавалась мисс Мэтьюс.

Миссис Мэтьюс поджала губы, и ее взор сверкнул огнем, не вяжущимся с христианскими добродетелями. Однако она сдержалась и с ласковым укором в голосе вновь воззвала к родственнице:

– Не сомневаюсь, Харриет, ты хотела как лучше. Но на будущее, пожалуй, разумнее предупредить друг друга, прежде чем отдавать непродуманные распоряжения. Ты согласна?

– Не согласна! – огрызнулась Харриет и с гордым видом удалилась в гостиную, где собиралась поставить вазу с цветами.

Рэндол проводил ее взглядом и с сочувствием в голосе обратился к миссис Мэтьюс:

– Бедная моя тетушка Зои! Тяжело вам здесь приходится?

Зои тоже смотрела вслед золовке, но, услышав слова Рэндола, обернулась и, заметив циничную усмешку, без тени раздражения ответила:

– Нет, Рэндол, нисколько не тяжело. Когда доживешь до моих лет, милый мальчик, научишься не судить людей слишком строго. Я искренне привязана к Харриет, и маленькие слабости, к которым так нетерпимо относится молодежь, для меня не имеют значения. Всегда следует смотреть вглубь и проявлять снисходительность к людям, совершающим дурные поступки, неизменно памятуя, что у них на то могли иметься веские причины.

– Умолкаю-умолкаю. – Рэндол отвесил тетушке почтительный поклон.

Подойдя к основанию лестницы, Зои взяла Рэндола за руку и проникновенно произнесла:

– Рэндол, милый, постарайся быть более терпимым к людям. Осуждение мелких недостатков ближнего – непростительная ошибка. Гораздо лучше постараться понять человека и помочь.

Она слегка сжала руку племянника и стала подниматься по лестнице. Рэндол с озабоченным видом глянул на рукав и, слегка пригладив его, заявил:

– После выступления тетушки Зои все последующие события только испортят впечатление. Поеду-ка я лучше домой.

– Какая чудесная женщина твоя тетя! – с нежностью воскликнул Генри Лэптон. – Не нахожу слов, чтобы выразить свое восхищение.

– Разделяю ваш восторг, – согласился Рэндол. – Я и сам всегда высоко ценил ее таланты.

– Послушай, Рэндол, воздержись от насмешек хотя бы в адрес миссис Мэтьюс!

– Уже во второй раз за сегодняшний день меня обвиняют в намерении осмеять мою премудрую тетушку Зои, а между тем я невинен, как младенец. Наоборот, мое искреннее восхищение этой женщиной растет не по дням, а по часам.

Генри Лэптон смотрел на Рэндола с подозрением, ожидая очередного подвоха, но тот с обворожительной улыбкой направился к выходу, захватив перчатки и шляпу.

– Полагаю, вы будете присутствовать на процедуре расследования? – осведомился мистер Лэптон.

– Возможно, если не подвернется ничего более забавного, – зевнул Рэндол. – Или если расследование не назначат в недопустимо раннее время. Передайте привет и наилучшие пожелания всем драгоценным тетушкам, если их увидите. – Небрежно откланявшись, Рэндол покинул дом Мэтьюсов, а его дядя с возмущением смотрел вслед, испытывая одновременно огромное облегчение.

Вопреки ожиданиям родственников, Рэндол на процедуре коронерского расследования, назначенной на следующее утро, так и не появился. Это обстоятельство подтолкнуло всех трех тетушек к заключению обоюдовыгодного краткосрочного союза. Миссис Лэптон предположила, что племяннику стыдно смотреть ей в глаза, заметив, однако, что правила приличия в любом случае требуют его присутствия. Мисс Мэтьюс обвинила Рэндола в злонамеренном неуважении к памяти дяди, а более милосердная миссис Мэтьюс высказала опасения по поводу присущей племяннику черствости, которая, вне всякого сомнения, объясняется юным возрастом.

Остальные члены семейства, все как один, явились на коронерское расследование. Присутствовал даже Оуэн Крю, которого принудила супруга. Агнесс выглядела бодрой и веселой, но разговаривала чуть приглушенным голосом, полагая, что это вполне соответствует случаю. Она во всеуслышание рассказывала матери, как сражалась с Оуэном, вынуждая его приехать в дом Мэтьюсов. Ведь это его прямая обязанность, хотя бы для того, чтобы поддержать жену.

– Не возьму в толк, какое отношение это событие имеет к нам, – возмущался Оуэн с видом человека, которого оторвали против воли от важных дел.

– Надеюсь, ты позволишь Агнесс выразить соболезнование по поводу смерти дяди? – строгим голосом заметила миссис Лэптон.

Оуэн предпочитал не вступать в спор с тещей, а потому ответил коротко:

– Только я здесь при чем? И с какой стати должен терять целое утро? – С этими словами он сел, выбрав место как можно дальше от миссис Лэптон. Обнаружив отсутствие Рэндола, Оуэн с коротким смешком заметил: – Вот умный парень!

Супруга Оуэна тут же бодро сообщила присутствующим, что по утрам муж обычно пребывает в дурном настроении.

– Какой ужас для всех, кто знал бедного мистера Мэтьюса! – обратилась к Оуэну миссис Рамболд, кресло которой находилось рядом.

Оуэн с опаской глянул на женщину и сдержанно ответил:

– Действительно. – Будучи человеком стеснительным, Оуэн не любил, когда с ним заговаривают незнакомые люди.

– Вы меня, конечно, не помните, да? – Миссис Рамболд одарила Оуэна лучезарной улыбкой. – Моя фамилия Рамболд. Мы с мужем давнишние друзья покойного мистера Мэтьюса. Живем здесь по соседству.

Оуэн покраснел и, привстав с места, пожал даме руку.

– Да-да, разумеется! Простите, у меня плохая память на лица. Э… Вы пришли почтить память мистера Мэтьюса… Очень любезно с вашей стороны.

– Сочли своим долгом, – прошептала миссис Рамболд. – Я сама тяжело переношу подобные события, но две бедные старушки попросили Неда прийти. Нед – это мой муж. И вот мы здесь. Хотя Нед уверен, что ничего особенного не произойдет.

– Абсолютно ничего, – согласился Оуэн, не без удовольствия представив реакцию миссис Мэтьюс, случись этой леди услышать, как ее называют «бедной старушкой».

– Кроме нас пришло много людей, не принадлежащих к семье, – отметила миссис Рамболд. – Создается впечатление, что здесь собралась добрая половина Гринли-Хит. По-моему, их привело обычное любопытство. А, вот и доктор Филдинг явился! Должна заметить, не слишком-то у него удрученный вид.

– А с какой стати он должен печалиться? – не понял Оуэн.

– Ну, не знаю, – неуверенно протянула миссис Рамболд. – При осмотре он не понял, что мистера Мэтьюса отравили. Такая оплошность для врача непростительна! Правда, Нед все пытается меня убедить, что его вины здесь нет, а только я придерживаюсь иного мнения. Раз ты врач, делай свою работу как полагается. Вы согласны?

– Я вообще-то плохо разбираюсь в таких вещах, – буркнул Оуэн. Он не отличался наблюдательностью, но не рассмотреть синие ресницы миссис Рамболд и сногсшибательную широкополую шляпу, украшенную гирляндой алых роз, мог разве что слепой. Живописное зрелище повергло Оуэна в страшное смущение и вызвало опасения, что его увидят в компании дамы в столь вызывающе кричащем наряде. Он поспешил ретироваться, пробормотав в свое оправдание, что должен срочно побеседовать с тестем, и занял место рядом с мистером Лэптоном. В этот момент в зале суда появился коронер.

Людей, пришедших на коронерское следствие в надежде стать свидетелями захватывающей драмы, постигло глубокое разочарование. Из свидетелей первым вызвали Бичера, который подробно рассказал, как обнаружил труп хозяина утром пятнадцатого мая. Вопросов ему задавали мало, и вскоре Бичер уступил место доктору Филдингу.

Все присутствующие поняли, что судебное разбирательство становится интереснее, и когда Филдинг занял место свидетеля, по залу пробежал шумок. Некоторые дамы нашли доктора очень красивым, а кое-кто разделял мнение миссис Рамболд и отметил слишком уж невозмутимый вид Филдинга, о чем и сообщил соседям.

Действительно, доктор в совершенстве владел собой, давал показания уверенно, без лишних слов. На заданный вопрос он без заминки ответил, что при поверхностном осмотре не обнаружил на теле признаков, противоречащих первому диагнозу, в соответствии с которым смерть произошла по причине синкопе. В своей речи Филдинг использовал множество медицинских терминов, после чего половина присутствующих пришла к выводу, что даже врачи всего не знают. Тогда как вторая половина по-прежнему придерживалась мнения, что врачи обязаны знать абсолютно все. Отвечая на последующие вопросы, Филдинг профессионально описал болезнь сердца, от которой лечил покойного. А когда спросили, что заставило его передать дело о смерти пациента коронеру, не задумываясь, ответил:

– Недовольство одного из членов семьи поставленным мною диагнозом.

Заявление было сделано спокойным, уверенным голосом, однако по залу вновь пробежал шепоток. Публика замерла в надежде узнать шокирующие подробности семейного скандала, которые вот-вот станут всеобщим достоянием. Настала очередь миссис Лэптон давать свидетельские показания, и в зале повисла гнетущая тишина. Все с нетерпением ждали разоблачительной речи.