Дрянная девчонка - Ивах Светлана

Меня втолкнули в узкую, как пенал, комнату и закрыли решетчатую дверь. Бомжеватого вида женщина подвинулась на скамейке и постучала ладошкой рядом с собой:

– Проходи, садись!

Небрежно одетая во все грязное, она рассматривала меня, словно животное в зоопарке.

Нас в этой камере было всего двое, и места хватало. Однако я некоторое время стояла, размышляя, стоит или нет присесть и кто до этого давил своей задницей эти грязные доски. Но вал событий и стресс притупили брезгливость, и я опустилась на скамейку рядом с дверьми.

По коридору сновали люди в полицейской форме. Были среди них и женщины. Никто не смотрел в мою сторону, и это удивляло. По моему мнению, такая девушка, как я, за решеткой как минимум должна привлекать внимание.

– И что, долго теперь нас здесь держать будут? – поинтересовалась я дрожащим голосом.

Мучил вопрос, что будет дальше.

– Меня через час-другой выпустят, – сказала со знанием дела женщина. – А тебя, судя по всему, повезут в изолятор…

– Какой еще изолятор? – удивилась я, уверенная, что повезут в тюрьму. – Меня за убийство поймали…

– Не поймали, а задержали, – продолжала она наставлять с назиданием и сочувствием и вдруг перешла на шепот: – Ты вот что, девка, в отказ иди! Ничего не видела, ничего не знаю. Если свидетелями будут пугать, говори, похожих на меня много. И еще! Будут давать в руки что-то с места преступления, не бери. Пальцы оставишь – конец. Для судьи пальцы – первое дело!

– Да она сама умерла! – провыла я.

– Вот же глупая! – шлепнула себя по бедру ладошкой моя сокамерница.

Она еще что-то продолжала говорить. Иногда задавала вопросы. Я односложно отвечала или просто кивала. У самой в голове была каша. Вслед за размышлениями о неотвратимом наказании пришли другие мысли. Я вдруг испытала страх перед родителями Маринки. А что, если они потом отомстят? Вдруг решат отыграться на матери? Постепенно размышления сместились в сторону уж совсем непонятных вещей. Я вдруг вспомнила, что не одну ночь сжимала свой талисман в руке и просила Бога помочь. Почему все так вышло? А может, он не помогает, когда вершится зло? Тогда почему не сразу все произошло? Мне было позволено пожить в свое удовольствие, и в последний, самый решающий, момент вдруг рушатся все планы и ломается жизнь. Я где-то слышала, что испытания даются для очищения души. Выходит, и у меня наступил период такого очищения? Но почему из всего класса именно мне такая суровая кара? Неужели я больше всех грешила? Ну конечно! А что, ведь даже то, что осуждала мать и желала зла отцу, – это тоже грех…

«Господи! – мысленно завопила я. – О чем это я? Меня сейчас в тюрьму посадят, а я рассуждаю о грехах! Да ведь мне всего восемнадцать! Ужас!» Я хотела спросить у сокамерницы, сколько дают за убийство, но она дремала, уронив голову на грудь. Тогда я стала вспоминать случаи из жизни. Вот был серийный убийца в Москве. Наташка рассказывала. Он, кажется, сорок человек убил. Ему дали пожизненный срок. Но я не убийца! Я просто неаккуратно водила машину, и в результате этого Маринка разбилась. Будь она опытнее, может быть, так и не вышло. Значит, виноват еще и мажор. Зачем передавал ей управление? Стоп! Если так рассуждать, то и Лешка-Контекст тоже должен свое получить. А что? Он просто был обязан отговорить меня ехать, но доверил управление автомобилем человеку без прав. Куда смотрел? Захотел попользоваться мною и расщедрился. Поделом ему… А что поделом-то, если только меня одну арестовали? Нет, по телевизору показывали, как какая-то женщина, дочка депутата, сбила на машине сразу двоих, и ей ничего не было. Но там случайно! А я специально, выходит, убивала! Это, наверное, совсем другая статья. Козел все-таки Лешка. Я буду самые лучшие годы свои сидеть в тюрьме, есть макароны и носить страшную черную одежду, а он женится, родит детей…

По щекам катились слезы, и я то и дело смахивала их.

– Никитина! – окликнул кто-то.

Я подняла голову. Из-за решетки меня разглядывал какой-то молодой мужчина в кожаной куртке. Тонкий голубой свитер облегал крепкую грудь. В другой раз я бы наверняка предалась фантазиям, а сейчас… Не комильфо.

– Что? – спросила я.

Мужчина улыбнулся и, посмотрев на возникшего рядом сержанта, попросил:

– Открой, пожалуйста!

Сержант погремел ключами, звякнул задвижкой и отошел.

– Ты в той же одежде, что и у гражданки Сальниковой была? – спросил он.

– У какой Сальниковой? – не поняла я сразу, о чем речь.

– Так, – протянул он и подошел ближе.

– В чем дело? – Я напряглась.

– Хорошо! – пробормотал он, разглядывая рукава куртки и неожиданно приказал: – А ну, снимай!

Я растерялась.

– Зачем?

– Это уже вещественное доказательство…

– Почему? – недоумевала я и потянула за язычок замка «молнии».

В коридоре я увидела еще двух полицейских, вооруженных автоматами, и сразу поняла, что они повезут меня. На душе стало так тоскливо, что я завыла…

Глава 26

Злой рок

Я впервые в жизни испытала на себе, что такое идти в наручниках. Мало того что неудобно, так еще и стыдно. Кажется, внимание всех, кто находится поблизости, приковано к тебе. Оттого шаг неуверенный, голова в плечи и взгляд под ноги. Остальной мир на расстоянии вытянутой руки для меня отсутствовал. Из него лишь доносились отдельные голоса, гул машин, хлопки дверей…

Меня перевезли в другое здание в другой части Москвы. Вообще, насколько я могла ориентироваться, оно было примерно в том же районе, где мы с Наташкой и жили. Я ничему не удивлялась, ничего не боялась и не пыталась осмыслить происходящее. Мне стало все равно…

В сопровождении сержанта с автоматом я поднялась вслед за полицейским в свитере на второй этаж, прошла по коридору и остановилась у дверей, за которыми и скрылся оперативник. Через минуту я сидела напротив следователя, от которого меня отделял стол. Ничего лишнего. Голые стены, одна из которых сделана из черного стекла, прикрученный к полу табурет… Я поняла, что это комната для допросов. Еще я догадалась, что за одной из стен могут сидеть люди и наблюдать за нами, как в американском кино…

– Я – дежурный следователь Максимович Олег Константинович, капитан полиции, – представился круглолицый мужчина в очках. – Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Сальниковой Натальи Константиновны…

По мере того как смысл сказанного доходил до меня, вся окружающая обстановка стала погружаться в какой-то туман из писклявого звука.

– Миленькие, родненькие! – Я привстала, но тут же плюхнулась обратно на табурет. – Значит, я не убила Маринку?

– Вы еще кого-то убили? – оживился Максимович.

– Нет, только Маринку… Вернее, вы только что сказали, что я ее не убила, – лопотала я заплетающимся языком. – Нет, не сказали, что именно ее, но никакой другой Сальниковой…

– Стоп! – одернул меня следователь.

Я замолчала. Надо сказать, далось мне это с трудом. Эмоции бурлили и переполняли меня. Хотелось закричать: «Маринка, я тебя люблю!» Но я сидела и пыталась понять, отчего тогда так пристально смотрит на меня следователь.

– Что? – спросила я.

– Фамилия, имя, отчество? – перечислил он порядок того, как мне следует назвать свои данные.

– Но вы же сами знаете, что моя фамилия Никитина, а зовут Марта! – напомнила я.

– Знаю, – подтвердил он и объяснил: – Это необходимая процедура для оформления протокола вашего допроса.

– Разве вы меня не отпускаете?

– Еще раз повторяю, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Сальниковой Натальи, – проговорил он, словно робот.

– Наташки, что ли? – прыснула я со смеху.

– Как вас зовут? – устало спросил Максимович.

– Никитина Марта Александровна.

– Год и месяц рождения?

Я назвала, ломая голову, что все это значит.

– В каких отношениях вы состояли с потерпевшей?

– Какая она потерпевшая? – возмутилась я. – Сама упала.

– Вы подтверждаете, что в ходе ссоры нанесли гражданке Сальниковой три удара утюгом по голове?