Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Религия и духовность » Религия » Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский

Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский

Читать онлайн Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 50
Перейти на страницу:

Не могу считать, что я дал разъяснения, просто написал, что думал — и радуюсь, что уложился в срок.

15.12.74

(Копия этого письма была переслана о. Сергием К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму.)

С. А. Желудков

Письмо корреспонденту Д. (от 22.12.1974)

Дорогой Д.! Сердечно благодарю Вас, Вы моментально мне ответили, и даже успели высказаться вне рамок поставленных вопросов. Благодарю Вас и за это — но только тут я должен, во избежание недоразумений, сделать некоторые свои замечания.

1. Самое главное: никак не могу согласиться с допущением возможной аморальности Христианства веры. Не говоря худого слова, это будет просто псевдохристианство. «Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. Ибо в этом закон и пророки» (по Матфею, гл. 7). Мне представляется, что это и есть евангельская мораль, которая может быть положена в основу всякого, как прекрасно выразился Кронид Аркадьевич, «морального экуменизма». И мне представляется, что достойнейшая Римская церковь не откажется от христианского призвания осмыслить, освятить и тем самым возглавить таинственное этическое единство всех людей доброй воли.

2. Пессимизм относительно плодотворности разумной дискуссии о религии подпадает под анафему Первого Ватиканского собора. Не помню текст, но за верность передачи смысла ручаюсь: анафема всякому, кто будет утверждать, что истину бытия Божия нельзя удостоверить силами естественного человеческого разумения. В нашем привычном унижении разума — не унижается ли достоинство человека? И не слишком ли уж мы прибедняемся в робости нашей веры? Сегодня все уже привыкли думать, что религия — это сфера только эмоций и интуиции, а вот атеизм — другое дело: да здравствует разум, да скроется тьма. Но ведь нет же — совсем нет! Дайте свет, полный свет разума на атеизм — и откроется пустота, тьма кромешная. Говорю о настоящем атеизме — не об идолопоклонстве. Атеизм невозможно помыслить, в атеизме нельзя жить, — сам атеизм есть аргумент «от противного». Достаточно ли продумано это? И достаточно ли продуман неуловимо тонкий «онтологический» аргумент святого Ансельма? Да, конечно — Христианство веры сверхразумно; но ведь оно истинно — и нельзя ли к нему подойти, вплотную приблизиться, прикоснуться в свободном, мужественном размышлении?

Эти вопросы выходят за тему реферата. Возможно, мы откроем по ним отдельную дискуссию, — и тогда позвольте надеяться на Ваше участие.

3. Выступление Кронида Аркадьевича на тему об отречении апостола Петра было отречением от хорошего вкуса. Пусть ему Бог простит, а мы давайте считать этот эпизод яко не бывшим.

22.12.74

(Копия этого письма была переслана о. Сергием К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму.)

Г. С. Подъяпольский

Письмо К. А. Любарскому (от 09.12.1974)

Кронид, милый! Пишу тебе под впечатлением твоей дискуссии с ревнителями нашей апостольской христианской веры. К сожалению, выразить могу только именно впечатление, так как не имею под рукой текстов, да и не сподобил меня Бог премудрости богословских вопросов. Впечатление же, можно сказать, гнетущее — не от тебя, конечно, а от них, — ну их там много, и люди разные, и сила гнетущести разная — и всё же гнетущее — у всех, даже самых лучших…

Ибо хочешь — не хочешь, а явствует: несть веры без догмата. А догмат — страшная вещь. Гнетущая вещь. И не так уж важно, что говорят, а в первую очередь — как. А «как» — вот какое: для самого лучшего догмат — вершина, пуп истины, всё остальное же… ну, всё остальное по-разному, но вот самое лучшее самого лучшего: ты, мальчик, более христианин, чем многие, полагающие себя христианами! Высокий дух, высокий дух! Тебе бы ещё только уверовать во Святую Троицу и непорочное зачатие — и, может быть, наравне с отцами церкви станешь. Да ты и вообще уже христианин, только сам по недомыслию не понимаешь этого. Но ведь даже тут, у лучшего-то: у тебя недомыслие, а у него, только у него, верующего, домыслие. И — никакого сомнения, цента сомнения, возможности сомнения, что именно так, а не иначе — нет, и быть не может.

И — занятная черта: прямого, ясно выраженного у тебя отвращения к догматике — ну просто-таки не замечает: по хорошести своей не замечает, потому что не вмещается, что такой хороший человек, как ты, может не принимать догматики: раз хороший и не верит — так только по недоразумению, потому что не додумал маленько. Ну, ладно, не додумал, пусть, пусть, а мы все-таки, с нашей высоты, считаем его нашим, мы поспешили сами воздать ему эту честь — ибо, в конечном счёте, честь — только это, и раз достоин чести — значит христианин, скрытый христианин, если сам себя явно не признаёт. А исходная же точка всё же такая: честь только в этом, а иной чести не бывает.

Но вот вступают другие, не столь хорошие, и стало быть не такие добрые, и, стало быть, более проницательные, и заявляют: позвольте, да какой же он христанин? Почитайте повнимательней: не во Христе, а в тщете, в грешной памяти людской мыслит он своё спасение. А это уже с нашей высшей христианской точки зрения ни в какие ворота не влазит. И — свысока, хлопая по плечу: не дорос ещё.

Как всё это нам знакомо по предисловиям к книгам: тут в нём (Гёте, Канте, Эйштейне, ком угодно) проявляется (мелко-) буржуазная ограниченность… прекрасно видная автору предисловия — имя его, простите, не упомню, ибо нечего же помнить — с его, видимо, классовой неограниченностью. Впрочем, что уж там авторы предисловий, а мы сами не грешны ли тем же? Разве словечко «ограниченный» не из нашего общего репертуара? Разве, выдвигая, как упрек, чью-то ограниченность, мы сами не презумпируем тем самым, пусть бессознательно (тем хуже!) coбственную неограниченность? Разве не бросаемся определениями типа: «а пороха он не выдумает» (как будто мы — выдумали). Или «не гигант мысли» (мы, стало быть, гиганты). Что это — русский национальный характер? Или — мещанская стихия, стало быть, всемирная, ибо мещанство — всемирно?

Но — защищая нас — у нас это так, привыкли, ну, считаем себя умнее других, так ведь быть умнее или глупее кого-то, тут, скажем, 50 % вероятности попасть в точку — процент-таки порядочный. Но ведь это — просто в силу естественного самомнения, а не опираясь вдобавок на догмат — и в этом мы можем-таки отмежеваться от господ христиан (вместе с авторами предисловий). Можем, потому что при всём своём личном самомнении, вполне допускаем, что чего-то не знаем. А они — знают!!!

И отсюда разговор глухих, впечатление о невозможности дискуссии. Какая это дискуссия, когда, с одной стороны — мысли, а с другой — их догматически-богословская квалификация. С одной, — доводы, с другой — параграфы. На что это походит? Ну, сам посуди, на что это походит?…

И назревает вопрос: а может ли догматик мыслить? Не есть ли мышление догматика — подделка под мышление? Не есть ли неизбежное в догматике: «верю, и хоть кол на голове теши» — нечто, по самой сути своей отрицающее мышление? (Ведь для догматика способность мыслить — всегда второстепенна). Зачем ты приводишь тот или иной довод? Чтобы оценить, что из него получится. Зачем приводит довод догматик? Чтобы получить из него то, что он знает и без всяких доводов. Не играете ли вы в полностью различные игры, предполагая, что играете в одну и ту же (дискуссию).

Заметь ещё одну вещь: говоря с христианами, (не знаю, как ты), я всегда чувствую себя как-то скованно, боюсь задеть, оскорбить их самые сокровенные чувства. Взаимно ли это? Боятся ли и они тоже оскорбить чувства неверующего? Нет. Спорю, что нет. Почему? Какова подоплёка такого неравноправия? Предлагаю 4 разумных ответа на этот вопрос. Который из них тебе кажется наиболее правдоподобным? Может быть, есть какие-нибудь ещё?

1. Так как у нас нету никакой веры, в нас нечего оскорблять.

2. Обладание истиной, даваемое верой в догмате, столь велико, что вообще можно плевать на каких-то там неверующих с их порочными чувствами (их и в застенки инквизиции, и сжигать на кострах, как известно, тоже можно).

3. А мы с тобой в глубине души не относимся ли втайне ко всем этим верующим, как к детям, которых так легко обидеть? (А что дети, пока нет в их руках власти, могут обидеть взрослых, как-то смешно подумать).

4. А не цепляемся ли мы сами (ну, скажем, чтоб не чувствовать себя чересчур одиноким в этом грустном мире) за иллюзию, что верующие мыслят, а не подделываются? Не боимся ли мы просто вывести их на чистую воду их догматов, чтобы не увидеть их голенькими, какие они есть?

Ты скажешь, что я резок и несправедлив… Допускаю, что не всякий верующий во Христа и Святую Троицу станет подгребать угольки под костер неверующего. (Ох, боюсь, иные из твоих дискутантов станут, дай им только развернуться). В конце концов, повторяю, я говорю только о впечатлении, а впечатление… Догмат превыше мысли — это что, по-людски? Оценки человеческой мысли по принципу «за» и «против» — по-людски? Ось всего: «Христос спас мир», а всё остальное — мелочи супротив этого — по-людски ли?

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 50
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский торрент бесплатно.
Комментарии