Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев

В 1730 году дом князя Алексея Михайловича Черкасского на Никольской стал главным центром государственных политических событий, где решалась судьба будущего государственного устройства России.

В 1730 году умер малолетний царь Петр II, вельможи, входившие в Верховный совет — Долгорукие, Голицыны, Остерман и Головин — призвали на царство дочь царя Ивана — Анну Иоанновну, но ограничили ее жесткими условиями, то есть самодержавная монархия должна была стать конституционной. Но в Москве еще живы были воспоминания о Семибоярщине — правлении бояр в Смутные времена. Их правление принесло России много бед, и о нем осталась пословица «У семи нянек дитя без глазу». Поэтому, как только стало известно об условиях «верховников», благодаря которым фактическими правителями становились они сами, среди дворянства возник заговор против них. Во главе заговора встали соратники Петра I — Феофан Прокопович, князь Черкасский, Василий Татищев, граф Матвеев, Мусин-Пушкин, Федор Апраксин. В заговоре участвовал и Антиох Кантемир, причем его роль была одной из главных: он составлял челобитную, на основании которой Анна Иоанновна должна была порвать договор с «верховниками» и принять власть самодержавную. Совещания заговорщиков проходили у Черкасского на Никольской. Заговор удался, страна была избавлена — то ли от боярской олигархии, то ли от конституционной монархии. Правда, царствование Анны Иоанновны не принесло добра, но, к сожалению, не всегда, избавляясь от явной беды, можно предвидеть скрытую. Заговорщики получили награды, однако Кантемир — к тому времени уже автор сатир на невежд, на «дворян злонравных», на чиновников-взяточников, мотов, пустых щеголей и щеголих — в общем, персонажей, в которых узнавали себя те, кто входил во власть при новом царствовании, — пришелся явно не ко двору и получил награду, благодаря которой они от него просто избавлялись: его отправили полномочным послом в Англию.

С отъездом Кантемира за границу для него разрешилась еще одна проблема — проблема личного плана. Князь Черкасский прочил отдать за него свою дочь Варвару, однако Кантемир не был склонен жениться на ней. Княжна Варвара Черкасская отличалась веселым и легким характером, с юных лет она участвовала в развлечениях при дворе, танцевала на ассамблеях, скакала верхом, играла в домашних спектаклях — одним словом, была в полной мере девушкой галантной и кокетливой, полным воплощением петровского ассамблейного просвещения. Кантемир изобразил ее в одной из своих сатир:

Сильвия круглую грудь редко покрывает,Смешком сладким всякому льстит, очком мигает,Белится, румянится, мушек с двадцать носит;Сильвия легко дает, кто чего ни просит,Бояся досадного в отказе ответа…

Впрочем, стихи эти были написаны десять лет спустя после того, как они расстались.

Княжна Варвара Черкасская вышла замуж за сына отцовского друга Петра Борисовича Шереметева, такого же, как и она, любителя светских развлечений и театра.

В их доме на Никольской улице, называвшемся Китайским, так как он находился в Китай-городе, бывшей усадьбе Черкасских (нынешнее домовладение № 10, дом не сохранился) был устроен театр. Труппа из крепостных актеров разыгрывала сложные пьесы, иногда устраивались любительские спектакли, в которых участвовали «знатные персоны», был также крепостной оркестр. В числе крепостных Шереметева и Черкасского было немало талантливых людей: художник И. П. Аргунов, написавший портреты А. М. Черкасского и В. А. Шереметевой, композитор С. А. Дегтярев, писатель и переводчик В. Г. Вороблевский и другие.

Сын П. Б. Шереметева и Варвары Алексеевны Николай Петрович, получивший великолепное образование в России и за границей, унаследовал их любовь к театру и музыке, но у него она превратилась в страсть. Его театр на Никольской, в котором играли крепостные, считался лучшим в Москве. На его сцене впервые сыграла свою знаменитую роль Элианы в героической опере А. Гретри «Браки самнитян» легендарная Параша Жемчугова, именно в этой роли она обратила на себя внимание графа Н. П. Шереметева.

Но два десятилетия спустя и Шереметевы уезжают с Никольской, сдавая (но не продавая) участок арендаторам, и он превращается в типичное подворье. В 1860-е годы строится по красной линии улицы гостиница, возводятся большие доходные здания с помещениями под магазины и конторы. После революции их занимают многочисленные учреждения, в том числе издательства, гостиница оборудуется под швейную фабрику «Красная швея».

В 2001 году начинается реконструкция Шереметевского подворья под современный торговый центр, который был открыт в 2007 году.

У Никольских ворот

Гостиница «Славянский базар». Открытка начала ХХ в.

Возле Историко-архивного института, бывшей Синодальной типографии, Никольская делает легкий, чуть заметный изгиб влево. Им намечается как бы граница двух частей улицы; одна — до Синодальной типографии — тяготеет к Красной площади, другая — за ней — к Никольским воротам Китай-города. Эти граница и зоны притяжения ощутимы и сейчас, хотя Никольские ворота давно снесены.

Первое здание, находящееся в зоне притяжения Никольских ворот — по современной нумерации дом 17, — ресторан «Славянский базар», один из самых известных московских ресторанов.

Здание «Славянского базара» свой современный облик приобрело в начале 1870-х годов. Это домовладение принадлежало Синодальной типографии, которая в XVIII веке выстроила на нем здание с флигелями, которое в начале XIX века было приспособлено под торговые помещения, в одном из помещений торговали издаваемыми типографией книгами, остальные сдавались в аренду. Здание, выходившее на Никольскую улицу, и его дворовые флигеля к середине XIX века заняли многочисленные и разнообразные лавки, поэтому это место москвичи называли базаром.

В 1860-е годы «базар» арендовал крупный промышленник и предприниматель А. А. Пороховщиков. На месте лавок он решил построить фешенебельную гостиницу с рестораном.

Прекрасно понимая необходимость сохранения в торговом деле традиционного названия, известного публике, и в то же время желая заявить об образовании и расширении дела, Пороховщиков дает гостинице удовлетворяющее обоим этим требованиям название: «Славянский базар».

Пороховщиков по своим убеждениям был славянофилом, и поэтому внутренние помещения гостиницы он решил оформить так, чтобы они соответствовали названию. Кроме собственно номеров, в комплекс гостиницы входили ресторан и концертный зал, который Пороховщиков именовал «Беседой» или «Русской палатой».

Само здание под гостиницу перестраивали, вернее, строили почти заново «в современном вкусе» архитекторы Р. А. Гедике и А. Е. Вебер. Концертный зал декорировали известные архитекторы А. Л. Гун и П. И. Кудрявцев, работавшие во входящем в моду русском стиле. (А. Л. Гуном построен сохранившийся до нашего времени особняк А. А. Пороховщикова в Староконюшенном переулке — деревянный дом в русском стиле.) Колонны, мебель, рамы портретов русских деятелей культуры разных веков, развешанные по стенам зала, были украшены резьбой по мотивам русского национального орнамента.

Пороховщикову пришла идея изобразить на панно композиторов славянских стран. Он обратился к модному тогда художнику Константину Маковскому, тот запросил за четырехметровое полотно двадцать пять тысяч рублей. Пороховщиков располагал лишь полутора тысячами. За эту цену согласился написать панно только что окончивший Академию художеств И. Е. Репин. В своих воспоминаниях он пишет, что ему «назначенная за картину цена представлялась огромной» и, сознавался он, «я только из приличия умалчивал о своей радости от этого богатого заказа».

По просьбе Пороховщикова список композиторов, которых следовало изобразить на панно, составил директор Московской консерватории Н. Г. Рубинштейн. В этот список он включил русских композиторов: основоположника новой русской музыки М. И. Глинку, духовных композиторов XVIII века Д. С. Бортнянского и П. И. Турчанинова, композиторов начала XIX века и своих современников Н. А. Львова, А. Н. Верстовского, А. Е. Варламова, В. Ф. Одоевского, А. С. Даргомыжского, М. А. Балакирева, Н. А. Римского-Корсакова, А. Н. Серова, А. Г. и Н. Г. Рубинштейнов, польских композиторов — Шопена, Монюшку, Липинского, чешских — Сметану, Направника, Бенду Гораха…

В. В. Стасов, с которым Репин советовался при работе над «Славянскими композиторами», заметил, что в картину необходимо включить еще А. П. Бородина и М. П. Мусоргского. Репин был с ним согласен и попросил Пороховщикова пополнить список этими именами.

— Вот еще! — вспылил Пороховщиков. — Вы всякий мусор будете сметать в эту картину! Мой список имен музыкантов выработан самим Николаем Рубинштейном, и я не смею ни прибавить, ни убавить ни одного имени из списка, данного вам… Одно мне досадно, что он не вписал сюда Чайковского… Тут что-то есть. Но что делать?