Пламя возмездия - Биверли Бирн

– Да, сеньор, – улыбаясь, согласился он. – Она уже встала, это уж точно. – Ножницами он показал на дом, стоявший в конце улицы. – Вон там, сеньор, последний дом направо, – со смехом объяснил он ему. И смеялся Майклу вслед.

Это был довольно большой особняк, оштукатуренный, как и все дома здесь. Витую чугунную ограду увивал плющ. Майкл поднялся по лестнице в три ступеньки и, подойдя к двери, постучал висячим молотком.

Дверь открылась моментально – на него смотрела огромная негритянка в наброшенном на плечи платке в горошек и широченном фартуке.

– Мы не пустим никого до темного времени, – объявила она, прежде чем Майкл успел открыть рот.

Толстячка говорила с ужасным акцентом.

– Мне хотелось бы увидеть донью Нурью. Пожалуйста, передайте ей, что пришел Майкл Кэррен.

– Никаких гостей до вечера, – повторила женщина. – Мисс Доньи нет дома.

Майкл попытался заглянуть ей через плечо, но ничего, кроме полутемного коридора, не увидел. – Когда она должна быть?

– К нам все приходят, когда темное время, – эти слова она уже почти кричала, как будто он был глухим, и стала закрывать дверь.

– Минутку, – Майкл удерживал дверь ручищей.

– Вот что, сеньор иностранец, слушай, что я тебе скажу. Я сейчас позвать своих ребят, и они тебе будут показать, куда идти. Не надо лезть. Это нехорошо.

От злости Майкл готов был заехать ей как следует, но это все равно бы ничего не дало.

– Я приду вечером, – сказал он и стал уходить.

– Конечно, в темное время нужно приходить. Когда солнце уйдет и будет темно.

Он с раздражением рванул узел, отвязывая лошадь, потом вскочил на нее и поехал по Калле Крус. В его голове странным образом ассоциировалось все сказанное Нурьей Санчес в банке и услышанное им сейчас от садовника и теперь вот от этой… привратницы. Господи Иисусе! Так это же бордель! Как он раньше не догадался? И эта монахиня вне стен обители не была обычной проституткой – она была хозяйкой этого веселого домика. Он остановил лошадь, и некоторое время сидел, осмысляя весь этот ребус, эту чудовищную абракадабру. Потом вздохнул и, слегка пришпорив лошадь, поехал по этой улице из города.

Поездка верхом на лошади заняла гораздо меньше времени, чем его прошлая вылазка на своих двоих. Через три четверти часа он уже подъезжал к обители Лас Ньевес. Дорога, петлявшая по холмам, была каменистой, неровной, но лошадь Майкла легко справлялась с расстоянием. Неспешным галопом он выехал из-за поворота и вдруг увидел карету, двигавшуюся навстречу.

– Тише, тише, милая! – ласково успокоил он лошадь, дернувшуюся под ним. Натянув поводья, Майкл поехал тише, потом остановился.

На этой узкой дороге, скорее напоминавшей тропинку, они не смогли бы разминуться и Майкл, спустившись вниз с обочины, встал в тени раскидистой пинии. Возница ехавшего экипажа кивнул ему в знак приветствия и бросил на ходу несколько слов, Майкл не разобрал, что тот хотел сказать. Когда карета поравнялась с ним, Майкл заинтересовался, что за пассажир ехал в ней, через плотно зашторенное окно разглядеть кого-либо ему не удалось. Он смотрел на эту карету во все глаза, ожидая, что карета на какой-нибудь кочке подпрыгнет, и занавески раздернутся, но этого не произошло. Заглядевшись на окно, Майкл чуть было не упустил герб, изображенный на дверце кареты, представлявший два скрещенных ключа и пастуший посох. Ему уже приходилось видеть этот герб во время его первых прогулок по Сан-Хуану. Он висел над входом в резиденцию епископа. Майкл дождался, пока карета скроется за поворотом, потом пришпорил коня и поехал к Лас Ньевес.

Минут через двадцать он был у ворот. Все здесь выглядело в точности так же, как и во время его первого визита сюда: покой и безмолвие. Ворота во внешний мир были на запоре. Майкл взглянул на колокольчик, висевший рядом, хотел было позвонить, но раздумал и поехал вдоль стены, и вскоре оказался перед той самой дверью, из которой он вышел от сестры Магдалины. Она тоже была заперта.

Хотя стены обители были достаточно высокими, для него они не были преградой. Майкл, приподнявшись на стременах, ухватился за нависавшую над ним толстую ветку дерева и через секунду был уже на стене и смотрел на запущенный внутренний дворик. Из его уст вырвалось тихое проклятие – маленькая дверь в белой стене патио была подперта тяжелым бревном.

Эти препятствия были легко преодолимы, но это потребовало бы времени, а в случае, если бы он оказался замечен, это бы вызвало скандал. А скандал был ему совершенно ни к чему. Майкл снова опустился в седло и подъехал к главному входу монастыря. Спешившись, он дернул за шнурок звонка.

На этот раз ждать ему не пришлось. Дверь отперли сразу, будто наблюдали за его пассами. Сегодня ему вообще везло в этом смысле.

– Да? – спросил его женский голос.

Это не была сестра Палома. Монахиня, которая отперла ворота, была раза в два больше маленькой голубки Паломы, полнее, и лицо ее показалось Майклу глуповатым.

– Я желаю переговорить с сестрой Магдалиной, с отшельницей, – принялся объяснять Майкл цель своего приезда.

– Святая сестра не принимает никого. – С этими словами монахиня стала закрывать ворота.

– Обождите, со мной она обязательно встретится, я знаю, она примет меня. Дело в том, что она знает, кто я. Мое имя Майкл Кэррен.

– Она пребывает нынче в полном уединении и молчании и не может ни с кем встречаться. Таково распоряжение епископа. Уходите, пожалуйста.

– А где сестра Палома? Если я не могу поговорить с сестрой Магдалиной, то мне необходимо встретиться хотя бы с ней.

– Сестры Паломы здесь нет.

Он мысленно перебирал все варианты просьб, которые не дали бы ей возможности отправить его несолоно хлебавши. Ведь не зря же он шестнадцать лет прожил в католической Ирландии. Майкл имел представление о внутренней субординации монастырей.

– Я желаю поговорить с матерью-настоятельницей, – выпалил он, когда она уже почти закрыла ворота.

– Вы должны уехать, сеньор. Нам предписано оставаться в уединении. Его Преосвященство так распорядился.

Ворота закрылись с глухим звуком безнадежности. На этот раз обитель Лас Ньевес не могла предложить ему ни воды, ни молитвы за его душу.

Было уже начало одиннадцатого, когда Майкл вернулся к дому на Калле Крус. Рослая негритянка вышла ему открывать. Фартука на ней теперь не было, вместо него висело нечто, по виду напоминавшее детский передничек в красные и белые цветики, а огромная грудь была унизана ожерельями из разноцветных бисерин. Теперь его одарили широчайшей из улыбок.

– Вот ты и пришел, как я говорила. Это будет очень хорошо. Ты точно будешь иметь здесь хорошее время и так долго, как будет еще темное время.

– Я хочу видеть донью Нурью.

Негритянка, откинув голову, расхохоталась.

– Мисс Донья это только та одна вещь, которую ты трогать не сможешь, ирландец. Но ты иди и посмотри и не жалей ни о чем.

Майкл последовал за ней мимо множества дверей:

– Откуда тебе известно, что я ирландец?

– Ассунта всех знает в Сан-Хуане, все знает, что хочет знать. И знает, кто есть этот рыжий большой мужчина.

– Твое имя Ассунта?

– Конечно, мое имя. Потому как у меня много было имя. Но это самое сильное. Но это неважно, это все равно тебе. Входи, я принесу тебе много хороших штучек, они все твои заботы прочь уберут.

Она открыла одну из нескольких дверей, и взору Майкла предстал салон или скорее гостиная, уставленная канапе из темного дерева, обитая ярко-розовым плюшем и бархатом с бахромой, многочисленными стульями и стульчиками в атласных чехлах и маленькие круглые столики, покрытые шелковыми скатертями. Стены были увешаны безвкусными репродукциями в багетовых позолоченных рамках, и все до единого горизонтальные поверхности, имевшиеся здесь, были уставлены фарфоровыми безделушками. Видимо, примерно так же выглядели бордели в Дублине или Лондоне. Этот интерьер был универсальным для борделей всего мира.

– Авдий! Авдий! Приходи сюда немедленно! – громко позвала эта гигантша на своем певучем диалекте. – Принеси дорогому ирландцу пуншика.

Совсем молодой человек, даже мальчик, такой же черный, как и она, поспешил к нему с подносом. Майкл поблагодарил и взял бокал пунша. Ромовый пунш был приятным на вкус, к тому лее надо было как-то скоротать время до появления Нурьи Санчес. Майклу показалось, что в этом заведении никого из женщин кроме Ассунты не было.

– А где женщины? – поинтересовался Майкл.

– Куда ты так спешишь? Леди сразу же будут приходить. Сейчас сядь, чувствуй как дома, – она предложила ему стул и он уселся.

– Я вообще-то не для забавы сюда пришел. Мне нужно увидеться с Доньей Нурьей.

Негритянка вскинула голову.

– Что тебе нужно от мисс Доньи?

– Поговорить с ней. Она знает о чем.

– Если она знает, то говорит Ассунте. А она не говорит.

– Передай ей, что я здесь. Пожалуйста, – Майкл кивком подозвал ее и сунул ей в ладонь толстенькую пачечку песет.