Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров

– Экий ты хват, как я погляжу! – хрипло засмеялся главарь. – Вломились! Нас в обитель не звали, а нахрапом бы вряд ли все гладко прошло – с кем ломиться-то? Да, людей у нас больше, но что это за люди? Воинов и трех дюжин не наберется, остальные все, как у вас говорят, шильники да шпыни. Одно дело кистеньком за углом помахивать и совсем другое – на стены – даже на такие хлипкие – под стрелами лезть. Тать, убивец – не воин, так что мне, Епифане, поверь – все к лучшему делается. Ты, кстати, кого-нибудь лодки нанять послал?

– Послал, господине. К завтрему, я чаю, будут лодки.

Разогнав дождевые тучи, разливался, плыл над городом колокольный звон. Басовитой струной гудели колокола Святой Софии, чуть ниже тоном вторили им колокольни Неревского конца, не отставали и на Людином, а с того берега нетерпеливо откликались с каменного храма Иоанна на Опорках, с белой церкви Бориса и Глеба, с изысканно одиноко красивой, камерной – Федора Стратилата, с других – по всей Торговой стороне, где колокола – ничуть не хуже, чем на Софийской!

Под колокольный звон с головного струга сошел на пристань сам великий князь – в алом плаще, в золоченой миланской кирасе, при палаше, в серебристом, с развевающимися перьями, шлеме.

– Князь, князь вернулся! – перешептывался, ликовал народ.

– Слава те, Господи!

– Теперь уж у нас все будет мирно!

– Ужо приструнит бояр, а то совсем распоясались, кровопивцы…

– Чернь, чернь накажет… Хватит уже чужие хоромы жечь!

– Князь, князь великий вернулся! Слава те, Господи, слава. Святая София!

Сойдя на берег, к детинцу, князь обнялся, облобызался со встречающими его «лучшими» и сановитыми людьми – архиепископом Симеоном, с тысяцким, с посадниками – Федором Тимофеевичем, Семеном Васильевичем, Алексеем Игнатьевичем да прочими.

Радовались посадники:

– А у нас тут, княже, разор едва не стал! Мужики худые поднялись, чернь гнилозубая.

– Да не токмо одни мужики, хуже дело – Торговая сторона на Софийскую встала, едва утихомирили всех.

– Да и посейчас еще кое-где пылает…

– Да, – покачал головою Егор. – Знал бы – раньше вернулся. Эх, когда еще мечтал световой телеграф поставить! Ладно, займусь… Жена моя где, что-то не вижу?

– Супруге твоей, дражайшей княгинюшке, в монастыре покуда сидеть прошено. Покуда ты не придешь.

Вожников усмехнулся:

– Ну, вот, пришел. Сейчас чуть отдохну, да за супругой своей, за чадами, самолично отправлюсь. Обитель-то не так далеко, полагаю.

– Да уж не шибко далече.

– Ну, вот и славно. А уж потом – как семью привезу – за пир, делами же завтра займемся. Уж не думайте, учиним сыск!

– На то, государь, и надеемся, на то и уповаем. Сирых нас рассуди, разберись во всем, накажи, кого надо!

– Разберусь, разберусь, не сомневайтесь, – ухмыльнулся в усы князь. – Это ж моя работа вообще-то!

К обители Егор с дружиной подъехал лишь к вечеру: покуда собрались, покуда проводника надежного нашли… да потом три часа по болотам плутали, не такой уж и надежный оказался проводник, насилу к монастырю вышли.

– Уехала, ехала, вчера еще, – обсказала все настоятельница. – И со чады, и с домочадцы. Как от тебя, великий государь, письмо получила – так и снялася. Ты ж сам людей за нею прислал.

– Людей?! Письмо?! Да что ты такое несешь-то?!

До знаменитых волховских порогов – до волока – оставалось не так и много, наверное, полдня пути, а то и того меньше. Княгиня хорошо знала это, впрочем, виду не показывала. А, дабы отвлечь внимание врагов, как бы невзначай поинтересовалась, почему, мол, в Ладогу идем, а не в Волхов? Ответ последовал незамедлительно: в Новгороде-то мятеж, а в Ладоге – спокойно, там и подождать можно, покуда утихомирит князь великий бунтовщиков. В монастыре-то опасно – слишком уж от мятежников близко, вот венценосный супруг и беспокоится, воинов, вон, послал.

Ну, что-то типа этого Еленка и ждала, головой кивнула – да на корму, к детям. Там, в каюте – каморке кормщика они и расположились, а воины вокруг – чужие, из своих – только трое во главе с десятником. Остальные в других лодейках да челноках, коих не так уж и много наняли. Все, что были – пару насадов купеческих конфисковали, да с перевоза лодки, даже рыбацкими челнами не побрезговали. Во-он, видно дружинников своих – плывут рядом, в челне, гребут, сердечные, стараются от ладей не отстать – а те паруса подняли, ветерок-то поднялся попутный.

Широка река Волхов, от одного берега до другого, почитай, полтысячи локтей, а то и того более, не каждый пловец переплыть осмелится. Течение вроде б и незаметно, а как налетит ветер – так ходуном ходят волнищи, коль повернешься бортом – так запросто перевернут ладейку.

Берега вокруг тянулись пустынные, лесом хвойным поросшие, деревни попадались лишь изредка, да и те едва видны были – широка река, а суда шли почти что посередине. Пороги впереди, пороги, волок… Единственная княгини надежда! Понимала Елена – после волоков-то до Ладоги малость останется – плыви себе, да плыви, а в Ладоге уж точно ничего хорошего ее не ждет, недаром шпыни так туда стремятся. Значит, надо до Ладоги все успеть… На порогах? Вряд ли и выйдет – там-то шпыни внимание свое утроят, не позволят добыче на волоке ускользнуть, воинами окружат… Значит, раньше освободиться надо – а как? Думай, Елена, думай, ты ж умная, недаром из простого ватажника князя великого сделала! Да что там князя – императора!

Наняв три челна – не побрезговал и рыбацкими, уж какие были – князь Егор с частью воинов пустился в погоню по реке, остальная же дружина пробиралась берегом – не шибко-то обжитым, бездорожным, болотистым. Одно было хорошо – уже знали наверняка, что гнусные тати, обманом захватив в полон княгиню да детушек ее, Мишу с Аннушкой пустились в путь к Ладоге – о том поведали рыбаки да оставшиеся без ладьи купцы.

– Нагоним, – подгоняя гребцов, покусывал усы Вожников. – Не у порогов, так в Ладоге. Некуда им от нас деться!

Говоря так, князь подбадривал себя: деться-то из Ладоги как раз было куда, особенно ежели покачивался у пристани какой-нибудь морской кораблик. Вышел в Нево-озеро, потом, по Неве-реке, в Балтику, а там – все дороги открыты. Эх, была бы связь – связался бы сейчас с крепостью Орешек, что в истоке Невы, перекрыли б «шильникам» поганым дорожку. Господи… и когда еще собирался светотелеграф устроить? Все, как положено – с зеркалами, по ночам – с факелами горящими. Собирался,