Жизнь волшебника - Александр Гордеев

Сначала дали что-то светлое, обнадёживающее, а когда оно проросло, то вырвали

с корнем. Чем же сейчас себя занять? Может быть, в конце концов, с этими книжными полками

353

закончить да расставить книги, как положено? А зачем? Какой смысл в этом? Время до вечера не

идёт, а тянется. Хотя, что ему вечер? К Тоне он сегодня не пойдёт. А если не пойдёт, то что будет

делать? Мотаться вот так по дому? Сколько? Весь вечер? Всю ночь?

С наступлением темноты настроение снова меняется. Нет, не идти он не может. Да ему всё

равно, какая она и кто у неё был! Главное, что она есть. Потому что без неё – вообще пустота. Он и

виду не подаст, будто что-то знает про неё.

Кармен встречает на пороге тёплыми глазами, ласковой улыбкой. Она обнимает его, Роман

старается улыбнуться в ответ и чувствует, что его улыбка не живая – появившись, она замерзает,

как маска. И потянуться навстречу Тоне он тоже не может.

– Проходи, проходи, – говорит она с недоумением видя его скованность, – ты голодный,

наверное. Я пока ждала, начистила картошки, сейчас брошу на сковородку.

Роман вспоминает, что после встречи с Арбузовым ещё не ел.

– Не хочу, – независимо и натянуто говорит он.

Пройдя в комнату, Роман со вздохом опускается в кресло. Тоня смотрит ему вслед каким-то

отстающим взглядом.

– Что с тобой? – спрашивает она.

– Ты бы уж рассказала мне о своих мужиках, – говорит он неожиданно для себя, мгновенно

меняя свои намерения – притворяться всё равно не получится. – Или мне узнавать от них самих?

Ты же понимаешь – в селе живём.

Тоня, вмиг погрустнев, садится на тихо вздохнувшее кресло напротив.

– Жаль, что ты опередил меня с этим вопросом. Я сама хотела всё рассказать. Не рассказать

даже. Покаяться… Да-да именно покаяться. Перед тобой это нужно. Ну что ж…

С минуту она сидит, потом вдруг усмехается.

– Смешно даже. Надо с кого-то начинать. А с кого? Ну ладно, хотя бы с этого…

Она рассказывает, Роман отрешённо смотрит в тёмное окно. Тяжело всё это слышать, потому

что она ему не безразлична. Мужчин у неё набирается порядком. Арбузов в их числе. Он был

приглашён всего лишь один раз. Она говорит, что такие, как он, ей не нравятся. Так, от скуки

позвала. А в числе тех, кто действительно притягивал самые яркие, самые серьёзные мужики

Пылёвки. Роман знает всех этих мужиков, но как-то странно связывать их теперь с Тоней. В селе,

конечно, есть свои тайные любовные ниточки, которые иногда всплывают, становясь предметом

сплетен, здесь же этих нитей сразу целый обнажённый клубок. В одном месте исповеди, услышав

имя бригадира карачаевских стригалей, Роман чувствует, будто его душу окатили кипятком.

– Алишер?! Этот смазливый красавчик? – стонет он.

Не удержавшись, он перебивает её, чтобы рассказать об Алишере своё.

– А мне он таким не казался, – грустно признаётся Кармен. – Прошу тебя, не расстраивайся ты

так. Это всё прошлое. Мне ведь было тогда всё равно: был бы мужик. В возможность любви я не

верила. Того, кто мне нравился, я приглашала сама, а того, кто навязывался, отшивала. Но все они

постепенно как бы отвалились от меня. Ко мне один Павел до сих пор ходит.

– Как ходит? – вскинувшись, спрашивает Роман.

– Да так и ходит, что придёт, стучится, я подхожу, спрашиваю, кто это, и отправляю домой.

Видно он привязался ко мне больше всех. Но мне и он не нужен. Мне всё время хотелось

встретить такого, который бы навязался, а я бы отшить не смогла. Мне хотелось иметь мужчину с

сильным характером, который бы в жизни что-то мог, мог на чём-то настоять.

– Значит, и я не тот, – усмехнувшись, замечает Роман.

– А ты вообще не тот. По всем статьям не тот. Такого я и не загадывала. Ты превосходишь даже

такого, о каком я мечтала. Всегда, даже когда я приглашала других, ты был каким-то исключением

в моих взглядах на мужчин. Ты такой спокойный, рассудительный, внешне даже обычный, ни

одного резкого слова от тебя не услышишь, но от твоих спокойных слов у меня мурашки по коже

бегут. Слова твои мнут меня, как бумагу, каждое твоё тихое слово во мне звенит. Ты меня всю

перевернул, я полностью в твоей власти. У тех всё было внешне: вид, гонор, а меня прожигает

насквозь, доводит до бешенства один твой спокойный синенький взгляд. Я тут как-то сидела и

думала: а что будет со мной, если ты посмотришь на меня рассерженно? Ты же убьёшь меня

одним взглядом! Забудь обо всех, кто у меня был. Теперь вся моя жизнь раскололась на жизнь до

тебя и на жизнь при тебе. Если тебе это надо, то суди меня, как хочешь. От тебя я всё снесу,

потому что чувствую себя виноватой перед тобой. Виноватой по самому большому счету.

Изначально я должна была принадлежать только тебе, а принадлежала ещё и другим.

– Не могу я тебя судить, не имею права, – обезоружено отвечает Роман.

– Нет, – тут же возражает Тоня, – ты такое право имеешь. Я сама тебе его даю. Суди меня, как

хочешь…

Роман не понимает, что происходит в его душе. Шёл сюда как бомба, заряжённая

раздражением, злобой, обидой. Здесь узнал о ней столько, впору бы и взорваться, но это почему-

то напротив, разрядило его. Главное, чтобы она не скрыла ничего. Тайного оставаться не должно.

– Это всё? – спрашивает Роман.

354

– Всё, миленький, всё.

Он, расслабившись, полулежит в кресле. Просто задумчиво смотрит куда-то в угол. Кармен

сидит перед ним, покорно склонив голову. Она знает, что он её простит. После такой искренней

исповеди просто не имеет права не простить.

– А знаешь, – задумчиво произносит наконец Роман, – мне даже нравится, что ты не святая.

Святые не надёжны. Но чтобы у тебя не было такого впредь, я врежу в твою дверь свой замок,

буду иметь свой ключ, чтобы приходить сюда когда угодно, в самое неожиданное время.

Тоня, сглотнув комок в горле, перемещается в кресло, ложится на него, обнимая.

– Для тебя моя дверь открыта всегда: днём и ночью. Когда б ты ни пришёл – ты мне нужен

всегда. Когда я вспоминаю тебя днём, мне становится так хорошо, как будто у меня увеличивается

сама душа.

Ещё какое-то время они лежат молча словно заново прислушиваясь друг к другу.

– Ромушка, а можно я для тебя картошку пожарю? – вдруг спрашивает она. – Я же знаю, что ты

голодный.

– Жарь, – невольно улыбнувшись, говорит он.

– Ой спасибо, спасибо тебе, дорогой, –